В одном из своих новых стихотворений известная российская поэтесса Диана Кан, словно итожа самарский волжский период своего творчества, назвала его «черной взлетной полосой». С чем я и соглашаюсь, потому что поэту, столь явно выбивающемуся своими стихами из обычного регионального ряда, легко в этом ряду не может быть в принципе. А с другой стороны, я готов поспорить с Дианой Кан о том, что самарский период ее творчества стал взлетом ее таланта и во многом этот взлет обусловлен именно общением с самарскими коллегами. Но об этом позже…А пока вспомню, как в одном из своих эссе известный литературовед Лариса Георгиевна Баранова-Гонченко, говоря о книге Дианы Кан и цитируя стихотворение, пишет:

«Это стихи замечательного русского поэта Дианы Кан. Из книги, которая вышла тиражом всего 600 экз. И как мы с этими шестьюстами экземплярами разберёмся, и как познакомимся друг с другом?..»

Речь шла о книге избранных стихотворений «Подданная русских захолустий» — весьма объемистой, почти в 200 страниц, вышедшей в 2003 году.

А я вот держу в руках тоненькую,  всего на 70 страниц, новую книгу стихов Дианы Кан «Млечный мост», вышедшую в 2019 году, в год 55-летнего юбилея автора, в Оренбурге тиражом всего сто экземпляров. Держу и думаю думу невеселую. Вроде радоваться надо – книга очень весомая, несмотря на свой маленький полиграфический объем. Весомая в литературно-художественном творческом отношении. И хорошо, что эта книга вышла, удивительно  талантливые новые стихи в этой книге собраны. Они, конечно, читателям России известны, потому что  до того, как попасть под книжную обложку, активно печатались ведущими литературными изданиями России. Но все-таки собранные в книге, они радуют больше. Стихам радуюсь, а вот радости от книги нет. Шестнадцать лет прошло после того, как избранные стихи Дианы Кан издавались тиражом «всего» шестьсот экземпляров, о чем с горечью писала литературный критик Баранова-Гонченко. А тут такой своеобразный «прогресс»: спустя полтора десятилетия плодотворной работы автора тираж книги не увеличился, а напротив —  уменьшился, да на целых  пятьсот экземпляров. Словно, чем более уважаемой коллегами и известной читателям становится Диана Кан, тем более уменьшаются тиражи ее книг.

Позвонил Диане и по возможности, тактично высказал ей свои мысли. В ответ услышал:

«Эдуард Константинович, я рада даже такой книге, пусть даже мизерным тиражом, лучше такая, маленькая-тоненькая-малотиражная, чем никакой! К тому же эта книга дорога мне тем, что ее издали мне мои читатели, обычные люди, никакие не олигархи. Взяли кредит, чтобы издать мне книгу, и я им очень благодарна…»

Что мне оставалось сказать?  Что «эта книга небольшая томов премногих тяжелей»? Это я и сказал, добавив, что в ней что ни стихотворение – то самоцвет. А особенно приятно, что вошло в эту книжечку новое стихотворение Дианы, которое хоть и не посвящено мне, но я его считаю по праву своим. Ведь речь в нем идет о моем пестравском самарском селе:

«Ох уж эти пестравские бабушки, //Что тебя называют «желанная». //Наколдуют такие оладушки, //Что сидишь, аки гостьюшка званая. //А ведь ты нежданно-непрошенно //Заскочила узнать, сколько времечка?« //Ешь оладьи, моя хорошая!» //И тебя поцелует в темечко. //И, забыв, что зашла ты наскоро, //Наклонишься над старенькой чашкою. //И навстречу качнется ласково //Духовитый чаек ромашковый.//В нем степные просторы пестравские //Уместились, вовек неоглядные… //И сидишь, словно гостья заправская, //Ешь оладушки, бабушку радуя.//Угощаешься всласть смородиной. //Ищешь повод продлить гостевание. //Хоть Пестравка тебе не родина, //Разве знала ты это заранее?..»

Ну какая тут «черная» самарская полоса? Диана Кан, один из любимейших моими земляками авторов, не раз была (и надеюсь, еще не раз будет!) желанной гостьей наших сельчан. Помнится, когда еще не сгорел в нашем селе культурный центр, выступала она там. Когда культурного центра в селе не стало, Диана приезжала и читала свои стихи со сцены школы села «Майское»… И каждый раз это были новые стихотворения, которым люди не переставали удивляться, насколько многообразно творчество этого поэта.

Литературный критик Лариса Баранова-Гонченко давно уже определила для себя Диану Кан, как поэта. А я вот, каюсь.многие годы я не мог определить, поэт или поэтесса Диана Кан.  Помнится, много лет назад, спросил Диану, мол, как мне тебя называть, если надумаю о тебе эссе написать? Посмеялась: «Как хочешь, хоть горшком, назови, только в печку не ставь». И добавила, что определения «поэт» или «поэтесса» для нее не принципиальны. Мол, можно носить брюки и быть мужчиной, но при этом быть поэтессой. А можно и в платье с оборками видеть мир, как поэт.

И вот наконец, спустя многие годы наблюдений за творчеством Дианы, да и за ней самой, чего греха таить, я определился во мнении. Диана Кан – поэт. Один из лучших в России. Это не отменяет того, что она очень красивая женщина, что отмечают сразу окружающие. Видимо,  эта  яркая женственная красота играет злую шутку с Дианой Кан.  Как назвать мужским определением ПОЭТ настолько женственную красавицу? Последние годы я стал видеть Диану очень редко, она уехала на свою оренбургскую родину, где когда-то делала первые свои шаги на поэтическом поприще. Конечно, мы в Самарской области  надеемся, кто тайно, а кто и вслух, что Диана Кан вернется в Самару. Потому что без нее литературный процесс кто поблек и потерял  множество красок. Но с другой стороны, именно благодаря  разлуке  мы смогли взглянуть на нее иначе, ее яркая внешность перестала мешать воспринимать ее, как автора. А стихи, которые она написала в разлуке с Самарой и Волгой, еще более утвердили  во  мнении, что Диана Кан – поэт. Потому что такие  не по женски жесткие, откровенные и самоироничные строки поэтесса никогда не напишет:

«Мы поэты… А, значит, нам так и надо! //На впервой терять, что с лихвой имеем, //Истекая жгучим змеиным ядом, //А отнюдь не сладкозвучным елеем. //Мы поэты… И место наше в буфете. //Не на сцене и даже не на галерке. //Не в борделе, тем паче не в госсовете, //Где прозаседались тузы-шестерки. //Хоть буфетчица не похожа на музу, //Но зато без всякого промедленья, //Видя в каждом потенциального мужа, //Нам плеснет в бокал сто грамм вдохновенья. //…Мы пощады у Господа не просили, //Хоть и падали перед Ним на колени. //Мы влюблялись, вскрывали вены, тусили, //Предаваясь самой изысканной лени. //Да не только Лене! Светлане, Кате… //Ну, а пуще – Вере, Любви, Надежде… //Мы, поэты, всегда приходим некстати. //Поименно – другие. По сути – те же. //Пусть поэзия – площадная девка – //Откликается на любое имя. //Но при этом помнит с тайной издевкой, //Что от веку зовут ее – Магдалина».

Многих изумляет манера стихосложения Дианы Кан, когда она словно играючи, соединяет бытовое с бытийным, высокое с низким, пафосное с ироничным, и делает это так естественно, что понимаешь – стихия русской речи дана Диане. Как она пишет в одном из стихотворений —  она «породнилась с Волгой».  Вот и  после расставания с самарскими поэтами, Диана совсем не по-женски, но по сути, объясняется им (нам) в любви.

«Пусть вы не торжество добра и света, //Как ни крути, вас не любить нельзя – //Сценичные циничные поэты. //Заклятые самарские друзья. //Ведь я была одной из вас когда-то. //Хотела б откреститься, да никак! //Разбойные запойные ребята, //Отечеством считавшие кабак… //Немало вы кровей моих попили //Вприхлеб с самарским пивом Жигули. //Немало, как княжну, меня топили, //Но утопить в итоге не смогли! //Не утонула, породнилась с Волгой… //Она во мне свою признала дочь. //И с той поры – увы и слава Богу! – //Ни помешать нельзя мне, ни помочь. //И разве я могла в вас не влюбиться, //Как ни крутили пальцем у виска, //Когда взлетали странницы-страницы //И строфы-катастрофы в облака? //Когда, презрев досужие советы //И больше не желая быть, как все, //И я взлетала с ними  против ветра //По этой чёрной взлетной полосе?..»

Хочется от всего сердца поблагодарить оренбургских почитателей таланта Дианы Кан Сергея и Алину Мотыженковых, что издали замечательную книгу «Млечный мост». Но не могу не выразить недоумение, что Оренбург с 2016 года так и не нашел возможности издать хотя бы одну книгу выдающейся всероссийской поэтессы-землячки, чтобы ее книги появились хотя бы в библиотеках Оренбургского региона. А между тем в Самаре вышли все книги Дианы Кан. Так что есть с чем сравнивать. И есть о чем тосковать Диане – о своих земляках-волжанах, которые понимают (понимаем) ее, как никто другой понять не сможет!

«Самару в Оренбурге помнят чаще, //Чем Оренбург в Самаре, ну так что ж? //И там, и тут я прослыла пропащей. //То и другое – истина и ложь. //Но этой самой истинною ложью //Спасается подлунный грешный мир, //Где дураки похлеще бездорожий, //Чумы похлеще хлебосольный пир. //Ни в Бога и ни в черта не поверю, //Когда уже который век и год //Чумных пиров полынное похмелье //И порохом, и кровью отдает. //Текут века, а мне и горя мало. //Степным простором допьяна упьюсь… //… Здесь, в междуречье Волги и Урала, //Моим стихом заговорила Русь. //Уральская печальная приблуда, //Самарская лукавая змея… //Как жаль, что я давно не верю в чудо, //Ведь надо верить – черт возьми! – в себя!»

Еще одна веская причина, почему я после многолетних размышлений определил Диану Кан как поэта. Эта причина — в новых стихах, написанных уже в Оренбурге, где раскрывается новая грань таланта Дианы – художественная самоироничность, которую практически не встретишь в стихах поэтесс, даже выдающихся. Как правило, самоирония – чисто мужское качество. Вот как, к примеру, рассматривает поэт Диана Кан чисто женский диалог с зеркалом, который начат еще в творчестве Пушкина в образе мачехи, завидующей молодой падчерице:

«Причешись, причепурись, //Улыбнись, примерь обновы!.. //- Свет мой, зеркальце, заткнись! //Мне и без тебя хреново. //По спирали жизнь бежит… //Поспирали, поспирали //Годы юный шелк ланит, //Что остался в зазеркалье.  //Эвон дочка подросла, //Красотой меня затмила… //Все вы врете, зеркала! //Хоть я правды не просила! //Строчка встала на крыло //И далеко улетела… //Ах ты, мерзкое стекло! //Ну твое какое дело? //Бон суар, моншерами? //Ни фига! Еще не вечер! //Свет мой, зеркальце, храни //Память нашей первой встречи. //В зазеркальных тайниках //Пусть живет девчушка эта, //Что не ведает пока, //Что сулит судьба поэта»

Здесь тоже, как и у Пушкина, присутствует сравнение автора монолога, обращенного к зеркалу, с молодой девушкой. В случае мачехи – сравнение себя с падчерицей, будущей спящей царевной. В случае Дианы Кан — сравнение себя с дочерью. Но конфликт стихотворения Дианы отнюдь не женский. Это не конфликт мачехи с неродной дочерью Это конфликт поэта-творца стихотворений, которые встали на крыло и улетели далеко от своего создателя. Это конфликт поэта, небесного избранника, который остается поэтом лишь в той степени, в какой в нем живет детство. Самоирония пышно расцвела в творчестве Дианы Кан. Умение посмеяться над собой, над своими женскими слабостями, и вывело творчество Дианы из женской «резервации» на просторы поэзии, территории мужчин. Ведь Творец мужского, а не женского рода. Сама Диана в шутку относит стихотворение «Разговор с психиатром о рае», которое я с удовольствием процитирую сейчас, к «стихам про депутатов».  А эпиграфом к стихотворению служат ее же собственные строчки из ранних романтических стихотворений: «… и смотрят последние астры в саду //На то, как топиться хожу я к пруду…».  Девушка, которая когда то ходила топиться к пруду, выросла на радость читающей России в большого поэта, умеющего посмеяться над собой:

«Хотела утопиться в тихом омуте //Без лишних элегических затей… //Но психиатр сказал с улыбкой: «Полноте! //Да пожалейте ж бедненьких чертей! //Ни перед кем ни в чем не виноватые, //Без потрясений и душевных ран, //Они живут не клятые, не мятые, //А тут бултых-пардон – Диана Кан!..» //Сказала психиатру: «Пыл умерьте-ка! //Я не за это деньги вам плачу. //Ведь не к лицу подобная патетика, //Любезный, ни врачу, ни палачу! //Чертям для драйва я необходимая: //Мысль утопиться – это неспроста. //Умеют же устроиться, родимые – //В раю позанимали все места…»

Особенно близко мне у каждого поэта его стихи по малую родину, тот клочок земли, из которой произрастает он корнями. Эта корневая связь питает любое поэтическое творчество. Ведь именно в малом, в мелочах, в быту, порой человек раскрывается наиболее полно:

«Здесь растут без всяких привилегий //Придорожной сорною травой //Россыпи приблудных аквилегий, //Принятых Россией на постой. //Здесь в дожде купается купена, //Предвкушая солнечный потоп. //И ромашки всходят белопенно, //Обживая фронтовой окоп. //Это все она, моя Россия! //Это я, ее родная дочь! //Кашки сами в руки попросились — //Их сорвать хотела – да невмочь! //Прикорнул к плечу татарник милый, //Даже не пытаясь уколоть… //…Эх, напрасно мама попросила //Доченьку картошку прополоть!»

В свое время Диана Кан начала свой путь к всероссийской известности именно как автор яркой гражданской оппозиционной лирики. Потомкак то отошла от гражданственности, но видимо, для того, чтобы вернуться к ней на новом витке своего творческого полета. Не будем забывать, что Оренбуржье, где сейчас живет и работает Диана Кан, да и Самарский край, ставший ее поэтической отчиной, прославлены в веках, как край Пугачевского восстания. Мало кто знает, что пленен Емельян Иванович Пугачев был на территории Пестравского района, где я живу многие десятилетия. И именно через пестравское самарскоесело Мосты Емельян Пугачев был этапирован генералиссимусом Александром Суворовым в столицу к месту казни. Как ни крути, придется признать, что неоднозначная личность Емельяна Пугачева навек породнила Урал с Волгой, а Оренбуржье с Самарским краем:

«Край мой мятежный. //Край мой крамольный… //Ветер-ведьмак пугачевщиной дышит. //Край мой далекий от Первопрестольной. //Горем завейся – Москва не услышит. //Горем завейся, ветром укройся, //Песней утешься, а я буду рядом… //Ойся ты, ойся! Столицы не бойся, //Край мой крамольный, оно тебе надо? //Царь ли царевич? Король королевич? //В баньке уважь их да в печь на лопату. //Кроток в молитве и страшен ты в гневе,  //Край мой, кровавым рассветом объятый. //Что приуныл, опечаленный в стельку? //Что пригорюнился, счастья не чая? //Где ж он твой царь самозваный Емелька? //Чай, ты случаем по нем не скучаешь? //Теплым платком оренбургским закутай //Зябкую степь, что от ветра продрогла… //Вспомни свою залихватскую удаль //И выходи на большую дорогу»

Почитаешь и – вздрогнешь… Неужто опять поэт зовет Русь к топору, к новой революции, чреватой кровопролитием? Сейчас даже самые «оппозиционные оппозиционеры» нет-нет да и проговорятся о том, что лимит России на революции исчерпан в ХХ братоубийственном веке. При этом все сегодня понимают, что идет активное уничтожение России «новыми ляхами». И Россия, особенно в глубинке, как бы притихла и сосредотачивается на мысли, что же со всем этим делать? И где же тот спаситель Отечества, которого все так ждут, но в которого при этом никто не верит?Потому что не все хотят, чтобы этот «спаситель» пришел с огнем и мечом. Вот как видит эту ситуацию не революционного, а путем эволюции, возрождения и спасения России в пространстве и времени поэт Диана Кан:

«Он вёл их молча по былинным, //По диким муромским лесам — //Иуд, что верили наивно //В то, что и он иуда сам. //Вел, обходя в пути святыни, //Не тратя понапрасну слов, //Духовно-ядерной твердыни, //Что называется Саров. //Он вел их, Китеж огибая //И светлый болдинский приют… //Знать, на Руси судьба такая, //Что первыми героев бьют. //В пути не раз им повстречался //Шальной разбойник-соловей. //Вослед ведомым так смеялся, //Что листья сыпались с ветвей. //Вел, обходя Урал и Волгу, //Хоть их никак не обогнуть… //Во временах-пространствах долгий — //Единственно возможный путь! //И мысль одна терзала сердце, //Ведомым вовсе не в укор — //Как миновать в пути Освенцим, //И Саласпилс, и Собибор?.. //…А дальше, братья-ляхи, сами. //Эх, ни покрышки вам, ни дна… //»Кажись, пришли! — вздохнул Сусанин — //Варшава-матушка видна!..»

Сегодня снова пришло время гражданской лирики. Да оно и не уходило: уничтожение России особенно заметно в глубинке. Народ придавлен нищетой и безнадегой, мужики стараются устроиться работать на «севера», чтобы хоть как-то прокормить семью. А родное село без мужской руки, оставленное только на женское попечение, как в войну, рушится и приходит в необратимый упадок. Мы слушаем по телевизору новости про то, как у нас в стране все складно да ладно, но все чаще хочется спросить у ведущих:

«А вы, господа-товарищи, про какую такую неведомую страну нам рассказываете?»

Я частенько звоню Диане, говорим, к сожалению, в основном о политике, как и все. Она порой говорит: «Я телевизор не смотрю, и тебе не советую». Но при этом настолько в курсе политической ситуации, что понимаю, правду сегодня можно узнать всюду – в интернете, в разговорах с людьми, только не в телеящике. А закончить свое слово о выдающемся русском поэте Диане Кан я хочу поразившим меня стихотворением «Новая Марсельеза», которое на поверку оказалось пророческим. Спустя пару месяцев после его первой публикации начались события во Франции, когда французы, надев жилеты, стали отстаивать свое право на достойную человеческую жизнь… Я уважаю французов, поднявшихся на борьбу за свои права. Но при этом согласен с поэтом Дианой Кан, что судьба России уже решается не на земле… 

«Пролетая, пролетая, //Как фанера над Парижем, //Пролетарий, пролетарий, //Революция все  ближе. //На гербе орел двуглавый, //Вырезанный из фанеры. //И ни левым, и ни правым, //Ни центристам нету веры. //Толстый поп кадилом машет, //Отгоняя дух советский. //Двадцать первый век пустяшный //Тупо занят жизнью светской. //Бесноватые уроды, //Что страну разворовали, //Про какие-то свободы //Будут мне читать морали? //Пролетарская Мадонна. //Православная аскеза. //Цвета марсала знамена, //А над ними – Марсельеза»

Регулярно бывая с супругой в одном из самых уважаемых и самых намоленных храмов Самарской области – Михаило-Архангальском храме в старинном селе Высокое, мы всегда с супругой ставим свечу за здравие рабы Божией Анны, а в миру – одного из лучших современных русских поэтов «женского происхождения» — Дианы Кан.

Эдуард Анашкин,

член Союза писателей России