Семён Антипович Тютин был вне себя от счастья. Он первый раз в жизни  оказался в компании таких высокопоставленных лиц, и потому весь был  наполнен гордостью и предвкушал что-то особенное. Правда,  поначалу присутствовало ощущение неловкости, сознание своей собственной незначительности среди людей, являющихся новыми хозяевами жизни. Однако после нескольких рюмок по телу разлилась приятная истома, а  чувство скованности постепенно начало затухать. Да и то сказать, разве он  такая уж козявка? Как-никак глава администрации, первый человек в районе.  Не зря же именно ему вчера позвонил помощник губернатора Прошкин и  сообщил, что ожидается приезд высоких гостей из Москвы.

— Вот думаем их к тебе в район свозить, — сказал Прошкин. — Ты там  постарайся, не подведи. Знаешь, кто едет? Сам Василь Нилыч!

—  Как? Сам Лбищев?

—  Точно. Лично  едет. Так что ты смотри. Сумеешь угодить гостям — перед  тобой дорога в рай откроется. А нет — сам понимаешь…

Семён Антипович от потрясения потерял дар речи и лишь оторопело кивнул. Василь Нилыч Лбищев был не просто большим человеком. Фамилия его занесена в энциклопедический словарь. Поэтому в глазах Тютина он представлял собой высшую ступень человеческого развития.

— Понял? — прогрохотал в ухе голос Прошкина. — Тютин, ты слышишь?

— Слышу, слышу, —  пролепетал глава района. — Всё сделаю, доверие оправдаю.

— Так я и передам губернатору, что ты нас ждёшь завтра. Часикам к двенадцати и подъедем. Ну, будь!

Когда на следующий день кавалькада  иномарок подкатила к зданию  администрации района, местное начальство во главе с Тютиным уже выстроилось у входа, ожидая высокого гостя.

Высокий гость воочию оказался низеньким рыжеватым мужичком, но с  царственной осанкой. Встречающие застыли по стойке “смирно”, а Тютин подскочил к Лбищеву и рассыпался мелким бесом, благодаря его за оказанную честь. Василь Нилыч показал себя настоящим демократом. Он  небрежно протянул Тютину руку, затем похлопал его по плечу, — чем вызвал  молчаливое восхищение в глазах окружающих.

— Ну-с, дорогуша, показывай своё хозяйство, — произнёс он тонким голосом. — Мне рекомендовали тебя как лучшего хозяина в районе. И  приватизацию, говорят, проводишь активно…

Через несколько минут гости неторопливо рассаживались в зале для  совещаний, где всё было готово для обильного обеда на двенадцать персон.  Тютин примостился в уголке, почтительно слушал посыпавшиеся как из  рога изобилия тосты и наблюдал за высоким гостем, чтобы успеть уловить  любое его желание.

Заметив, что у Василь Нилыча опустела рюмка, Семён Антипович молнией метнулся к дорогому гостю. При этом он неловко задел рукой  бутылку “Швебса” и опрокинул её. Хорошо, что бутылка была почти пустая,  и на скатерть пролилось лишь немного пенящейся жидкости. Но и это  повергло Тютина в паническое состояние.

— Ради бога, простите, Василь Нилыч, — забормотал он, стряхивая с  пиджака гостя несуществующие брызги. — Ради бога, нечаянно…

— Да брось ты, — отмахнулся Лбищев. — Где пьют, там и льют. Пустое.

— Я сейчас, я быстро. Сейчас скатерть сменим.

—  Брось. Мы не на дипломатическом приёме.

Он встал и, пересев на другое место, поманил Тютина:

— Садись со мной, хозяин. Что ты всё в уголке прячешься. Ну-ка, выпьем  с тобой.

— За вас, дорогой Василь Нилыч! — торжественным тоном сказал Семён Антипович и, стоя, залпом выпил наполненную до краев рюмку.

Лбищев еле заметно улыбнулся и, чуть пригубив, промолвил:

—  А ты, Тютин, я вижу, настоящий русский. У нас, у русских,  гостеприимство всегда было на первом месте. Я доволен, что на местах у нас  такие кадры, — обратился он к губернатору Бабкину. — Кадры решают  всё.

— Совершенно с вами согласен, Василь  Нилыч, — проговорил Бабкин с какой-то особенной выразительностью, будто поддерживал очень  оригинальную и глубокую мысль. — Тютин у нас лучший глава района.  Собираемся взять его в область.

— Вот и прекрасно, — равнодушно бросил Лбищев и потянулся к блюду с  крабами.

Тютин до конца обеда просидел, стараясь не вмешиваться в общий  разговор, и, не отрываясь, преданно смотрел на небожителей. Он вовсе не  обиделся, когда высокий гость то ли в шутку, то ли по ошибке назвал его  Семёном Антилоповичем.

После обеда все прошли в бильярдную. Вот тут-то и началось самое  интересное. Приехавшие дурачились и обсуждали, на каких условиях и кому играть первую партию. Тютин великолепно чувствовал себя в роли  радушного хозяина, сумевшего угодить дорогим гостям. Вот, наконец, было  принято решение провести матч Москва — Бирск. Столичную команду  возглавил Василь Нилыч, а играть должен был его референт Наумкин.  Бирской командой стал руководить, естественно, Бабкин, а выступать за неё  вызвался Прошкин. С весёлым гомоном высыпали на стол шары. И тут  Семён Антипович ощутил первый удар судьбы — не хватало одного шара. И  хотя он стремительно облазил все уголки бильярдной, злополучная пропажа  так и не нашлась. Глядя на разочарованные лица гостей, Тютин  почувствовал, как резко и противно заныло у него под ложечкой. Надо же, такой счастливый день, и тут какой-то паршивый шарик…

— Ну что ж, жаль, жаль, — посетовал Василь Нилыч, откинувшись в  глубоком кресле. – Значит, матч века отменяется. Жаль…

И тут Тютин решился. Вернее, решилось его внутреннее “я”, потому что Семён Антипович так и не понял, какая сила вынесла его в центр комнаты и каким образом вырвались из него слова:

— Нет, дорогие гости, матч не отменяется. Я виноват, я и исправлю. Минутку…

Тютин словно кузнечик прыгнул на бильярдный стол и свернулся  клубочком. Тесно прижав руки и ноги, он стал точь в точь как бильярдный  шар. Гости сначала опешили, а когда шар покатился по зелёному сукну и  пискнул голоском главы района: “Игра начинается!”, бурно зааплодировали.  Краем глаза Семён Антипович уловил благожелательную улыбку Лбищева и  сжался ещё сильнее, переполняясь тёплой радостью и восхищением от своей  находчивости.

Больше он ничего уже не видел. Только ощущал посыпавшиеся на него со  всех сторон удары судьбы и кия. Мысли в голове перепутались, и он  бестолково катался по столу. Вдруг раздался громкий возглас Бабкина:

—  Тютина пятым от борта!

Семён Антипович почувствовал сильный удар в бок, завертелся,  осторожно приоткрыл один глаз и увидел стремительно приближающуюся  пасть лузы. Он провалился, но не разбился, а упал на мягкую сеть, приятно  охватившую  его. Игра продолжалась, но уже без Тютина, которого охватил блаженный покой – свой долг исполнил честно. Затем он услышал голос  Бабкина:

— Семён Антипыч, как ты там? На выход, мы проиграли.

Тютин полез вверх по верёвочной сетке и осторожно выглянул из лузы. Над столом он увидел улыбающееся лицо Лбищева и его протянутую руку.  Тютин ухватился за эту руку и выбрался на стол. Василь Нилыч  одобрительно похлопал его по плечу и пророчески произнёс:

— Далеко пойдёшь! Молодец. Одобряю.

Семён Антипович спрыгнул на пол и очутился в кольце поздравляющих. Ему жали руку, благодарили, ставили в пример, обещали любую помощь в  будущем…

Бабкин выразил общее мнение, расцеловав Тютина в обе щеки:

— Ты, Семён Антипыч, — незаменимый человек. Ты — наша палочка-выручалочка. И не стыдно было скрывать от нас такие таланты? Ну, артист!

После того, как он немного пришёл в себя, Тютин предложил обмыть победу столичной  сборной, что и было с восторгом принято. Компания вернулась к столу, и гулянка продолжилось.

Когда, наконец, заплетающимися языками было предложено выйти на  свежий воздух, а заплетающиеся ноги претворили это намерение в жизнь,  Тютин, который больше уже не конфузился и освоился в роли хлебосольного хозяина, высказал  новое  предложение:

— А может, хватит на сегодня работать, Василь Нилыч? Сделано много, не  грех теперь и отдохнуть. Предлагаю рвануть на рыбалку. Таких карасей, как у нас, вы, Василь Нилыч, нигде больше не увидите. А сомы, так те даже на телеге не умещаются. До десяти пудов вымахивают.

— Ура Тютину! Качать палочку-выручалочку! Даёшь сомов! — взлетели в воздух восторженные крики.

Взревели моторы — и вереница лимузинов исчезла в поднявшихся клубах пыли.

За рекой догорала вечерняя заря. Было тихо и тепло. По воде то там, то  здесь расходились  круги. Гости уселись на портативных креслах, которые  были доставлены сюда ещё утром, и предались задумчивому созерцанию.  Тютин достал из багажника складные удочки и самую лучшую, изящную вручил Василь Нилычу. Только тут обнаружилось, что забыли наживку.  Двух шоферов отрядили в ближайшее село за червями, а сами пока  принялись ловить на хлеб. По закону подлости клёва не было, и постепенно  то один, то другой из рыбаков разочарованно откладывал удочку в сторону.  Не сдавался только Лбищев, оказавшийся заядлым рыбаком, да сам Тютин.

Василь Нилыч напряжённо всматривался в ярко-красный поплавок и обиженно бубнил:

— Ну что же не клюёт? А, Тютин? Ты же обещал такой клёв, что всё забудем. Где же твои сомы? На что они ловятся-то?

— На живца, Василь Нилыч, — откликнулся Семён Антипович.

— На живца? А где его взять? Ну придумай что-нибудь, Тютин. Ты же наша палочка-выручалочка.

—  Да что же я могу тут придумать, Василь Нилыч? На нет и суда нет. Я  ведь не господь бог, — легкомысленно сказал Семён Антипович.

Тут Бабкин отозвал Тютина в сторону и прошептал ему на ухо, еле сдерживая ярость:

— Ты что, с ума спятил? Ты кому это “нет” говоришь? Василь Нилычу? Всех нас под монастырь подвести хочешь? Немедленно достань живца…

— Да где же?..

— Не хочу ничего знать. Надо — значит надо…

Семён Антипович измученно улыбнулся. В голове было туманно и  карусельно. Внезапно его ужаснула кристально ясная мысль, что он может  вызвать неудовольствие Лбищева, который, можно сказать, к нему как к  сыну…

— Василь Нилыч! — метнулся Тютин к влиятельному гостю. — Эврика!

— Что?! — встрепенулся Лбищев.

— Эврика! Нашёл! Есть живец! Да я за вас жизни не пожалею.

Тютин энергично вытащил закинутую в воду леску Лбищева, зацепил  себя крючком за пояс и, бросившись в воду, отплыл на длину лески.

— Удачной рыбалки вам, Василь Нилыч! Ни хвоста вам, ни чешуйки! — преданно крикнул он и, сделав глубокий вдох, нырнул в мутную воду.

Слегка отрезвев от холодного потока, Семён Антипович рванулся было вверх, но вовремя взял себя в руки и преодолел слепой инстинкт  самосохранения.

“Увидев, как я ему предан, на какие жертвы иду ради него, Василь  Нилыч, конечно, не оставит меня прозябать здесь, в районе. Как пить дать, в  область прикажет перевести, — размышлял Тютин. — А что? Преданные люди  везде нужны. Василь Нилыч это понимает. А вдруг… Вдруг он захочет взять  меня с собой в Москву?..”

Предаваясь таким размышлениям, Тютин извивался на крючке и  чувствовал себя на седьмом дне от счастья. От радужной ослепительности  возможных перспектив он даже зажмурился. А когда открыл глаза, то  увидел перед собой огромную соминую пасть. Он закричал, выпуская  воздушные пузыри, замахал руками и… проснулся.

В комнате настойчиво звонил телефон. Семён Антипович вытер дрожащей рукой вспотевшее лицо и взял трубку.

“И приснится же такая чушь”, — подумал он облегчённо и произнёс:

— Слушаю.

— Алло, Семён Антипыч? — послышалось в трубке. — Прошкин говорит. К  нам завтра комиссия из Москвы неожиданно прибывает. Так мы тут решили их к тебе свозить. Смотри, не подкачай. Бабкин на тебя надеется…

Валерий Румянцев