Иллюстрация: Амир Арсланов. «Лев Толстой в степях Башкирии»

Татары и башкиры — два тюркских народа, чья национальная культура представляет собой некое единство традиций и обычаев, общность духовных интересов, но главное, что их отличает, так это схожесть исторических судеб. Мои читатели часто пишут, что, говоря об истории татарского народа, о роли татар в тех или иных событиях прошлого, я ничего не говорю об участие в башкир в тех же событиях или в связи с теми же великими мыслителями русской и западноевропейской культуры, о которых я пишу в последние годы в своих книгах и статьях. В предыдущей статье, посвященной башкирской истории, я рассказал о луке и стрелах, подаренных Иоганну Вольфгангу Гете башкирским сотником, о событиях Отечественной войны 1812 года, в которых участвовали «северные амуры» — легендарные башкирские воины.

В этой статье речь пойдет о том, как Лев Николаевич Толстой находил подтверждения своих философских убеждений в реальности башкирской жизни, обретая в ее природе и традиционной культуре простые смыслы человеческого бытия.

В центре нашего внимания будет небольшой рассказ писателя — «Ильяс», который вызвал пристальный интерес в странах мусульманского Востока, и, прежде всего, в Турции, где этот рассказ вышел под заглавием «Ильяс или богатство» (1891) в переводе, известной в Турции под именем Гюльнар Ханым, Ольги Лебедевой – одной из самых ярких представителей первой когорты переводчиков русской литературы на турецкий язык. Посыл переводчика читателям в мусульманском мире был абсолютно точен — произведения Льва Толстого «написаны для того, чтобы украшать нравственность».

Я не литературовед и не пытаюсь выступать в подобном качестве.   Все что я хочу – это то, чтобы наши дети, мои сыновья и внуки знали правду об основах Российской культуры, ее этнической мозаичности, «цветущей сложности», на которой должно держаться единство нашей многонациональной страны.

Сегодня очень важно прислушаться к истории, не переписывать ее в угоду сиюминутным политическим требованиям, а прислушаться. Научится слушать и понимать сказанное 100, и 1000 лет назад так, словно это говорится сегодня нам, и для нас.

Башкирские дороги Льва Толстого

Толстой и Башкирия – это отдельная тема. Для нас сегодня важно, что Толстой не просто находил здесь сюжеты для своих произведений, но искренне любил эту землю, ситая Башкирию «одним из самых благодатнейших краев России». В письме к Афанасию Фету он писал: «Край здесь прекрасный, по своему возрасту только что выходящий из девственности, по богатству, здоровью и в особенности по простоте и не испорченности народа».
Лев Николаевич часто бывал в башкирских краях, изучал быт и фольклор народа. Нередко он писал жене Софье Андреевне, как тепло его принимали просты «башкирцы», которые его сразу узнали и приняли радостно (15 июня 1871 года), а когда однажды Толстой приехал на Каралык с сыном Ильей, тот стал свидетелем особо расположения «башкирцев». Вот как Илья вспоминал об этой поездке: «Мы ходили в степи смотреть башкирские табуны, — вспоминал Илья Львович. — Папа похвалил одну буланую лошадь, а когда мы собирались ехать домой, то эта лошадь оказалась привязанной около нашей оглобли». Это был особый знак признательности, который Толстой принял, осознавая свою особую ответственность перед этим простым и душевно шедрым народом.

Свою любовь и благодарность «башкирцам» Толстой выразил не только в своих литературных произведениях, которые по праву признаются шедеврами всемирного литературного наследия, но, и конкретным делом. В голодные 1873 и 1874 годы Лев Николаевич оказал большую помощь самарским крестьянам и башкирам. Он выступил со страстным «Письмом к издателям», в котором изложил собранный им материал о страшном голоде в этих краях. Выступление великого писателя произвело большое впечатление: в пользу голодающих было собрано 1887 тысяч рублей и 21 тысяча пудов хлеба. Это помимо того, что граф оказал значительную материальную помощь из своих собственных средств.

Сабантуй с Львом Толстым 

Оказав помощь башкирскому народу в голодные годы, Лев Николаевич летом 1875 года со всей своей семьей приехал в башкирские степи. Мыслитель хотел, чтобы мир его дома, его семьи, соприкоснулся с миром башкирской традиционной культуры. Об этом много написано, но никто из авторов не обратил внимания, что Лев Николаевич задумал устроить для башкир настоящий сабантуй (о сущности сабантуя см. Исмагил Шангареев: Сабантуй в Италии https://oren.ru/sabantuy/)

И дело здесь не в традиционном времени, когда отмечается этот любимый всеми тюркскими народами России праздник, а в его сущности. Ключевой идеей Толстого было устроить состязания на лошадях, которые для башкир являются основой любого праздника. Прибавьте к этому, что великий аксакал не пожалел средств на ценные призы победителям, и можно себе представить, как это взбудоражило всю башкирскую степь. Весть о празднике для башкир, задуманном Львом Толстым в мгновение ока облетела окрестные деревни, и в назначенный день съехалось несколько тысяч башкир, татар, уральских казаков и русских крестьян.

Лев Толстой на любимом коне Делире

Благодаря всеобщим стараниям скачки превратились в большой праздник. Собравшиеся — участники и зрители, два дня пели песни, танцевали, пили кумыс, ели баранину и традиционную для тюрков конину. По вечерам устраивались борьба и другие состязания, в которых принимал самое активное участие и сам Лев Николаевич. Известно, что он очень любил слушать башкирскую музыку, особенно его восхищало горловое пение.
По сути это был настоящий сабантуй — праздник, в котором проявлялось все богатство и сила Духа башкирского народа, его неповторимое очарование, нашедшее яркое отражение в творчестве Льва Николаевича.

Рассказ Льва Толстого «Ильяс» (1885)

Рассказ Льва Толстого «Ильяс» многие годы интерпретировался как вариации Толстого на тему «непротивления злу», смирения перед судьбой, сделанные на башкирском материале. Согласно главной фабуле рассказа, зажиточный башкир Ильяс и его жена Шам-Шемаги находят душевный покой и подлинное только тогда, когда, вконец обнищав, становятся батраками другого богатея. Многочисленные исследователи наследия Толстого, дружно делают вывод, что главный смысл рассказа – освобождение от бремени богатства.

Скажу сразу, что это весьма поверхностный взгляд на эту башкирскую историю, которая отражает скорее идеи исламского аскетизма, стремления освободится от уз материи, нежели христианские призывы к смирению перед судьбой. Важно понимать, что Толстой не просто углубился в смыслы жизни башкирского народа, но проникся их главными духовными ценностями, среди которых главное место принадлежит религии ислама (См. кн. Исмагил Шангареев, Нурали Латыпов. Ислам и мир. – М.: АСТ, 2018, с. 46-65).

Чтобы не быть голословным, хочу привести ключевой фрагмент рассказа «Ильяс», дабы читатель мог сам, сделать вывод о идейной направленности его главных смыслов:

А вот как сужу: жили мы с стариком пятьдесят лет — счастья искали и не нашли, а только вот теперь второй год, как у нас ничего не осталось, и мы в работниках живем, мы настоящее счастье нашли и другого нам никакого не надо.

Удивился гость, и удивился хозяин, привстал даже, откинул занавеску, чтобы видеть старуху. А старуха стоит, сложив руки, усмехается, на старика своего смотрит, и старик усмехается. Старуха еще раз сказала:

— Правду я говорю, не шучу: полвека счастья искали и, пока богаты были, все не находили; теперь ничего не осталось, в люди пошли жить, — такое счастье нашли, что лучше не надо.

— Да в чем же ваше счастье теперь?

— А вот в чем: были мы богаты, не было у нас с стариком часу покоя; ни поговорить, ни об душе подумать, ни богу помолиться. Сколько у нас заботы было! То гости к нам, — забота, кого чем угостить, чем подарить, чтобы не обессудили нас. То гости съедут, за работниками смотрим — они норовят отдохнуть да послаще съесть, а мы глядим, чтобы наше не пропадало, — грешим. То забота, как бы волк не зарезал жеребенка или теленка, как бы воры косяка не угнали. Спать ляжешь, не спится — как бы ягнят не передавили овцы. Пойдешь, ходишь ночью; только успокоишься, — опять забота, как корму на зиму запасти. Да мало того, и согласья у нас с стариком не было. Он говорит, так надо сделать, а я говорю этак, и начнем грешить и браниться. Так жили мы из заботы в заботу, из греха в грех и не видали счастливой жизни.

— Ну, а теперь?

— Теперь встанем мы с стариком, поговорим всегда по любви, в согласье, спорить нам не о чем, заботиться нам не о чем, — только нам и заботы, что хозяину служить. Работаем по силам, работаем с охотой, так, чтоб хозяину не убыток, а барыш был. Придем — обед есть, ужин есть, кумыс есть. Холодно — кизяк есть погреться, и шуба есть. И есть, когда поговорить, и об душе подумать, и богу помолиться. Пятьдесят лет счастья искали, теперь только нашли.

Засмеялись гости.

А Ильяс сказал:

— Не смейтесь, братцы, не шутка — это дело, а жизнь человеческая. И мы глупы были с старухой и плакали прежде, что богатство потеряли, а теперь бог открыл нам правду, и мы не для своей утехи, а для вашего добра вам ее открываем.

И мулла сказал:

— Это умная речь, и все точную правду сказал Ильяс, это и в Писании написано.

И перестали смеяться гости и задумались.

В этом простом на первый взгляд повествовании явно присутствует пространственно-временная двупланность. Мотивы духовного просветления переплетаются с исламскими представлениями о том, как важно быть свободным от бремени земных соблазнов. С одной стороны, действие отражает реальную жизнь башкирской степи, а с другой стороны — выходит в сферы вневременные, восходя к аятам Корана.

В целом, и это признано безоговорочно, не только «Ильяс», но все «народные рассказы» Толстого на фоне новеллистки конца XIX — начала XX века являются новаторскими. Согласно многочисленным исследованиям: «новаторство заключается в том, что Толстой существенно расширил жанровые возможности традиционных форм, трансформируя их в притчевые конструкции. Вместе с тем, «народные рассказы» перерастают рамки нравоучительных произведений; они ориентированы не столько на морализаторство, сколько на поиски способов богопознания, способов гармонизации человека с самим собой и миром».

Сегодня мы отчетливо видим, что, собирая как пазлы реальное и идеальное в целостную конструкцию бытия башкирской степи, Толстой создал произведения расширенного духовного поиска, раскрыв для всего мира величие и глубину Духа башкирского народа.

Исмагил Шангареев