Литературно-публицистический журнал «Клаузура» и Ассоциация писателей и драматургов «Русский мост» представляют писателя  Анну Сохрину

Анна Сохрина — писатель, журналист, лауреат нескольких литературных премий. Живые, узнаваемые герои, замечательный юмор — рассказы о русскоязычной эмиграции в Германии, о нас с вами. А также тонкие и трогательные женские истории.

РАБОТАЮ   ЕВРЕЙКОЙ

Самая короткая дорога к антисемитизму – это работа в еврейской организации…

Я бы не вспомнила эту шутку моего старого приятеля  Семки  Венцеля, оброненную как-то по случаю, если бы судьба причудливым изгибом не занесла меня в Германию, заставив поработать в одной еврейской организации.

— Так кем ты сейчас работаешь? — недоуменно спрашивали меня подруги.

— Работаю еврейкой, — так же недоуменно отвечала я.

— И  платят? — удивлялись они.

— Платят, — удивлялась я.

В действительности же наша контора напоминала мне советский дом культуры только с сильным еврейским акцентом.

Все кружки и клубы у нас еврейские. Ветераны Великой отечественной войны – евреи, поэты и прозаики из литературного кружка – евреи, художники – тоже наши люди, юные   шахматисты, само собой, шахматы – вообще традиционный еврейский жанр. Ну, а про клуб одесситов и говорить не приходится. Как заметил популярный сатирик – в связи с массовым отъездом евреев из Одессы, политическая и сексуальная жизнь города сильно снизилась.

Когда потерянные от переезда в чужую страну и незнания языка пожилые евреи возникали на нашем пороге — они успокаивались. В каком-то смысле наша контора обладала расслабляющим эффектом. Во-первых, здесь все говорили по-русски, что сразу радовало, и ты мог не стоять соляным столбом с ужасом  вслушиваясь в непонятную чужую речь, а во-вторых здесь были клубы по интересам. У нас можно  было найти единомышленников, что в эмиграции особенно важно.

Я занималась культурой для русских евреев. Устраивала музыкальные, литературные и прочие просветительские вечера. «Несла культуру в массы», — как сказал бы тот же Семка Венцель . И в принципе была довольна, особенно, когда вечер удавался, и мои старички уходили от меня довольные.

Самым сложным  народом оказались литераторы. «Кружок при синагоге, а амбиции  как при Союзе Писателей» — сформулировал мой приятель. Чувствуя во мне коллегу по производственному цеху, свободные авторы завалили меня огромным числом толстенных рукописей. Большая часть из них не выдерживала никакой критики.

Если человек всю жизнь проработал инженером по технике безопасности где-нибудь в Черноголовке, а на старости лет, обеспеченный социалом и обилием свободного времени стал писать роман… Убежденный, что это конечно же «Война и мир» и «Анна Каренина» вместе взятые… То чтобы с ним разговаривать надо обладать квалификацией психотерапевта. Я поняла это не сразу.

Вовлеченная в  дискуссию, по простоте душевной сказала какие-то профессиональные слова, что мол автору неплохо поучиться грамотному русскому языку, а данная рукопись имеет такое же отношение к литературе, как я к балету Большого театра. И осеклась… Был страшный взрыв негодования, обвинения и сердечный приступ. После этого я зареклась.

— Кто из вас более великий рассудит время,-улыбалась я очередному автору.- А литературный вечер в принципе сделать можно. Но не сейчас, позже…  Знаете, в этом месяце сплошь еврейские праздники.

— Снимаем нагрузку с больничных касс,-сказала я своему начальству. — Пусть пишут. Очень полезно, особенно в преклонном возрасте. Будет меньше инфарктов и инсультов.

Со временем  я литераторов просто полюбила. Абсолютно самодостаточны.  Никакой с ними возни — сами пишут, сами читают, сами слушают.

Труднее было с учеными — те все норовили позвать на лекции по квантовой механике. А у меня в школе и с арифметикой было плохо.

Ветераны — каждый год 9 мая праздновали День победы над фашистской Германией. Выпускали стенную газету на русском языке с фотографиями. Надевали ордена и ездили на братское кладбище с ветеранами немцами. Очень трогательно, я вам скажу. Им всегда было о чем поговорить.

Одна активная ветеранша к 9 мая написала сценарий празднования Дня Победы. Шеф собрал всех творческих работников у себя в кабинете на обсуждение. Сценарий был написан в лучших традициях концертов после партийных съездов. Здесь было все – и песня «Стоит над горою Алеша — Германии русский солдат…» и танец «Яблочко» в исполнении детского еврейского танцевального коллектива, и громкое декларирование стихов известных советских авторов. В-общем, сидя на этом творческом совете я больше всего  боялась расхохотаться в голос. Смех просто душил меня.

Если учесть, что место действия центр Берлина, Германия, здание синагоги, 2002 год — то градус абсурда, комичности происходящего приближается к запредельному.

Так вот идет эта дискуссия о победе над Германией, а в это время в кабинет заглядывает кудрявая голова и кричит:

— Мацу привезли! Все на разгрузку!

Конечно, жанр в котором мы все здесь живем — это трагикомедия.

При приеме в еврейскую общину одна дама воскликнула:

— Как это вы мне не верите?! Христом богом клянусь, я еврейка!

А на одном бурном собрании где все, как водится, переругались и так и не смогли ни о чем  договориться, мой седовласый сосед вздохнул с библейской грустью:

— Как с ними говорить? Рука руку моет и обе грязные…

А недавно мне позвонила одна знакомая еще по Питеру журналистка, она живет в Мюнхене и работает в Толстовском обществе. Мы с ней долго проговорили.

— Я работаю русской, а ты еврейкой, — подытожила она.

Летом нашей конторой была организована прогулка на корабле по реке Спрее для еврейских активистов. «Вот, вот, вот, идет еврейский пароход — боцман, лоцман, Кацман…» Активисты долго перезванивались, обсуждали кто берет какую еду, а любое еврейское мероприятие по-моему опыту начинается с обсуждения меню. Хорошо, если после долгих споров на эту тему останется время для уточнения сути самого мероприятия. Так вот народ на прогулку подобрался все больше Днепропетровский и Черновицкий, а там с едой все обстоит серьезно. И на корабль были загружены огромные баулы со всевозможными припасами для культурного отдыха. И только наши люди решили слегка перекусить, выпить, а затем и потанцевать вволю, для чего принялись не спеша расстегивать на летнем солнышке молнии у баулов, как появилась худосочная официантка с белобрысым шефом и на чисто немецком заявила, что всю еду и напитки необходимо покупать в корабельном буфете. А приносить съестное и выпивку на корабль нельзя.

Активисты так и застыли над надкусанными бутербродами с копченным салом. Праздник грозил быть испорченным.

— Так у нас еврейская организация, — нашелся кто-то. — Нам нельзя, у нас здесь все кошерное…

Пристыженные немцы удалились, а активисты достали из баулов кошерную водочку и продолжили гулянье. Танцевали с таким чувством, что одна дама из старой эмиграции угодила в стеклянную витрину и разбила ее.

Опять прибежали немцы.

— Да заплачу я им, заплачу, — замахала она рукой, оттирая потекший грим с лица. — Пусть отвалят…

— Конечно заплатит, — сказала моя соседка. — Да она, если захочет может купить этот пароход вместе с официанткой, все пароходство и реку Спрее впридачу…

— Ну это, пожалуй, вы преувеличиваете, — вежливо возразила я.

— Преуменьшаю! — захохотала дама.

И вот и я не знаю, преувеличиваю я или преуменьшаю, описывая картинки своей жизни «работая еврейкой».

— Послушай, и чем ты там занимаешься, — недоумевал, вальяжно развалясь в кресле огромного кабинета с видом на Неву мой питерский издатель, друг мятежной юности. — Мелкий служащий при синагоге…

Я не стала ему ничего объяснять, Потому как здешнюю жизнь, как и любовь, объяснить нельзя.

Корабль плывет…