Беседа прозаика Александра Донских и доктора филологических наук Веры Харченко, автора книги «История Родины в зеркалах семейного родословия»

А.Д. Вера Константиновна, ваша книга «История Родины в зеркалах семейного родословия», недавно вышедшая в Издательском доме «БелГУ» Белгородского государственного национального исследовательского университета, лично меня тотчас захватила названием и вашим предисловием, а вчитавшись в первый десяток страниц – хотелось неотрывно дочитывать. И чтение затянулось на несколько недель, потому что труд объёмный, не побоюсь сказать, – целая эпопея жизни и судьбы народа, всей России.

В.Х. Да, Александр Сергеевич, труд немалый, начало которого в уже далёком 2002 году положило одно важное событие. Я преподавала культуру речи на курсах Белгородского филиала Орловской академии государственной службы, и надо было придумать тему сочинения по культуре речи, которая исключала бы обвинения всего и всех, и чтобы стиль изложения никак нельзя было отнести к безликости: тема должна была исключать формальные обороты, отписки и тому подобное, что не редкость в письменных работах у многих. И такая тема была найдена совместно со студентами: история моей семьи. Когда получилось осуществить задуманное, то сами слушатели признавались, сколь много нового они узнали о своих близких. «Материал для нас родной, и он легко и естественно ложился на бумагу!» – говорили они. Я стала собирать копии таких сочинений. Понемногу составился личный фонд родословия, насчитывающий теперь 30 томов. По формату – настоящие исследования получались! Мы стали анализировать материалы, – и сами собой пошли статьи, даже были защищены три диссертации. Но до последней книги, а именно «Истории Родины в зеркалах семейного родословия», тогда было ещё далеко.

А.Д. И надо было разговорить людей, не так ли? Многие, очень многие предпочитали молчать, и не без причин. Позвольте процитировать строки из некоторых родословных.

«В войну дед попал в Германию, в концлагерь. Он не любил об этом вспоминать, а если рассказывал, то плакал».

«Дядя моего деда Писклов Александр Дмитриевич (15 мая 1911 – 22 августа 2005). Служил на границе с Ираком в секретных войсках. После окончания службы вернулся в родное село Солдатское, где все жители считали его дезертиром. Он не опровергал такое мнение о себе и никогда не пытался оправдаться, так как сведения о его службе носили секретный характер. Ему не начисляли пенсию и до самой старости, несмотря на слабое здоровье, он был вынужден работать. Только после распада СССР, когда документы о его службе, наконец, были рассекречены, он получил все свои награды, лежавшие до этого в архивах: орден Отечественной войны 2-й степени, медаль «Георгий Жуков», юбилейные медали и значок «Фронтовик». Получал благодарственные письма от президентов: М.С. Горбачёва, Б.Н. Ельцина, В.В. Путина. Но даже после того, как пропала необходимость хранить тайну, дед Лексон (так его звали дома), по-прежнему ничего о своей службе не рассказывал».

В.Х. Безусловно, не сразу ломалась привычка поменьше говорить, или откровенничать. Приведу и я характерный пример из родословной.

«Я рос в семье, где господствовал разумный аскетизм: посуда – это то, из чего едят и пьют, мебель – на чём сидят или спят, одежда – для тепла, а дом – чтобы в нём жить и ни для чего больше».

А.Д. Ваша книга содержит 29 разделов, которые в свою очередь разбиты примерно на 420 главок-частичек различной тематической направленности. Даже само название главок тянет прочитывать вашу книгу страницу за страницей, дальше и дальше: «Как создавались семьи», «Эстетика труда», «Как стирали бельё», «Штыковая атака», «Ложка с войны», «Страх перед переменами», «„Прощай, Россия!“», «Гражданская война внутри семьи», «Зависть соседей», «За рассказ анекдота», «Работа „за палочки“», «Учиться у врагов», «Стройбат», «„Тайнички“», «Любовь с первого взгляда», «Красота дедушки», «„Плюшкин“», «Бабушкин дом», «„Папа – это праздник!“», «Баловство детей», «Сожаление о нерассказанном», «Боязнь прошлого», «Начинать с себя…», «Семейные связи», «Запас бессмертия». Мы сейчас пробежались по некоторым островкам давнего прошлого и по целому, можно сказать, материку всего ХХ века! Вы представили историю Родины в живых историях, свидетельствах, коротенько и зачастую предельно скупо, но ёмко поведанных простыми людьми в своих родословных, семейных хрониках.

«Время требовало добровольного отказа от всего нажитого, пересмотра всех жизненных устоев, всего мировоззрения. Лозунги страны менялись с головокружительной скоростью. «Долой…»,  «Экспроприация экспроприаторов!», НЭП… Собрал Алексей своих сынов и, как говорится в хороших  русских сказках, повелел им принять новый мир таким, каков он есть. А для того, чтобы не тревожить и не дразнить новую власть крепким хозяйством, разделил Алексей нажитое добро между сыновьями и проводил их из-под отчего крова на новые места жительства, куда сами пожелают. Стал Алексей обычным крестьянином уже не на своей, с любовью взлелеянной, а на общей государственной земле. Разделил судьбу свою с судьбой своей новой Родины».

В.Х. Постепенно мною осознавалось – через семью появляется возможность увидеть историю Родины. И добытые фрагменты действительно высвечивали то, что было лично мне неизвестно. Вы и раньше говорили мне, что надо бы продолжать собирать материалы, не останавливаться на полпути…

А.Д. Готов повторить: надо продолжать, Вера Константиновна! Потому что ваши материалы на сто процентов достоверны, что называется, взяты из первых рук и с годами становятся всё более востребованными, прежде всего, любителями исторического художественного и документального жанра. Теми любителями, да и профессиональными гуманитариями, которые утомились от легковесных выдумок, художеств сочинителей, в особенности, последних десятилетий.

В.Х. Вот почему я тоже призываю в моём предисловии: пишите для себя, для своей семьи, для внуков, которых ещё нет, но которые потом будут интересоваться каждой «мелочью». Ведь наша жизнь состоит из подробностей, частностей, частичек. «Подробности расколдовывают историю», – бытует такой афоризм.

А.Д. Больше материалов, как уже отметил выше, в вашей книге о ХХ веке, и понятно почему – тот век азартно и яростно перепахал всё человечество, выпукло явив высоту и низость, свет и тьму человеческой сущности. И написаны родословия нередко теми людьми, которых судьба ломала и осчастливливала, бросала на поля сражений и призывала к геройству в труде на колхозных нивах, гноила в сталинских лагерях и направляла добровольцами строить новые города, оболванивала ущербной идеологией и приучала со школьной скамьи к серьёзному, благотворному чтению русской и мировой классики, принуждала противоборствовать брата с братом и призывала человечество к братской любви и солидарности, нещадно раскулачивала, но потом едва ли не принуждала богатеть «как можете», брать земли «сколько хотите». Не счесть деяний великого и страшного века!

В.Х. Вы правы! На нас, можно сказать, начала работать история. Были сняты табу, рассекречены многие документы, и авторы родословных взялись писать о том, о чем раньше нельзя было даже говорить. Говорили или думали: «Наше время – время молчания». Много фактов в книге про раскулачивание, репрессии, – и представить такое раньше было просто невозможно. Например, я не знала, что при раскулачивании запрещалось приютить человека, он не мог даже сесть на лавочку возле чужого дома, за такой проступок могли наказать и его, и тех, кто допустил этакое деяние. Приведу три красноречивых отрывка, – а в книге их много, очень много!

«В воспоминаниях ребенка навсегда отпечатался плач, стоящий над селом, глаза деда-мельника, когда догорала его кормилица-мельница, а пожитки из дома и весь скот забирались в коммуну».

«В одну из ночей всю семью должны были выслать в Казахстан. Перепуганная прабабушка прибежала к соседям-беднякам и стала просить, чтобы сосватали Пелагею, младшую дочь, за Фёдора – иначе всё равно сгинет девка по дороге. Соседи оказались добрыми людьми, – так у моей бабушки появилась новая семья. Никто и не спросил, любят ли молодые друг друга, нужно было просто выжить. Ночью поляков выслали, а молодым пришлось всё-таки бежать на Камчатку, потому что НКВД отслеживал каждого „кулака“».

«Не стал Яков доносить высшему руководству о том, что видел, как эта женщина насыпала в карман две горсти пшеницы на колхозном току. Да только злые языки донесли на вдову и на Якова. На следующий день его арестовали. Правда, всего 11 месяцев провёл Яков Игнатьевич в тюрьме, но они пошатнули его здоровье».

А.Д. Вы на страницах книги словно бы дали выговориться людям и поведать о жизни «как она есть». «История Родины, написанная сквозь призму истории семьи, – отмечаете вы в предисловии, – при всех своих отступлениях, исключениях, особенностях и парадоксах выполняет консолидирующую функцию. Она объединяет всех нас, создаёт единую нацию с великой историей». Воистину: несмотря ни на что, и история великая, и единство, ныне наблюдаем, бесспорное, по крайней мере, крепче становится, непринуждённее, что ли. Хотя если смотреть только со своей колокольни и толковать факты, то можно много чего субъективного и непотребного постараться разглядеть и, соответственно, натолковать.

В.Х. В книге немало моих комментариев, можно сказать, толкований. Это моё прочтение истории, но и не только моё. Я составляла книгу весной нынешнего года, а современность не отпускала сознание, современность просилась в книгу. Но как её вставить? И я поняла: семейные родословные страховали своих читателей (родных) от многих бед и, конечно, они скрепляли и скрепляют народ, вырабатывают самосознание.

А.Д. Важно, на мой взгляд, и другое ваше обращение к читателям: «История Родины сопряжена с историями семей более тесно, нежели это представляется на первый взгляд. История Родины – это весьма серьёзный аспект, и сейчас при обилии художественных, публицистических, документальных текстов нам всем остро недостаёт свидетельств живой истории, хранящихся в скупых семейных родословных, и их должно быть много, весьма разнородных, весьма обильных, но в чём-то и сходных свидетельств!»

В.Х. Именно так! Мои родители развелись, прожив вместе 22 года, но я не думала, что количество разводов будет расти с каждым последующим годом, рост пошёл по экспоненте! Примеры? Их много, к сожалению. Вот некоторые из них.

«Случилось так, что папа с мамой разошлись, когда мне было всего один год. Он уехал на Украину, в город Лисичанск, умер в августе 1987 года. Папиных родителей я не помню, мама с ними не поддерживает отношения, хотя жили в одном городе».

«Союз родителей моих распался, когда мне не было и шести. Мама решила начать жить в новом месте, надеясь на новые возможности и перспективы. Так она стала постоянным жителем небольшого северного городка Ноябрьска. Пока она обустраивала там жизнь, моё воспитание было отдано в руки моей бабушки».

Современность наша настойчиво просилась в мою книгу! Просилась со своими особенностями, недостатками, которым, как оказалось, противостояли семейные родословные. Когда раньше женщина кормила одного, а в ногах у нее качался второй ребенок, когда в три часа ночи надо было бежать на ферму, – уже не до прострации с прокрастинацией, извините за слог, но он из жизни! Семейные родословные воспитывали и воспитывают нас на будущее. «Они выдержали, – говорили и говорят о предках, – и мы выдержим!»

А.Д. Согласен с вашим утверждением, что благодаря свидетельствам из родословий «история Родины будет живой и говорящей». В то же время в истории немало белых пятен, отмечаете вы, «обусловленных рядом причин. Здесь и боязнь раскрывать своё «непролетарское» прошлое, что было характерно многие не годы даже – десятилетия, и стремление не писать о том, что не красит семью – ссоры, пьянство, суицид, заключение под стражу и так далее, и невнимание к мелочам жизни и быта. Но помимо всего этого семейные родословные раскрывают образ Родины так многокрасочно и объёмно, что подобные фрагменты просятся в книгу и, даже несобранные, образуют её».

В.Х. И особенно – сейчас, когда многое что обесценивается, а то и переиначивается под узкие политические интересы. Отчего, к примеру, мы теперь столько внимания уделяем Великой Отечественной войне – славной нашей Победе, которую наши «друзья» и «партнёры» пытаются свести едва ли не к нулю.

А.Д. Да, события войны – это всегда как что-то новое, вот-вот произошедшее, настолько остро, болезненно, горько вспоминаются, особенно ветеранами, даже самые мелочи. А уж о чём-то крупном и говорить не приходится. И снова обращаюсь к вашей книге.

«Деревню, в которой они жили, захватили немцы. У оставшихся жителей (а это были женщины, дети и старики) забрали всю еду и одежду, а самих согнали на поле, заставили стать на колени и начали расстреливать. Из ста пятидесяти человек в живых остались только восемь, среди них была и моя бабушка, на неё упала беременная женщина и закрыла её от пуль».

«Мой отец рассказывал, как вечером они были дома, а немцы уже бродили по селу, и вдруг к ним в окно бросили гранату, которая покатилась под стол, они очень испугались, но она не взорвалась,и тётя, которая жила с ними, встала, взяла в руки эту гранату и вынесла во двор. Так она спасла жизнь детям».

«Однажды тяжело раненный мадьяр лечился в прабабушкином доме, все ухаживали за ним, лечили его козьим молоком. После выздоровления он узнал, что у моей бабушки заболела воспалением лёгких дочь Зинаида. Пришёл к ней на помощь, вылечил её, так как по образованию был врач. Этот пример показал, что в тяжёлые времена, которые выпадают на судьбы людей, человек становится добрее и терпимее к другим».

В.Х. Таких примеров чрезвычайно много. Как-то я поместила в журнале «Нева» (2020 г., № 2) подборку из родословных «Память о войне: семейные нарративы 75-летней давности, фрагменты истории, судьбы».Тогда и подумала, что надо бы собрать все имеющиеся свидетельства и опубликовать их. Эта книга будет дороже других книг, потому что судьбы написаны кровью.

«Наши орудия были без колес – лафетов на колёсах не хватало, а в расчёты командования не входило какое-либо передвижение орудий. Иногда близко падали бомбы. Мы стояли недалеко от леса и настороженно присматривались к зарослям, боясь, что оттуда в любую минуту может появиться враг. В перерывах между боями рыли окопы, траншеи, землянки и могилы».

«Ушли на фронт все мужчины из рода Зубкова: четыре внука и четыре правнука. Никто не вернулся живым домой».

«Оккупанты непрерывным потоком проезжали село кто на велосипеде, кто на мотоцикле, кто на машине. Маленькие Слава и Боря стали совать палки в колеса проезжающих велосипедистов. Немцы падали, ругались. Наталья Даниловна в испуге выскочила из дома за детьми. Что она могла объяснить четырёхлетнему Борису и трёхлетнему Славику? Как объяснить детям, что эти люди пришли на их землю, чтобы лишить их Родины? Фашисты, падая с велосипедов, хватались за оружие и угрожали убить детей».

А.Д. Война оставила страшный след, и он пожизненно помнится в поколениях. Но и до, и после войны столько было событий!

В.К. Я читаю, Александр Сергеевич, ваши книги и нахожу в них мысли, идеи, близкие мне по родословным. Здесь – и о книгах любимых, и о необходимости «родниться» с близкими людьми, и о доме, лично построенном, и об одном только слове, запомнившемся и когда-то звучавшем в устах матери. Процитирую из романа «Отец и мать», хорошо?

«Она любила книги так, как, возможно, другие любят детей: они казались ей ранимыми, беззащитными, требующими беспрестанного ухода и догляда. А если подолгу или вовсе нечитанными, нетронутыми простаивали на полках и в шкафах, то представлялись детьми брошенными, беспризорными, детдомовскими».

«Людмила, Юрик? А Иван Николаевич? Не приезжаете что-то вы к нам, а ведь родниться надо. Старики говорят: родня-то тогда родня, когда вместе живут-могут люди одной крови и роду-племени. Понимаю: и мы виноваты – тоже к вам носа не кажим. Но ведь городскую, согласись, жизнь с деревенской не сравнишь: тут у нас бессрочно – то скотина, то земля, то засуха, то потоп. Ни выходных, ни проходных. Понимаешь, родниться надо? Родом да роем, как пчёлы, жить надо, а не абы как».

«Досочку к досочке, стёклышко к стёклышку – и домок, глядим, народился наш, заиграл на солнце. Сама видишь, наверное: славный вышел. Бывало, подходишь к нему под вечер со школьных занятий – любу-у-у-ешься, шаг ускоряешь, как бы не измотался за день. Оконца мигают, посвёркивают, крыша – точно бы наполненный ветрами парус, труба пробеленная – флажком, заборчик палисадника тоже пробеленный, с черёмуховым кустом под окном, а недалече под укосом голубо горит родимый наш Иркут».

«И голосом матери, издалека мгновенным всплеском, отозвалось в его сердце: «Сыночка». Только одно слово. Но именно то слово, которое он любил и часто вспоминал, когда мать ушла навечно».

В эти строки надо вчитаться, – и непременно высветится из твоей родословной нечто похожее! И еще. Вы в своих книгах так хорошо пишете о земле! Сколько сердечных слов ей посвящено, но ведь и в родословных эта любовь к земле чувствуется, порой ярко видна.

«Я полюбила землю, как бабушка, так как она всегда рассказывала о земле, что она кормилица и без земли трудно прожить. Она учила меня работать на земле. А сама она так любила землю, что, умирая, говорила: „Как же я буду «там» без своей земли?“»

А.Д. Я об этом кусочке из вашей книги часто думаю: что-то в нём и лично моё, и моей матери, и моей бабушки. И кто из нас в какую-нибудь непростую или же, напротив, в самую благополучную пору жизни и судьбы не спросит себя: «Как же я буду без своей земли?» Там ли, здесь ли! Сейчас опять стали говорить о династиях, но ведь в родословных писаниях династическое начало жизни так и сквозит, так и нашёптывает, порой едва не взывает: вспомяните обо мне, люди добрые! Мои мысли повёл за собой такой, на мой взгляд, замечательный, хотя внешне постецкий, отрывок.

«Отец перед смертью сказал детям: «Я хочу, чтобы вы пошли по моим стопам – стали машинистами тепловозов». Так всё и случилось. Как минимум пять человек стали работать на железной дороге. Вот так и сложилась династия железнодорожников в нашей семье».

Как глубинно, высоко и непостижимо: «перед смертью»! А пример старшего в семье, в роду! Меня восхитило, как очерчивается бабушка в одной родословной.

«Бабушку очень хорошо помню. Прожила она 96 лет. Во время войны дедушка попал в плен и погиб. У бабушки было семь сыновей. Один из них был Алексей – мой отец. Всех она сама вырастила. Уже тогда старалась дать образование, отправляла учиться. По рассказам отца, бабушка воспитывала детей в строгости, всех держала в ежовых рукавицах. Её слово было законом для всех. Даже когда она умирала, они все стояли по стойке „смирно“».

В.Х. Чрезвычайно значимо, что именно бабушка или дедушка в родословных воспринимались как образцы поведения. Сейчас такое уважительное, высокое отношение, увы, утрачивается, поскольку люди серебряного возраста живут, как правило, отдельно от детей.

А.Д. Ваша книга, Вера Константиновна, несомненно, получилась, образовалась! И всё в ней сообразовалось и удалось по вашей научной, исследовательской, художественной и нравственно-этической задумке. Она – многокрасочная сюжетами и судьбами, объёмная, ёмкая, или, говоря старинным языком, укладистая, уёмиста, не только по количеству страниц и главок, но и, прежде всего, размышлениями, чувствами, эмоциями, переживаниями тех, кто писал летопись своей семьи. Лишний раз убеждаемся мы, что интереснее жизни может быть только сама жизнь.

В.Х. Вы глубоко правы, Александр Сергеевич, наша история – во многом наши биографии. И сегодня, сейчас важно не упустить это единство. И в нынешней ситуации с пандемией, самоизоляцией, может быть, мы станем ближе к родным, заинтересуемся их судьбами, их историями, что-нибудь, наконец, запишем. Важно именно записывать эти «мелочи» жизни, потому что из них складывается общая, большая, уникальная, удивительная история страны, Родины, в которой нам довелось родиться и жить.

А.Д. Многие крупицы-памятки из вашей книги просто бесценны. Я кое-что занёс в мою записную книжку – чтобы верным помином были. И не могу не привести приложением к нашей беседе ещё хотя бы несколько этих крупиц, чтобы читатель прочувствовал время, эпоху, того человека, но и нас всех, живых и ушедших, отражённых и соединённых в зеркалах нашей общей истории и судьбы. Зеркалах и далёких, и одновременно чем-то близких для каждого из нас.

В.Х. Буду только благодарна!

«В минуты редкого отдыха садились рядышком и пели песни. Пели песни всегда. Даже когда дедушка состарился и очень болел, звал свою Христю: «Иди, сядь рядом, давай споём». Бабушка бросала все дела, садилась рядом и запевала песню».

«Батюшка, совершая обряд крещения, посмотрел в церковную книгу и озвучил имя Фунт, которым следовало назвать младенца. Конечно, бабушке это имя не понравилось, и она спросила батюшку: а что это за имя такое, и нельзя ли дать имя «полегче, а то целый фунт всю жизнь носить ребёнок замается», на что батюшка ответил: какое по церковной книге имя положено, такое и будет. Бабушка, недолго думая, не окончив обряд крещения, забрала сына и окрестила его в другой церкви, где дали ему имя Иван. Когда ехали обратно домой праздновать крестины, то на дороге нашли хороший, совсем почти новый пиджак, и кум тогда сказал: „Ванька будет счастливый, в пиджаке проживёт“».

«Но то ли лень, то ли усталость после гуляний свалили парубка. Он весь день проспал, а когда начало смеркаться, вырыл среди поля траншею и высыпал туда два воза с картофелем. Проходит время, и отец собирает своё многочисленное семейство на прополку. Когда же они добрались до поля и увидели, что среди поля буйно зеленеет сплошной стеной картофель, то гневу деда Тимофея не было границ. Он, не раздумывая, тут же выпорол своей именной нагайкой сына, что от его нового бешмета остались только лоскутки».

«После революции, когда вокруг были холод и голод, бабушка, будучи маленькой девочкой, стояла на рынке и продавала курицу, чтобы на вырученные деньги купить крупы и картофеля. Вдруг вокруг послышался шёпот: «Киров, Киров…» Но было такое страшное время, что моя маленькая бабушка чуть не умерла от страха, она уже в свои 7 – 8 лет знала, что за эту курицу могут арестовать всю семью. Но несмотря на это, Киров остался в памяти самым добрым человеком на свете, и она всегда говорила, что сейчас таких людей нет. Этот человек, казалось ей тогда, огромной власти и величины, подошёл к ней, улыбнулся, спросил её имя, не замёрзла ли она, погрел ей руки, потеребил за щёки».

«XX век ставил кровавые штампы на членах нашего рода: в 1916 году в городе Ростове погиб сын Тихона Тимофей, участвовавший в гражданской войне на стороне красных. Странное обстоятельство: сын зажиточного крестьянина отдал жизнь за советскую власть. Он заплатил слишком высокую цену за то, что в дальнейшем лишило крова его семью. А когда пришла гражданская – случилось страшное: семья разделилась. Бабушка Фёкла Николаевна хотела, чтобы он пошёл воевать за белых, а все братья – за красных. Но судьба распорядилась по-своему. В деревню пришли белые и нашли его. Его посчитали дезертиром и хотели расстрелять, но ему удалось убежать от двух часовых, и позже он вступил в Красную армию».

«Мама рассказывала, что печку топить было нечем, поэтому расплеснутая на земляном полу вода превращалась в каток для детворы. Спали только в платках, чтобы волосы не примерзали к стенам. Яков умер, задохнувшись от дыма, когда дети в отсутствии матери решили протопить печь».

«Лечили детей, закутывая их в тулупы и сажая на печку, где они сидели не менее двух дней, прихватывая с собой соседских ребятишек, чтобы не скучно было».

«Благодаря этому сочинению я многое узнала о своей семье. Больше всего меня поразило то, что мой дедушка видел вживую и здоровался с самим Фиделем Кастро!»

«Сложно ей было растить одной ребёнка, но замуж не вышла – была однолюбка. Всю жизнь работала дежурной на переезде станции Харитоненко».

«Поскольку говорить много о себе нетактично, скажу лишь, что имею высшее юридическое образование и являюсь участником боевых действий в Чеченской республике».

«Папа был один из тех людей, которые осваивали целину. Видно, нелегко это давалось, потому что, по его словам, трактористы, обедая, засыпали за столом. Но работа его и закалила».

«Мой дедушка любит рассказывать, как его отец, когда привозил домой сено, не доезжая до ворот, распрягал лошадь и телегу во двор закатывал сам, объясняя это тем, что лошади тяжело».

«Мама всю жизнь любила отца и прожила с ним 36 лет, не допуская мысли, что можно развестись. А ведь какая красавица! Всё было: и пил, и бил, да и изменял. Денег в доме в достатке не было, а ведь двух девчонок поднимали. Часто в разговоре я уточняю: «Ты любила отца?» и слышу в ответ: «Это вы, современные женщины, придумали, чтобы оправдать разводы, а я знаю, что мужчина должен быть единственным!» У нас с сестрой семьи неполные, растим сыновей».

«В моей практике не было ни одного случая, чтобы ребёнок не прижился у нас, чтобы про него сказали: “Это не ясельный ребенок!”».

«Чудесная пара! Они уже 67 лет вместе. Есть традиция в этой семье: ежегодно мы собираемся 9 мая к бабушке и дедушке в гости. С каждым годом семья растёт и растёт: сначала были дети и их супруги, потом появились внуки, супруги внуков, дождались и правнуков».

«А моя история пишется уже сейчас. И я думаю, что не прав был поэт Евтушенко, когда говорил: «Уходят люди… Их не возвратить. Их тайные миры не возродить». Почему не прав? Да потому, что люди не уходят, а остаются хоть какой-то частичкой в нас. Иначе не было бы семьи, не было бы рода, не было бы Слова. И когда-нибудь, через семьдесят лет или сто, чья-то детская рука аккуратно выведет мое имя и отчество и ниже напишет: «Так звали мою прабабушку». История продолжается…»