Жёстко, со своеобразным скрежетом звучит его фамилия – Верещагин…

Словно скрипы и хрипы войны слышны, словно и фамилия предрекала ему славу лучшего русского художника-баталиста.

Он родился в семье местного предводителя дворянства; из одиннадцати детей выжило семеро: Василий оказался самым ярким, два брата его также стали художниками; а младшие – профессиональными военными.

Военная стезя открылась поначалу и Василию: он был определён в Александровский кадетский корпус для малолетних; потом учился в Морском кадетском корпусе: но живопись, как очевидное призвание пересилила…

Пирамида черепов: наваленная, но аккуратная, страшная пирамида: раззявленные рты и пустые чернеющие глазницы: и такие же чёрные птицы, сидящие тут и там: уже и клевать нечего.

Чахлые, тёмные деревья, изломами своими подчёркивающие ужас предложенного; далёкий среднеазиатский город, плоско распростёршийся на заднем плане; и – черепа, черепа…

Тень от них корява.

«Апофеоз войны».

Добавить нечего.

Мощное живописное высказывание Верещагина вибрирует в веках, никого, разумеется, не останавливая – люди не умеют слушать искусства.

Замереть ли «У врат Тамерлана»?

В них, конечно, не войти – не пустит стража, выписанная до деталей, до мельчайших подробностей.

Изощрённый орнамент, покрывающий двери, точно таит в себе знаки судьбы; луки кажутся тугими даже в состояние покоя; а стрелы, наполняющие колчаны, будут напоены кровью и смертью.

Жить – ради войны.

Хромец Тимур возникает на заднем плане, не проявляясь: хромец, ведущий несчётные рати: и всё воины похожи: в любой момент готовы к смерти, губы сжаты, позвякивают стремена…

Лиц стражников мы не видим: будто и нет их: есть нечто общее в лицах всех, ввергнутых в войны; но оружие ощущается так, что чувствуешь будто мускульное напряжение сжимающего копьё.

Смертельно раненый русский солдат выбегает из боя, держась за бок: чем не остановить кровь.

Пыль золотится.

Средняя Азия богата солнцем.

…Верещагин много путешествовал, почти два года прожил в Индии, бывал на Тибете, Париж воспринимал…почти родным.

Он сам был тяжело ранен: Верещагин попросился в качестве наблюдателя на борт миноносца «Шутка», устанавливавшего мины на Дунае.

Его картины при жизни получали самые разные, порой чрезмерно негативные (как отзыв будущего императора Александра III) оценки, но сейчас едва ли кто-то оспорит лавры лучшего русского баталиста: лавры, принадлежащие Верещагину.

    Александр Балтин

фото взято с сайта dzen.ru