Действующие лица:

Русская литература, измождённая дама неопределённого возраста.

Иванов Николай Иванович, Председатель Союза писателей России.

Бодров Олег Петрович, секретарь правления Союза писателей России.

Наталья, секретарша.

***

Кабинет Председателя Союза писателей России. Иванов, встав на стул, вешает на гвоздь портрет президента. Спускается со стула, и, отойдя на середину кабинета, становится по стойке «смирно». Из приёмной доносится шумный разговор.

Иванов: Наталья, что там происходит?

Наталья: (стоя в дверях)  Нет, это бред какой-то, Николай Иванович! Явилась какая-то… словом, женщина и утверждает, что она Русская литература.

Иванов: Что за чушь!.. Вы у неё документы проверили?

Наталья: Она мне показала членский билет Союза писателей СССП, подписанный Сергеем Михалковым.

(Пауза)

Иванов: Любопытно… Ну, и кто же она такая?

Наталья: Русская литература.

Иванов: А своего имени у неё нет?

Наталья: Она утверждает, что это её собственное имя.

Иванов: Хорошо, что числом «пи» не назвалась. И где же она живёт-обитает?.. Может, это опять какой-нибудь хитрый наезд на писательскую собственность, а эта особа — передовая разведчица?.. Хотя у неё писательский билет, да ещё подписанный Михалковым, это же редкость.

Наталья: Скорее всего, она ещё не совсем, но уже порядком того. Говорит, что жила в кабинете Михалкова, потом у дежурных секретарей Союза Писателей, затем на чердаке, не помнит сколько, обитала. Когда начался  ремонт, приютилась  в  каптёрке,  где рабочие переодеваются.

Иванов: Как же она питается?

Наталья: В подземных переходах стихи читает… Я припоминаю, что вроде видела её за этим занятием в метро на Таганке.

Иванов: Надеюсь, она не опасна. Вдруг закатит истерику, потому будьте рядом, в приёмной.

Наталья: (с обидой) Где же мне ещё быть?

Русская литература (из приёмной): Где это вы, барышня, запропали?..

(Появляется в дверях кабинета)

Не так меня привечали при Михалкове, не так… Он меня всегда встречал на лестнице. Боже! Как он умел целовать женские руки, от пальчиков до плеч, и непременно в щёчку чмокнет.

(Протягивает руку для поцелуя смущённому Иванову)

Иванов: Обойдёмся без нежностей.

Русская литература: Фу, какой парвеню… Мою руку почитали за честь поцеловать и российские государи-императоры, и гении русской словесности. Что, брезгуешь?.. Я к Державину часто в гости заходила, он в честь меня непременно пир устраивал. Гаврила Романович, когда совсем старым стал, отправил меня на жительство к Пушкину. Славно мне и у Александра Сергеевича жилось, пока он не женился. Я с ним всю Россию объехала от Михайловского до Тавриды, Кавказа и Поволжья. Я от него премного здравого ума набралась, как и от Крылова. А как меня Гоголь смешил, такого весельчака у меня больше не было. Беда только, зачитался библейскими текстами, а религия писательский талант сушит.… Что-то я в кабинете его портрета не вижу, вы, часом, не разжаловали его из классиков?

Иванов: (к Наталье) Где Гоголь?

Наталья: Вы же его сами Кукушенко отдали, чтобы он интерьер освежил в своём кабинете.

Иванов: (вытирая руки платком) Запачкался, когда портрет крепил на стену. Обратите внимание. Это вам не массовка, а работа самого Никаса Сафронова, так сказать, жанровый портрет с писательской атрибутикой: Пегасом и лирой. Владимир Владимирович ценит писателей и обещал как-нибудь заглянуть к нам… Жаль только, что его советник по культуре шепчет ему в ухо всякие гадости про нашу организацию. Да  и  зятёк  этого советника  парень  не  промах, того  и гляди, подложит свинью.

Русская литература: (принюхиваясь и оглядываясь по сторонам) Чем-то у вас таким неприятным попахивает: вроде как сырым погребом…

Иванов: В здании идёт ремонт, возможно от него запах, но я не чую…

Русская литература: Этот запах проветриванием не изгонишь. А я припоминаю, где я уже с ним встречалась в былые времена: в «ЛЕФе», «РАППе», а сейчас им провоняли все литературные журналы, кроме «Нашего современника», но и там он уже начинает чувствоваться примерно в такой концентрации, как и у вас.

Иванов: Ну и что это за запах?

Русская литература: Это запах испорченного писательским враньём Русского Духа. Он уже при Михалкове начал пованивать, но тогда, после Победы, вся страна была охвачена патриотическим подъёмом, да и гнить было нечему.

Иванов: С вами всё ясно, гражданка. К вашему сведению, у нас в стране сейчас тоже наблюдается патриотический подъём.

Русская литература: Конечно,  со мной всё ясно, а вот с вами ясно не очень. Я нахожусь здесь на законных основаниях, поскольку это здание принадлежит мне, то есть Русской литературе. А вот вы как человек временный в русской литературе всего лишь квартиросъёмщик, и забыли о моих правах хозяйки.

Иванов: И кто может подтвердить ваши права?

Русская литература: Да хотя бы критик Белинский. Кстати, его портрета тоже нет в ваших освеженных ремонтом апартаментах.

(Иванов вопросительно уставился на Наталью)

Наталья: Белинский для современной литературы давно не авторитет как критик, и портрет его хранится на складе.

Иванов: Но у нас при Союзе писателей есть постоянно действующий Совет по литературной критике.

Русская литература: Меня на него ни разу не позвали. Но как-то я заглянула к ним сама. Оказывается, ваши критики не знают предназначения русской литературы, несут не весть, что, и все  оглядкой на вас, господин Иванов. Оказывается, вы для них непревзойденный стилист и мастер короткого рассказа.

Иванов: (хмуро) Шутить изволите. Наталья, пригласи Бодрова, а вы, голубушка, дайте мне свой членский билет, на предмет с ним более близкого с ним ознакомления.

Русская литература: (кладёт  членский  билет  на  край стола)

Извольте. Могу признаться, я ожидала от вас, что, победив всех соперников, вы вспомните обо мне и пригласите для серьёзного разговора, а вы сразу умчались в Оренбург, но и там не сказали о русской литературе ни одного словечка. А я худо себя чувствую, и по моему виду вы должны понять, что жить мне осталось недолго. Из последних сил сюда притащилась. Александр Сергеевич Пушкин послал сказать, чтобы вы без него мои похороны не устраивали, он скажет мне последнее слово. И это будет последнее слово не только мне, но и всей русской России.

Иванов. Передайте, Александру Сергеевичу, если он ещё раз приснится, что его имя будет живо всегда. Я по регионам не прохлаждаться езжу, В литературу вливается волна молодых талантов… Все с горящими глазами, в каждом уйма креатива… Только сегодня приняли в Союз двадцать человек… Подскажи, Наталья, их средний возраст?

Наталья: Пятьдесят пять лет.

Иванов: На первый взгляд может показаться, что староваты, но если вспомнить, что продолжительность жизни у нас приближается к семидесяти пяти годам, то пятьдесят пять как раз тот зрелый возраст, в котором создаются эпические полотна. Я вот тоже решился выставить на обсуждение ближнего круга писателей первую книгу коллективной эпопеи под условным названием: «От Владимира Крестителя до Владимира Успокоителя». Для второго тома кует гекзаметры Кукушенко… А мой том уже выдвинут на Патриаршую премию. Ты, старая, бурчишь, что кто-то у нас в правлении не знает предназначения писателя. Знаем! Поэтому после первого тома выйдет в свет роман в стихах Кукушенко про героику перестройки и величие замыслов «Народного фронта».

Русская литература: А третий том про что будет?

Иванов: Всё зависит от бюджетного финансирования. Выделят отдельной строкой Союз писателей, так мы наймём лауреатов Нобелевской премии и платить будем каждому,  как хоккеисту Овечкину!

Русская литература: Беда со мной, ох, беда! Дурно, мне, дурно!.. Как затолкали сюда четверть века назад, так и маюсь с этими набежавшими невесть откуда самозваными писателями. Членскими билетами размахивают, а с какого они боку-припёку писатели?.. Были писатели да все вышли. Из последних только Распутина писателем можно назвать, да и тот, правду сказать, жидковат оказался. Сплавил меня пожилому комсомольцу Ганичеву, а тот пошёл напропалую членские билеты раздавать, чудить с премиями, триста премий учредил, и писателей не стало — одни лауреаты. Теперь этот парвеню объявился.

Наталья: Вы попридержали бы, гражданка, язычок, уже второй раз обругали Николая Ивановича.

(В кабинет стремительно вошёл Бодров)

Бодров: У нас наконец-то случилось долгожданное событие! При том самое натуральное, не высосанное из пальца. Стало быть, это и есть особа, называющая себя Русской литературой?

Иванов: Она самая, Олег Петрович, свалилась как снег на голову. Не знаю, что делать с этой новостью.

Бодров: А я знаю. Новость такого значения нужно немедленно продать СМИ. Завтра готовьтесь к нашествию репортёров. Я сейчас поставлю это событие на ленту новостей, что сразу же после вашего избрания в Союз писателей вернулась Русская литература. Где её писательский билет? Мне надо его отксерить и приложить к сообщению. Ну, я пошёл, а вы гостью подкормите, хотя бы бутербродами, а то она плоховато выглядит.

Иванов: У меня насчет неё планы были совсем другими, (шёпотом) исключить из Союза, изъять членский билет и выставить на улицу.

Бодров: Я категорически против. Это же бесплатный пиар года на два. Давайте спросим мнение Бушина, он как ни как наш патриарх.

Иванов:  Согласен, звоните.

(Бодров связывается по сотовому с Бушиным, включает громкую связь)

Бодров: У нас тут в Союзе эпохальная новость: в кабинете Иванова находится Русская литература в натуральном виде — это женщина.

Бушин: Вы там мужики, когда пьёте, то обязательно закусывайте. Помню, как-то мы с Дудиным завалились к Твардовскому…

Бодров: (отключив телефон) Старик в своём репертуаре, ударился в воспоминания…

(Неожиданно Русская литература стала валиться на стол.

Наталья её удержала и усадила в председательское кресло)

Иванов: Давайте мы её перенесём в комнату отдыха. Как вы себя чувствуете, голубушка? Может, вызовем «скорую»?

Бодров: Одумайтесь,  Николай  Иванович,  никакая  «скорая помощь»

Русской литературе не поможет.

Иванов: Что вам поможет выздороветь, милочка. Говорите, Наталья принесёт из аптеки любые лекарства.

Русская литература: Мне поможет подняться на ноги только новая русская проза на уровне «Войны и Мира» и такая же поэзия.

Иванов: Где ж нам их взять? Надо посоветоваться с советником президента по культуре. Завтра попытаюсь с ним связаться. А ты, милочка, отдыхай до утра в моей комнате отдыха. Завтра и должность тебе подыщем, чтобы не скучала.

(поднимают Русскую литературу из кресла, и под руки уводят в комнату отдыха)

Иванов: Олег Петрович, прошу вас про свою идею с пиаром Русской литературы забыть.

Бодров: Что так, Николай Иванович? У меня всё на мази, аншлаг обеспечен.

Иванов: А вдруг она завтра на пресс-конференции заявит, что находится при смерти, потому что Русскую литературу уже почти три десятка лет душит либеральная власть и назовёт своих врагов поимённо?.. Да нас не завтра, но через неделю обязательно, вышвырнут из нашего особняка, в какой-нибудь сырой подвал на окраине Москвы.

Бодров: Я как-то об этом не подумал, и решительно вас поддерживаю.  Однако что будем делать с этой особой?

Иванов: Позволять ей разгуливать по Москве и по стране нельзя. Она может и в Думу заявиться, и потребовать слова. И что тогда?

Бодров: Не знаю, Николай Иванович.

Иванов: А я знаю. Разразится мировой скандал. За Русскую литературу вступятся десятки стран. Так что выпускать её из Союза писателей нельзя.

Бодров: А как же быть со свободой слова, правами человека?

Иванов: (оптимистично) Русской литературе находиться под замком и приглядом — дело привычное. Зато она всегда будет при Союзе писателей, под нашей руководящей рукой. А если кто начнет вопить, что в России нет русской литературы, то мы её предъявим. Кстати, займись ей, найди спецов, чтоб придали ей вид ухоженной женщины, и не скупись, чтобы было, на что самим посмотреть и другим показать.

З а н а в е с

Николай Полотнянко