Внутренняя тишина, растящая магические кристаллы духа; гимн ей, царственной:

Молчи, скрывайся и таи

И чувства и мечты свои —

Пускай в душевной глубине

Встают и заходят оне

Безмолвно, как звезды в ночи, —

Любуйся ими — и молчи.

Таинственные механизмы внутреннего человеческого устройства обозначены чётко, и свежесть стихотворения, умножаемая на глубины, относится абсолютно ко всем временам: ибо, сколь бы ни менялся исторический антураж, сущность человека остаётся одинокой…

Одиночество – до смерти: хотя, кажется, люди двадцатого века чувствуют его основательнее и горше.

Разочарование в науке жизни развеивается возможностями сердце, которое:

Чему бы жизнь нас ни учила,

Но сердце верит в чудеса:

Есть нескудеющая сила,

Есть и нетленная краса.

Ювелирно-гранёные строки Тютчева, отражая космос духа, когда не сам мистический, тотально жизнью наполненный космос, врезаются во всякую данность так, будто время не играет особенной роли.

Есть мудрость, опровергающая его быстротечность.

Есть знание основных высот.

Есть…любовь, особенно связанная с закатным возрастом:

О, как на склоне наших лет
Нежней мы любим и суеверней…
Сияй, сияй, прощальный свет
Любви последней, зари вечерней!

Бабочка загадки поймана метафизическим сачком звука и мысли; и ритм, сбивающийся в финальном четверостишие, словно выстраивает образ подлинности: последнего счастья:

Пускай скудеет в жилах кровь,
Но в сердце не скудеет нежность…
О ты, последняя любовь!
Ты и блаженство, и безнадежность.

Ибо счастье остаётся целью человека, и – человечества, ибо в этом оно неизменно.

…осознание души, как христианки, чётко и мощно звучащее струнами строк:

О вещая душа моя!

О сердце, полное тревоги,-

О, как ты бьешься на пороге

Как бы двойного бытия!..

Так, ты жилица двух миров,

Твой день — болезненный и страстный,

Твой сон — пророчески-неясный,

Как откровение духов…

Пускай страдальческую грудь

Волнуют страсти роковые –

Душа готова, как Мария,

 К ногам Христа навек прильнуть.

Торжественная, как небесный простор, ясность стихотворения, его движение внутрь: в безбрежный океан духа…

А вот – контраст жизни и смерти, чётко означенный в стихотворение «И гроб опущен уж в могилу…», ибо финал таков:

А небо так нетленно-чисто,

Так беспредельно над землей…

И птицы реют голосисто

В воздушной бездне голубой…

Особая нетленность отмечает и поэзию Тютчева: надмирность этой поэзии: расшифровку тайн природы, необыкновенность вИдения, словно – мистического, будто сразу открывались такие запредельные поля, что пространство жизни богатело ими…

Именно тютчевское словесное богатство, наполнив русский космос, дало образ поэзии, если не совершенной, то предельно близкой сему понятию.

      Александр Балтин

фото взято из открытых источников