Странную книгу я читаю – «Бывшая Ленина» (2020) Идиатуллина. Впечатление, что автор, словно марсианин, тайно прилетевший изучать землян. Что-то много ему не понятно, и он его пропускает – для понимания потом, может.

Ну судите сами.

Пролог. После него оказывается, что мама, Лиля, даёт последний парад перед смертью – устроила застолье для сына и его семьи. Завтра идёт в больницу. И знает, что не выживет. И… таит это от детей!

Почему, спрашивается? – Автор не делает попытки ответить на такой вопрос.

Совершенно не понятен эпиграф к Прологу:

Кто родился чистым

от нечистого? Ни один.

                              Книга Иова

Не грешивший Иов выдержал страшнейшие испытания из-за того, что Бог с дьяволом поспорили, праведен или расчётлив он, Иов. И не признал проверяемый испытания справедливыми вопреки успокаивавшим его мудрецам, дескать, Бог всегда справедлив. За шаблонность  мышления Бог мудрецов пристыдил, а от Иова отстал и наградил.

Истина-де – одна, и она автору книги пока не дана. Потому он и избегает касаться незнаемого? Или он это от ярости молчит? Ибо истину знает, а просто люди стали жить не по правде?

Смотрите.

В первой главе перед нами умалчивается, чем  Даниила стала не устраивать жена. Во второй – чем стал не устраивать Оксану (начальницу Даниила) любовник Тимофей. (Нет, я понимаю, что если знаешь, за что любишь существо другого пола, то не любишь его, значит. Но какие-то признаки исчезновения любви ведь есть? Пропало особое волнение там или что… Не рассказано.) Далее не сказано, чем дочке Даниила, Саше, не угоден её Гоша. И так далее – умолчания, умолчания. В главе пятой персонажи говорят таким языком и о таком, что не понятно простым людям. И автор не помогает (перевод в сносках понятности не добавляет). Даниил и Оксана в той главе уже, понимать можно, пара. Потенциальная в глазах людей или фактическая – опять не понятно. И психология этого парования почему-то обойдена. В главе шестой Саша соприкасается с наркотрафиком, что ли? Всё как-то не понятно. Всё дано пунктирно. Как инопланетянином. Вернее, подумалось вдруг, как человеком советского времени, не врубающимся во время постсоветское. Для чего и название книги, запутывающее. Лена – жена Даниила. И там – о комнате её, а не о Ленине.

Когда эти мысли мелькнули, я и решил начать писать о книге, — по своему обыкновению до её прочтения, — ибо не похоже, что автор мутит просто из-за тёмного знания, что надо, чтоб читателю было недопонятно, иначе книгу художественной не сочтут.

На фото: обложка книги «Бывшая Ленина» и автор произведения Идиатуллин Шамиль Шаукатович. Фото с сайта Издательства «АСТ» — https://ast.ru/book/byvshaya-lenina-846299/

Дальше, должен признать, я просто недостаточно умён, чтоб понять, мотивы чиновничьих умодвиженний, без подробнейшего введения меня в курс. А это – специфика. Её, может, и не должно знать читателю. Она и не дана.

Город задыхается от свалки. Даниил обнаружил  в архивах, что та давно запрещена и земля должна быть возвращена к первоначальному состоянию. В чём проблема – автор не сообщает. Почему Оксана тянет, не даёт ход обнаружению Даниила, не сказано; почему нехорошо Даниилу идти со своей находкой к начальству через голову Оксаны, строго говоря, не ясно. Почему, когда пошёл, на него там накричали – тоже. – Всё это подано очень приблизительно, как, правда, и в Прологе проблема Лили на кухне, с трудом успевающей с готовкой угощения до прихода гостей. Но там – это преходящая мелочь, кухня в буквальном смысле слова, а тут – стержень сюжета книги.

Когда так же пунктирно Даниила по совету Оксаны выдвинули быть главой города, я подумал, что кроме ненависти ко всему описываемому у Идиатуллина должна быть гордость, что ему удаётся описывать всё способом пунктира. Мастерство ж! – Что меня чиновничья эквилибристика не трогает, так я потерплю. Вон, уже первая часть книги кончилась.

Во второй части Идиатуллин попробовал углубиться в психологию, которую в первой части пропустил. Как у Лены получилось, что от неё муж ушёл?

Я ещё не дочитал часть до конца, но, вижу, ничего у него не получается. Как-то души у него нет в рассмотрении, а одно только тело. Характерный штрих: мне пришлось лезть в интернет узнавать, что такое ПМС – предменструальный синдром.

То есть я ошибался, думая, что ярость идеалиста, как у Пелевина, движет его, Идиатуллина, приходом к пунктирному стилю описания жизни в новом строе. Просто писатель теперь не видит ничего, что выше пояса.

Или я по-идиотски ошибаюсь, не видя, что тут сплошь голоса персонажей в авторском голосе?

Судя по тому, как меня переворачивает от фразы о Лене:

«А с утра, до работы, забежала затовариться элегантным нижним бельём», —

может, всё-таки ярость движет Идиатуллиным…

Я, читатель, не притворяюсь безгрешным (этим «меня переворачивает»), просто я фактически, как был идеалистом в молодости, так им и остался. И потому, может, чуток к возможному идеализму Идиатуллина.

Моя старость заставляет меня забывать, что я написал когда-то. Я об Идиатуллине уже писал. Можно посмотреть, какой я там идеал вывел у него (тут). Идеал же не меняют, как перчатки. – Так и есть – идеал трагического героизма. Значит, верно, что я ярость чувствую и здесь. Насколько она скрыта, настолько и велика.

А вот и до намёка, что я прав, я дочитал.

Автор разрешил женские проблемы брошенной мужем Лены круто. Сделал её отдавшейся случайному человеку. Она-де успокоится надолго. А затем швырнул её (смею угадать) в кампанию по избранию главой Чупова Ивана против самого проходного кандидата, её бывшего мужа. С тем, пусть и честным, политтехнологи. А против (гадаю) самоорганизующаяся общественность, впрочем, с Леной вместо политтехнологов. Та, впрочем, была стихийным и удачным политтехнологом 15 лет назад на выборах мужа депутатом городским.

Что и тут нет у Идиатуллина подсознательного идеала (как и прежде не было) – это уже ясно. То есть, нет тут художественности. Но я, так и быть, читать не брошу. Ну хоть по инерции.

В третьей части начинает яснее прорезаться до того спрятанная тенденциозность Идиатуллина: высмеять систему с политтехнологами. Нанятыми и добровольными (Леной, она социолог по образования, Тимофеем, он мощный кибернетик). С этими политтехнологиями я настолько не компетентен, что даже не могу понять, есть ли тут пунктирное описание автором или нету. Что Идиатуллину удалось (если он этого хотел), это внушить читателю, какой ужас и эти политтехнологии, и повсеместность их применения. Видимость демократии, мол, чёрт её побери.

Хотя… Я ж когда-то, при попытке вникнуть в социологию и практически её применить, сам стал относиться  к людям, как к материалу. Вспоминаю… От злости на формальность развёртывания движения за звание бригады коммунистического труда, я написал задание гипотетическому программисту на составление программы для ЭВМ по освещению трудового соревнования коллективов. И что я там ввёл? Обратную связь. Коллективы никогда не могли знать, какой именно параметр в очередной раз подведения итогов будет машиной считаться более весомым. – Чего ж я ужасаюсь теперь, читая про в  чём-то подобные штрихи в романе?

Вот и четвёртая часть… Каждая с эпиграфом из какого-нибудь пророка. – Если подумать, что их изречения – образ вечности, то то, что внутри частей – суета мелкая… И это согласуется с той скрытой яростью против капитализма, как того, что воплощает интересы ниже пояса, — яростью, какую я предполагаю у Идиатуллина в этом романе.

Далее события развивались так круто, что мне стало не до самоотчёта, и вот я кончил. Плести интригу Идиатуллин, конечно, мастер. Было интересно ждать, чем же закончится предвыборная гонка и вообще проблема с отравляющей город свалкой. И ни за что читателю не догадаться, к чему автор привёл. Но. Для меня ж интересность это признак недостаточной глубины произведения. – Так и оказалось. При всей претензии на глубину, автор просто ещё раз сказал «фэ» теперешнему общественному строю России. Но нерв его направлен против системной и тем более несистемной оппозиции, призывающей к революции.

Не думаю, что я натягиваю себя на него, но он – некое повторение меня, боровшегося в меру моих малых сил, со лжесоциализмом в СССР. Я думал, что наверху, наконец, надоест это враньё, и там повернут, наконец, к настоящему социализму. Настоящим для меня было ежедневное увеличение самодеятельности за счёт потакающего государства вплоть до исчезновения его, что и было б наступлением коммунизма. Одна довольно большая  шишка комсомольская в порыве откровенности от досады на неважную сменяемость генсеков после Брежнева, сказал мне, что они все, комсомольские комитетчики, ждут, что рано или поздно при смене этих стариков придёт настоящий лидер. На контрреволюцию  претензий не было.

Что-то то же дано высказать и персонажам Идиатуллина. Даниил, считает, что  он сможет систему (обрекающую Чупов на исчезновение ради того, что нужна ж свалка, что является образом курса колаборантов на исчезновение России ради нужд Запада) изнутри переделать. Лена с ним практически согласна, почему и уговаривает Ивана не вступать в предвыборную борьбу. Он-де – несистемный. Его сейчас уничтожит колаборантская система. А надо дождаться момента, как выждали успешные переориентировщики, выскочившие, как чёрт из табакерки, никому не известные.

«Будь таким. Хрущёвым, Лукашенко, Путиным».

Слабая теория, подозреваю. Оттого и стиль пунктира-незнания выбран Идиатуллиным. И для того же возможная смерть Лены от внезапного рака введена в Эпилог.

Для того же и эпиграфы из пророков: те-то знали истину, а Идиатуллин – нет.

И, казалось бы, Незнание – очень хорошая обстановка для создания художественного произведения (того, что со следами подсознательного идеала автора). Но не в данном случае. Незнание просто описано, даже не всегда образно.

Жаль.

Соломон Воложин