Хорошо, что есть Дмитрий Быков. Он активный. То и дело попадается мне на глаза. А что он ни напишет, чаще всего оказывается ошибкой. И – я имею повод, проверяя, действительно ли она – ошибка, написать новую статью. В статье ведь для меня что важно? – Чтоб она была не водянистой, конкретной. И, главное, чтоб было выявлено, какие в разбираемом художественном произведении есть детали, которые можно отнести к следу подсознательного идеала, лежавшего в основе вдохновения, заставившего автора такую деталь применить. При таком подходе новизна статье обеспечена. А если не найдётся такие следы обнаружить, то я получу возможность усомниться в художественности разбираемого произведения. Тут даже и сенсация может случиться. Правда, из-за амикошонства моего. Если нехудожественным окажется произведение Пушкина.

Разбираться я стану с «Бородинской годовщиной» (1831).

Великий день Бородина

Мы братской тризной поминая,

Твердили: «Шли же племена,

Бедой России угрожая;

Не вся ль Европа тут была?

А чья звезда ее вела!..

Но стали ж мы пятою твердой

И грудью приняли напор

Племен, послушных воле гордой,

И равен был неравный спор.

  —

И что ж? свой бедственный побег,

Кичась, они забыли ныне;

Забыли русской штык и снег,

Погребший славу их в пустыне.

Знакомый пир их манит вновь —

Хмельна для них славянов кровь;

Но тяжко будет им похмелье;

Но долог будет сон гостей

На тесном, хладном новоселье,

Под злаком северных полей!

  —

Ступайте ж к нам: вас Русь зовет!

Но знайте, прошеные гости!

Уж Польша вас не поведет:

Через ее шагнете кости!…»

Сбылось — и в день Бородина

Вновь наши вторглись знамена

В проломы падшей вновь Варшавы;

И Польша, как бегущий полк,

Во прах бросает стяг кровавый —

И бунт раздавленный умолк.

  —

В боренье падший невредим;

Врагов мы в прахе не топтали;

Мы не напомним ныне им

Того, что старые скрижали

Хранят в преданиях немых;

Мы не сожжем Варшавы их;

Они народной Немезиды

Не узрят гневного лица

И не услышат песнь обиды

От лиры русского певца.

—  

Но вы, мутители палат,

Легкоязычные витии,

Вы, черни бедственный набат,

Клеветники, враги России!

Что взяли вы?.. Еще ли росс

Больной, расслабленный колосс?

Еще ли северная слава

Пустая притча, лживый сон?

Скажите: скоро ль нам Варшава

Предпишет гордый свой закон?

  —

Куда отдвинем строй твердынь?

За Буг, до Ворсклы, до Лимана?

За кем останется Волынь?

За кем наследие Богдана?

Признав мятежные права,

От нас отторгнется ль Литва?

Наш Киев дряхлый, златоглавый,

Сей пращур русских городов,

Сроднит ли с буйною Варшавой

Святыню всех своих гробов?

  —

Ваш бурный шум и хриплый крик

Смутили ль русского владыку?

Скажите, кто главой поник?

Кому венец: мечу иль крику?

Сильна ли Русь? Война, и мор,

И бунт, и внешних бурь напор

Ее, беснуясь, потрясали —

Смотрите ж: все стоит она!

А вкруг ее волненья пали —

И Польши участь решена…

 —

Победа! сердцу сладкий час!

Россия! встань и возвышайся!

Греми, восторгов общий глас!..

Но тише, тише раздавайся

Вокруг одра, где он лежит,

Могучий мститель злых обид,

Кто покорил вершины Тавра,

Пред кем смирилась Эривань,

Кому суворовского лавра

Венок сплела тройная брань.

 —

Восстав из гроба своего,

Суворов видит плен Варшавы;

Вострепетала тень его

От блеска им начатой славы!

Благословляет он, герой,

Твое страданье, твой покой,

Твоих сподвижников отвагу,

И весть триумфа твоего,

И с ней летящего за Прагу

Младого внука своего.

Тут надо иметь в виду, что стихотворение написано на взятие Варшавы в 1831 году. Было восстание в Польше против России, и взятие Варшавы было моментом подавления этого восстания. Взятие произошло в тот же день, когда 19 лет тому назад была Бородинская битва, предопределившая поражение Наполеона. Надо знать ещё, что в армии Наполеона французов было 300.000 (или около 47%), немцев 141.000 (или около 22%), поляков до 100.000 или около 15,7%, австрийцев 40.000 или 6,3%, итальянцев 34.000 или 5,3% (https://anikonov.livejournal.com/709464.html). Надо знать, что поляки всегда считали себя авангардом Запада против России.  И надо также знать о наличии «стойкого убеждения Пушкина в том, что польское восстание – ничуть не меньшая угроза для России, чем нашествие Наполеона» (http://tbv.spb.ru/r&w/3-8.php).

Для моей цели нужна текстовая неожиданность (как след рождения от подсознательного идеала).

И она неоднократно дана, оказывается, в стихотворении:

««Бородинская годовщина» – это в полном смысле слова «стихотворение на случай». В таких произведениях, где поэт прежде всего ставит перед собой задачу как можно четче и полнее высказаться по какому-нибудь важному для него поводу, чисто поэтическая образность обычно отходит на задний план. Не так получилось у Пушкина; то таинственное, темное, иррациональное начало, которое исподволь питает всякую истинную поэзию, здесь проявляет себя ничуть не меньше, чем государственные, исторические соображения Пушкина или его патриотический пафос. Мистическое влечение Запада к России… выглядит у Пушкина как упоение и опьянение славянской кровью, как пир, который манит Запад и который снова завершится тяжким похмельем и долгим сном гостей «на тесном, хладном новоселье»» (Там же).

Надо ли разбирать, какие эпитеты и тропы сфонтанировались у вдохновлённого  Пушкина?

Самое неожиданное тут даже не искусство слова, а искусство вымысла (его можно аж абы какими словами пересказывать – поэтичность не уменьшится). Взять и назвать пиром поражение. (При Бородине у русских формально было поражение – отступили в результате и отдали вторую столицу. Но. Сохранилась армия, слишком большие людские потери у Наполеона, и отсутствие обеспечения у французов в Москве. Эта победа Европы была началом общего поражения. А для России – окончательным утверждением самобытности, которая стояла под вопросом, начиная с западника Петра.)

И перец даже не в том, что тут с пиром ассоциирована русская победа, а, наоборот, европейское поражение: «пир их манит».

Как у русского поэта некий магнит в России для Запада привиделся?!.

Вяземский (друг Пушкина) не смог подняться на пушкинскую высоту (назовём так в порядке аванса) и критиковал «Бородинскую годовщину»:

«За что возрождающейся Европе любить нас?..» (https://www.borodino.ru/wp-content/uploads/2017/09/Kuznetsov.pdf).

Там же – по Вяземскому – прогресс, магистральный путь развития человечества! Капиталистическая рациональность (хоть этого словосочетания тогда не существовало, но чувствовалось)! А Россия – в историческом тупике, в крепостничестве.

А что «увидело» подсознание Пушкина в противоречии «русской штык и снег», как  «пир их манит»?

Признаюсь: я знал к чему вести вас, читатель. Давно, в http://art-otkrytie.narod.ru/pushkin5_2.htm , было выведено, что «Идеал консенсуса великих народов… можно увидеть и в “Бородинской годовщине” [на то же взятие Варшавы сочинённом]». Это было развитием предыдущего пушкинского идеала – сословного консенсуса в России (доказанного, например, в http://art-otkrytie.narod.ru/pushkin2_1.htm и в продолжении этой книги).

Я только не знал, какое текстовое противоречие на этот идеал укажет. (Противоречие – есть вернейший признак наличия нецитируемого художественного смысла {который и есть подсознательный идеал}.)

***

Теперь можно рассмотреть мнение Быкова:

«…он [Пушкин] выбрал сотрудничество с властью, которая, между прочим, начала именно с репрессий; вероятно, самым трудным в его жизни был именно выбор 8 сентября 1826 года… Именно этот выбор привёл сначала к «Бородинской годовщине»… В российских условиях художник и заложник рифмуются не просто так… и если художник не уезжает, рано или поздно ему приходится вставать на позицию «Варшаванаша» или «Крымнаш», так что актуальность пушкинско-николаевской темы с годами не убывает»

(https://ru-bykov.livejournal.com/3938381.html).

Полная ерунда.

Быков не учёл того, что идеалы у Пушкина очень быстро менялись. Да, в 1826 году Пушкину было мыслимо сотрудничать с Николаем. На ниве просвещения. Он ждал, что Николай помилует декабристов. ««Комитет 6 декабря 1826»… [рассматривал] проекты личного освобождения крестьян, запрета отчуждать их без земли и др.» (https://ekoshka.ru/rossija-pri-nikolae-1/). Но Пушкин быстро в царе разочаровался. Его следующий идеал называют так: идеал Дома и Семьи. Следующим был упомянутый консенсус в сословном обществе.

А о нецитируемости художественного смысл Быков вообще не догадывается.

Не виноватая я…

Соломон Воложин