Когда я собиралась писать о популярном рассказе Ивана Бунина «Солнечный удар», то мне неожиданно пришёл на память рассказ Константина Паустовского, прочитанный в ранней юности и оставивший неизгладимое впечатление.

Я забыла его название, но мне запомнилась глухая ночь, затяжной дождь в провинциальном российском городке, заборы, пахнущие укропом, непролазная грязь, тяжёлое небо …

И я легко нашла этот рассказ в интернете, назывался он «Дождливый рассвет».

В обоих рассказах действие происходит в небольших провинциальных городках России, расположенных на берегу Волги.  А может быть даже в одном и том же городе, но в разное время?

У Паустовского действие происходит в г.  Наволоки, а Бунин не указал название города, оставил его безымянным, так как это не имело значения для его повествования: он своих героев словно вырвал из времени, из географических широт.

Я перечитала оба рассказа подряд и мне показалось, что я путешествую на машине времени.

«Солнечный удар» написан Буниным в 1925г.  в эмиграции в Приморских Альпах, его героями являются поручик и молодая барыня. В рассказе перед нами предстаёт быт дореволюционной России, её люди.

А «Дождливый рассвет» написан Паустовским в 1945г.  уже в советской послевоенной России. Интервал составляет двадцать лет.

Но за двадцать лет Россия кардинально изменилась.

Изменились люди, выросло новое поколение, рождённое уже после революции 1917г.

И на их долю выпала Великая Отечественная война.

Сюжет рассказа прост.

Майор Кузьмин выписывается из госпиталя и сосед по госпиталю Башилов просит его передать письмо жене в г. Наволоки.

Башилов не вызывает симпатии у Кузьмина, но он не может ему отказать в такой просьбе.

В рассказе общий эмоциональный тон задаёт пейзаж, который звучит лейтмотивом, — ночь, дождь, одиночество, неопределенность.

«Кузьмин закурил, откинулся вглубь пролетки. По поднятому верху барабанил дождь. Далеко лаяли собаки. Пахло укропом, мокрыми заборами, речной сыростью. «Час ночи, не меньше», – подумал Кузьмин. Тотчас где-то на колокольне надтреснутый колокол действительно пробил один удар».

«Остаться бы здесь на весь отпуск, – подумал Кузьмин. – От одного воздуха все пройдет, все неприятности после ранения. ..»

«…И вдруг почувствовал всю странность своей жизни. «Где я? – подумал он. – Какие-то Наволоки, глушь…

А два месяца назад были фронт, Польша, широкая тихая Висла. Странно как-то! И хорошо».

Состояние природы побуждает героя к размышлениям.

«Кузьмин начал завидовать Башилову. Но он не завидовал. Он просто жалел. О том, что вот ему сорок лет, но не было у него еще такой любви, как у Башилова. Всегда он был один».

«…Так и жизнь пройдет», – почему-то подумал Кузьмин».

С особой функцией пейзажа связано главное открытие Паустовского в рассказах военного времени: пейзажем задаются общие контуры повествования, устанавливается связь между человеком и жизнью природы, что и определяет художественную неповторимость  его произведений.

«Он волновался, и непонятное это волнение его сердило. Им овладело то чувство, какое всегда бывает, когда попадаешь ночью в незнакомый дом, в чужую жизнь, полную тайн и догадок.

На столе лежала раскрытая книга. Кузьмин встал, и прочел про себя давно забытые слова:

И невозможное возможно,

Дорога дальняя легка,

Когда блеснет в дали дорожной

Мгновенным взор из-под платка…

Кузьмин прислушался к стуку капель. Веками мучившая людей мысль о необратимости каждой минуты пришла ему в голову именно сейчас, ночью, в незнакомом доме.

 «Старость это, что ли?» – подумал Кузьмин и обернулся.

На пороге комнаты стояла молодая женщина в черном платье.

Кузьмин смотрел на женщину. Его удивили ее молодость и блеск глаз – глубокий и немного туманный».

«Кузьмин извинился за беспокойство, достал из кармана кителя письмо Башилова, подал женщине. Она взяла письмо, поблагодарила и, не читая, положила его на рояль.

Он ждал расспросов, но она молчала…

Одно было ясно: письмо, которому Башилов придавал такое значение и ради которого Кузьмин появился в неурочный час в этом доме, уже не нужно здесь и неинтересно.

– Вы не сердитесь. Есть почта, есть телеграф, – я не знаю, зачем ему понадобилось вас затруднять.

– Какое же затруднение! – поспешно ответил Кузьмин и добавил, помолчав: – Наоборот, это очень хорошо.

– Что хорошо?

Кузьмин покраснел.

– Как вам сказать, – ответил, раздумывая, Кузьмин. – Это особый разговор. Все, что мы любим, редко с нами случается. Не знаю, как у других, но я сужу по себе. Все хорошее почти всегда проходит мимо.

– … Я был ранен на Висле, лежал в госпитале. Все получали письма, а я не получал. Просто мне не от кого было их получать.

Потом Наволоки. Я боялся их проспать. Вышел на палубу глухой ночью и подумал: как странно, что в этой огромной, закрывшей всю Россию темноте, под дождливым небом спокойно спят тысячи разных людей. Потом я ехал сюда на извозчике и все гадал, кого я встречу».

«В сыром мраке за окном, где-то под горой, загудел пароход.

– Ну, что ж, – как будто с облегчением сказала Ольга Андреевна. – Вот и гудок!

Они вышли, молча пошли по темной улице.

– Скоро рассвет, – сказала Ольга Андреевна.

В конце сада был обрыв над рекой, а за обрывом – предрассветные дождливые дали, тусклые огни бакенов внизу, туман, вся грусть летнего ненастья.

На последней площадке лестницы они остановились. Сердце у Кузьмина сжалось от сознания, что сейчас он расстанется с этой незнакомой и такой близкой ему женщиной и ничего ей не скажет – ничего!

– Попрощаемся здесь, – сказала Ольга Андреевна. – Дальше я не пойду.

Кузьмин прошел на корму, посмотрел на обрыв, на лестницу – Ольга Андреевна была еще там. Чуть светало, и ее трудно было разглядеть. Кузьмин поднял руку, но Ольга Андреевна не ответила».

1945

Детали интерьера, окружающие Ольгу Андреевну, и приметы ее внешности заставляют вспомнить блоковскую «Незнакомку», а моделирование художественного мира в целом — стихотворение «Россия» Блока.

На связь «Дождливого рассвета» со стихотворением А. Блока «Россия» указал сам К. Паустовский (Тарусские страницы. Калуга, 1961. С. 40.)

Если в рассказе Паустовского описана глухая дождливая ночь, накрывшая всю Россию, то в «Солнечном ударе» Бунина наоборот — знойный  солнечный день с  палящим летним солнцем.

«После обеда вышли из ярко и горячо освещенной столовой на палубу и остановились у поручней».

«Всё было прелестно в этой маленькой женщине…»

В любви герои Бунина подняты над временем, обстановкой, обстоятельствами.

«В десять часов утра, солнечного, жаркого, счастливого, со звоном церквей, с базаром на площади перед гостиницей, …она, эта маленькая безыменная женщина, так и не сказавшая своего имени, шутя называвшая себя прекрасной незнакомкой, уехала».

Мы не знаем ни имени, ни возраста героев рассказа.  Нам известно только, что он поручик, а она отдыхала в Анапе, а теперь едет к мужу и трехлетней дочери, что у нее прелестный смех, что она проста, весела и естественна. Героиня присутствует только в самом начале произведения, сразу после проведенной в гостинице ночи покидает своего случайного спутника.

… Бунин не дает участникам кратковременного романа сразу понять, что с ними произошло. Первой слова о каком-то «затмении», «солнечном ударе» произносит героиня.

«Никогда ничего даже похожего на то, что случилось, со мной не было, да и не будет больше. На меня точно затмение нашло… Или, вернее, мы оба получили что-то вроде солнечного удара…»

Позже он в недоумении повторит их: «В самом деле, точно какой-то «солнечный удар»…

Далее начинается главное действие, потому что вся история сближения этих двоих людей была только экспозицией, только подготовкой к тому потрясению, которое свершилось в душе поручика и в которое он сразу не может поверить. Сначала речь идет о странном ощущении пустоты комнаты, которое его поразило, когда он вернулся.

«Номер без нее показался каким-то совсем другим, чем был при ней. Он был еще полон ею — и пуст. ..».

И в дальнейшем этот контраст — присутствия человека в душе, в памяти и его реального отсутствия в окружающем пространстве — будет усиливаться с каждым мгновением.

Нарастает в душе поручика ощущение дикости, неестественности, неправдоподобности произошедшего, нестерпимость боли от потери.

«Как дико, как нелепо, страшно все будничное, обычное, когда сердце поражено, – да, поражено, он теперь понимал это, – этим страшным «солнечным ударом», слишком большой любовью, слишком большим счастьем».

«Нужно было спасаться, чем-нибудь занять, отвлечь себя…

Да, но куда идти? У подъезда стоял извозчик, молодой, в ловкой поддевке, и спокойно курил цыгарку…

Базар уже разъезжался. Он зачем-то походил … среди телег, среди возов с огурцами, среди новых мисок и горшков…  Все это было так глупо, нелепо, что он бежал с базара. Он зашел в собор, где пели уже громко, весело и решительно, с сознанием исполненного долга, потом долго шагал, кружил по-маленькому, жаркому и запущенному садику на обрыве горы, над неоглядной светло-стальной ширью реки… Погоны и пуговицы его кителя так нажгло, что к ним нельзя было прикоснуться».

«Все было хорошо, во всем было безмерное счастье, великая радость, …а вместе с тем сердце просто разрывалось на части».

«Окна были открыты, занавески опущены, и легкий ветерок от времени до времени надувал их, веял в комнату зноем нагретых железных крыш и всего этого светоносного и совершенно теперь опустевшего безмолвного волжского мира».

Рассказ имеет кольцевую композицию. В самом его начале слышен удар о причал приставшего парохода и в конце слышны те же самые звуки. Между ними пролегли сутки. Одни сутки. Но они герою рассказа показались десятью годами.

Вновь едет на пароходе уже другой человек, постигнувший какие-то самые важные вещи на земле, приобщившийся к ее тайнам.

В «плотной», материальной манере повествования (недаром кто-то из критиков назвал выходящее из под его пера «парчовой прозой») выразилось  мировоззрение писателя, жаждущего через память, через прикосновение к предмету, через оставленный кем-то след, противостоять разрушительному действию времени, одержать победу над забвением, а значит, и над смертью.

Человек в художественном мире Бунина, узнавший любовь, может считать себя божеством, которому открываются новые, неизвестные чувства. Писатель говорит о таинственности токов, что пробегают между людьми, связывая их в нерасторжимое целое.

Послесловие

В обоих рассказах главным является недостижимое.

Это «недостижимое» горит вдали как маленькая звёздочка в небе и освещает жизненный путь.

Нам показаны две Прекрасные незнакомки, словно вышедшие их стихов Александра Блока. Это та самая женственность, освещающая мир, дающее начало любви, жизни… Это красота, без которой мир был бы пуст.

Среди тех, кто высоко ценил талант И. А. Бунина, был Константин Паустовский. Интересный материал для размышлений дают их дневники. А именно: аксиологические параллели в осмыслении исторических потрясений 1917-1920 годов.

На протяжении 1917-1920-х годов мировосприятие, ощущения, чувства двух писателей были похожими. Примечателен тот факт, что именно в это время происходят сразу две встречи писателей (в 1917 году — заочное общение по переписке и в 1920 году — встреча в редакции газеты «Новое слово»).

Светлана Смирнова

Литература:

1.И.Бунин. «Солнечный удар.»

2.К.Паустовский «Дождливый рассвет»

3.Анатолий Нестерук «Зволюция романтических принципов в новеллистике К.Г.Паустовского 1920-1960-х годов». Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук. Екатеринбург — 2012

4.Ранчин А. Дама без собачки: чеховский подтекст в «Солнечном ударе»

Источник: http://bunin-lit.ru/bunin/kritika/ranchin-dama-bez-sobachki.htm

5.И.Михайлова. «Солнечный удар»…«Солнечный удар»: беспамятство любви и память чувства
Источник: http://bunin-lit.ru/bunin/kritika/mihajlova-solnechnyj-udar.htm

6.Благасова Г.М., Курбатов Ю.И.: Бунин и Паустовский: аксиологические параллели