Я думаю иногда: интересно было бы составить «Книгу мудрости», не вроде «Опытов» Монтеня, но тоже науку жизни по разумению многих моих старших товарищей, знакомых и друзей. Я, однажды получив эти концентрированные взгляды и устои, потом применял их всю жизнь. Стремился так жить.

Ну, например, Илья Львович Френкель, мой «наставник», назначенный мне Комиссией по работе с молодыми при СП, а в дальнейшем – ставший моим близким и дорогим другом, в самом начале нашего знакомства у себя дома назидательно внушал мне в ответ на просьбу какого-то малосимпатичного журнала предоставить им стихи и мой категорический отказ: «Миша! Печататься надо всюду! Знаете, почему? Меньше места дуракам останется!»

Хм… казалось бы сомнительный совет, а на самом-то деле?!

А незабвенный и тоже дорогой мой друг, Вано Ильич Мурадели, по поводу моих сомнений: «Зачем я Вам нужен, когда у Вас есть более именитые либретисты и версификаторы?», довольно резко и внушительно изрёк: «Ты мне поэтический максимум, а я тебе прожиточный минимум!»

Правило основательное и полезное, по крайней мере в первой своей части… я стараюсь не отступать от него, какая бы работа ни пришла…

Я называю этих людей друзьями с их слов – они так решили. С моей стороны, конечно, это было бы просто нахальством – «друзьями» именовать их, которые вдвое старше меня, если бы они так не думали.

А дорогая Лидия Борисовна Либединская учила меня в очереди за мздой по бюллетеню в Литфонде: «Миша, почему я Вас редко тут вижу? – и продолжила на моё объяснение, что я лучше дома полежу, чем тащиться в районную поликлинику за бюллетенем, – «Вы совершенно не правы! Нельзя ни рубля прощать этой власти!» Имелась в виду Советская.

Великая, действительно великая балерина, солистка Большого театра сразила меня на репетиции, когда увидела, что я как-то жмусь и стремлюсь к выходу. Диалог был быстрым и резким:

– Ты что уходишь? У тебя нет времени»? – с неё пот бежал градом.

– Да не в этом дело, у Вас что-то не получается, мне кажется, из-за меня, я Вам мешаю!..

– Я когда репетирую, мне ничто помешать не может!!! Понятно? Сиди!– возразила она и, отойдя на два шага, обернулась. – Знаешь, что плохому танцору мешает?.. вот именно: яйца!

Что касается потрясающего афоризма Михаила Аркадьевича Светлова, ставшего для меня настоящим кредо жизни, я услыхал его в Большом зале ЦДЛ на вечере, посвящённом 60-летию Светлова 24 июня 1963 года.

Приткнуться негде было, и билеты нам, не членам СП удалось достать с великим трудом.

Наверное, люди хорошо знавшие поэта, уже не раз писали об этом юбилее, но для меня он был любимым поэтом и острословом. Тут он блестяще подтвердил и то, и другое.

Видно было, что он крепко подшофе, и язык не очень его слушается, но зато мысль работала чётко и выразительно: «Я могу прожить без необходимого», – начал он и остановился. Все замерли… А Светлов продолжил: «Но без лишнего… прожить не могу!» Зал, возможно, принял это, как шутку – смех и аплодисменты перемешались, и долго зрители не могли успокоиться, тем более, что от Михаила Аркадьевича всегда ждали острого слова…

А мне стало очень грустно. Я знал, что он страшно болен. Болен неизлечимо… Лидия Борисовна Либединская как-то звала меня навестить его в больнице… я, глупец, постеснялся… на меня вообще больница наводила тягостное впечатление, и мне казалось неудобным смущать поэта, которому плохо… Потом, совсем незадолго до его кончины, в каком-то перерыве между «лежаниями» поэта в больницах, я случайно встретил Михаила Аркадьевича в ЦДЛ внизу, рядом с гардеробом… было пусто, только уборщица протирала мраморный пол тряпкой, накинутой на швабру. Светлов тяжело опустился на банкетку около зеркала. Болезнь изнурила его, и у него точно, по его словам, было «не телосложение, а теловычитание»… Он подозвал эту женщину жестом, попросил сесть рядом, достал смятые листки из кармана пиджака и стал ей читать стихи… только-только родившиеся. Ему нужен был кто-то, чтобы произнести стихи вслух… Я был вторым невольным слушателем – стоял, не шелохнувшись: и уйти нехорошо, и не хотелось, и приблизиться неудобно…

Он знал, что конец близко… шутил «несите пиво – раки уже есть»… И всё же не верил и надеялся:

Разве мы проститься захотели,

Разве «Аллилуйя» мы споём,

Если все мои сосуды в теле

Красным переполнены вином!

Всё моё со мною рядом, тут,

Мне молчать года не позволяют.

Воины с винтовками идут,

Матери с детишками гуляют.

И пускай рядами фонарей

Ночь несёт дежурство над больницей, –

Ну-ка, утро, наступай скорей,

Стань моё окно моей бойницей!

Эти строфы от 12 апреля… а 24 сентября 1964 года его не стало…

Стихи – было то «лишнее», без чего поэт прожить не мог! А его лишали возможности печататься чуть не 20 лет!

Я понял, понял о чём он говорил со сцены, и мне было страшно… афоризм этот так крепко осел в памяти, так зацепил сердце, что остался во мне навсегда…

В перерыве вечера мы с поэтом Вадимом Рабиновичем подошли к Михаилу Аркадьевичу и протянули ему книжки для автографа… Он поинтересовался у Вадима: «Как ваша фамилия?» – и написал: «Вадиму Рабиновичу от главного антисемита!» И расписался. Видно было, что ему тяжело стоять, он взял из моих рук свою любимую книжку «Яблочко-песня» и только поставил подпись на титуле. Но я вижу тут его поистине бессмертный афоризм: «Я могу прожить без необходимого, но без лишнего… прожить не могу».

Михаил Садовский