Ироническое эссе советского студента

Лефортовская общага конец 70-х годов

Предисловие

Помните, Владимир Высоцкий пел в 1979 году в нашем ДК МВТУ им.Баумана на своём концерте песню «Жертва телевидения» Не помните? Не были на этом концерте? Ну, тогда слушайте:

«Есть телевизор — подайте трибуну,-
Так проору — разнесётся на мили!
Он — не окно, я в окно и не плюну,-
Мне, будто дверь в целый мир прорубили.
…Врубаю первую, а там ныряют,-
Ну, это так себе, а с двадцати —
«А ну-ка, девушки!» — что вытворяют!
И все — в передничках,- с ума сойти!
….Потом — ударники в хлебопекарне,-
Дают про выпечку до десяти.
И вот любимая – «А ну-ка, парни!» —
Стреляют, прыгают,- с ума сойти!
….Ну, а действительность ещё кошмарней,-
Врубил четвертую — и на балкон: 

«А ну-ка, девушки!» «А ну-ка, парням!»
Вручают премию в ООН!…». 

Учиться и не пожить в общаге — Грех на душу взять, это не студент(ка) будет, а полуфабрикат с дипломом!!!

Вечер. Общага. Стандартная студенческая комнатка на 3 человек. Пусты карманы и желудки. Формула «спящий человек не хочет, есть» уже не работает. Человек не может спать полмесяца. Все лежат по кроватям и обреченно разглядывают потолок. И вдруг раздается реплика, полная тоски голодного студента:

— А дома мать собаке борщ понесла…..

За обычной сти-пенсией

Я с трудом встал с кровати и пошёл за пенсией, фу-ты, простите. До пенсии мне ещё, как до Китая пешком. Я пошёл за обычной сти-пенсией. Блин, два дня не ел, деньги закончились, ослаб совсем, слова уже не выговариваю. Женя, ну-ка соберись с силами. Ну, всё собрался и пошёл за стипендией к нашему старосте группы Володе Карабаеву, он живет в комнате на 5-м этаже, что рядом с кухней и туалетом, очень удобно. Тук-тук. «А, Евгеша, проходи…». Вовка, стоял в одних трусах и кулаком сверху стучал по телевизору, тот верещал, шипел, но ничего не говорил и ничего не показывал.

— Чё, Вов, помочь тебе?

— Не, Евгеша, не надо, иди лучше к Вовке Салову на кухне помоги картошку жарить на сале…

— А, вы чё «Будильник» собрались смотреть? — опять я его спросил. Будильник, что стоял на книжной полке и с ужасом смотрел на избиение телевизора. С испуга протяжно вздохнул, а потом вдобавок ещё и тихо звякнул «Дзинь-нньь», мол, я ещё живой. Вовка посмотрел на него и тоже тихо сказал:

— Старый уже совсем стал, время путает постоянно, невпопад трезвонит, на занятия из-за него опаздываем. Он ведь нам ещё от той смены студентов достался, что жили здесь до нас. Вот скоро его надо будет пристраивать в «хорошие руки», выкидывать то жалко.

— Вова, ты чё счас про кого говоришь? — спросил я, его не понимая.

— Да, про обоих этих старых — пенсионеров, — ответил староста и сначала посмотрел на будильник, который опять что-то хотел вякнуть, а потом на телевизор, который с испугу решил заговорить. Вернее заговорила ведущая телепрограммы «Будильник» Светлана Жильцова, объявив: «А сейчас дорогие ребята посмотрим мультфильм «Ну, погоди».

Вовка кулаком пригрозил телевизору и сказал не так грозно:

— Ну, погоди, закончу МВТУ, выкину тебя в окно. Будешь парить над Лефортовским валом, но не долго…

— О-ОО, началось, меня после диплома, наверное, утопят в Яузе, — сказал тубус будильнику, что лежал на книжной полке рядом с учебником сопромата.

— А меня, как Жанну Дарк, на костре сожгут, — сказали конспекты по «тряпкам» (учебник «Материаловедение»), что стояли все пыли рядом с учебником термеха и тихонько чихали на постояльцев этой комнаты, нанюхавшись железо-цементитной диаграммы..

— И правильно сделают, что сожгут вас, так как вы бесполезные жильцы этой комнаты и от вас только одна пыль в комнате. И сожгут вас не на костре, а в тазике, — сказала половая тряпка, вылезая из пустого таза. Вовка пнул её ногой, и она улетела под кровать.

Женька Комлев с параллельной группы тоже в одних трусах сидел на кровати и искал какую-то функцию на логарифмической линейке. Я подумал, раз они все в одних трусах, мне тоже надо было прийти к ним в одних трусах. Не найдя нужную функцию, Женька в сердцах крикнул:

— Ну, все после стройотряда куплю японский микрокалькулятор, а тебя «старая линейка» выброшу на помойку.

Логарифмическая линейка в ответ кричала ему:

— У меня всего одна функция — это считать цыфры, чё ты, там ищешь какую-то другую функцию, бестолковый…

Чтобы не попасть им под «горячую руку», я пошёл на кухню. Там в одних трусах сидел Вовка Салов и чистил картошку. Я ещё подумал, какая дружная комната и хотел снять свои старые трикошки с пузырями на коленях, но что-то постеснялся. Пока мы жарили картошку, закончился «Будильник» и начался «Клуб путешественников» и этот Клуб с 1973 года вёл великий путешественник и врач по образованию — Юрий Александрович Сенкевич.

Сенкевич рассказывал, как в 1969 году норвежский ученый Тур Хейердал организовал экспедицию на папирусной лодке через Атлантику. Юрий Александрович познакомился с Хейердалом благодаря Никите Хрущеву. Однажды во время приёма в Норвегии Хрущёв подошёл к присутствовавшему там Хейердалу и пошутил:

— А меня вы взяли бы в свою экспедицию?

Хейердал поинтересовался:

— А что вы умеете делать?

На что Никита Сергеевич ответил:

— Хорошо готовлю, например, борщ. А вы, что любите?

Знаменитый путешественник признался, что очень любит чёрную икру. Спустя некоторое время Хейердал получил от Хрущева бочонок чёрной икры. Но и Хейердал не забыл этот разговор, и направил президенту Академии наук СССР Мстиславу Келдышу, с которым встречался во время визита, письмо, в котором приглашал принять участие в задуманном им плавании через Атлантику на лодке из папируса русского врача со знанием английского языка, опытом экспедиционной работы и чувством юмора. Послание было перенаправили в третье управление Минздрава и там начали искать такого человека. Предложил рассмотреть кандидатуру Сенкевича его научный руководитель космонавт Борис Егоров.

— Да, повезло Сенкевичу, — сказал я, послушав рассказ Сенкевича, намазывая на кусок колбасы, нет не чёрной икры, а толстый слой майонеза, а потом цепляя ложкой из сковородки поджаристый на сале кусман картошки.

Потом Юрий Сенкевич рассказывал: «Напряжение в плаваниях хорошо снимало общее застолье, но поскольку «достойного» алкоголя не водилось, пили спирт. Перед началом таких торжественных ужинов повар входил и спрашивал: «Как будем разводить?». «Сегодня, — говорим, — по широте», и на какой широте находилась станция, до такой крепости и доводили напиток, затем на несколько минут его выставляли на мороз, в результате получалась тягучая, как ликер, жидкость».

У нас сегодня тоже получилось спонтанное застолье, только без икры и ликёра. Мы пили чай «Бодрость» с вишнёвым вареньем, которое Женька привёз из дома и молоко из пакета. После рассказов Сенкевича, я вообще забыл, зачем я пришёл в эту комнату. Ну, не телевизор посмотреть это точно. Телевизор в московской общаге в те, далекие 70-е годы был не средством информационного развлечения, а предметом роскоши. Телевизор был чёрно-белый, с небольшим экраном, который постоянно рябил и дергался, а звук противно трещал, испытывая нашу слабую психику. Он был не в каждой комнате, их вообще было очень мало и они были исключительно советского производства, в основном самой известной марки «Рекорд».

«А телевизоры вспомнить «Рекорды»?!
Как чёрно-белый экран покорял..!
Пара каналов!!!! Реклама? Ну, что вы!
Об этом советский народ и не знал!»

Я за время учёбы в МВТУ вообще забыл, что в природе существует телевизор, он мне был по- большому барабану, не нужен. Фильмы мы смотрели в кинотеатрах, их в Москве было много, и поход туда для нас был праздником. А все новости в стране и в мире мы узнавали из газет, которые покупали за три копейки в «Союзпечати», зачитывали их до дыр, особенно «Комсомолку», а потом несли их в туалет. А журналы: «Наука и жизнь», «Знание-сила» гуляли по комнатам, как та черная кошка, которая гуляет сама по себе, читались и перечитывались и исчезали бесследно, как в «черной космической дыре». Мы чаще обсуждали за стаканом чая или кружкой пива какой-нибудь спектакль, что смотрели на Таганке или в Ленкоме, или нашумевший роман «Гроздья гнева» Джона Стейнбека, опубликованного в журнале «Иностранная литература», купить который можно было только в магазине «Букинист». Этих магазинов в Москве тоже было много и там, у прилавка, часами толкались студенты разных вузов. Да, телевизор мы иногда облепляли, как мухи на варенье, но это было редко, в основном, когда показывали чемпионаты мира по хоккею или фигурному катанию. Ну, и, конечно, когда Капица вёл свою уникальную программу «Очевидное и невероятное», иногда «Кабачок 13 стульев», чтобы послушать польскую музыку и посмотреть на пани Каталину и пани Зосю. Под конец учёбы, и получения диплома, телевизор безжалостно летел в окно. Почему летел в окно? Не знаю, наверное, это была такая традиция, такая же, как кататься по лесенкам в общаге на тазиках, выбрасывать в Яузу пустые тубусы, сжигать ненужные конспекты. Эти традиции придумали ещё до нас, и они живут, по сей день, и будут жить дальше, пока существует наш Вуз.

Были разные способы выкидывания телевизоров в зависимости от требуемого результата. Погромче, чтобы вся округа слышала, что студенты- бауманцы наконец то стали инженерами или в мелкие дребезги, чтобы осколки от него валялись вокруг общаги, создавая этакое минное поле для прохожих, чтобы они знали, что в общаге идёт пирушка.

Эпилог

Самое интересное, что телевизор изобрел наш бауманец Катаев Семен Исидорович советский ученый в области телевидения, доктор технических наук (1951), профессор (1952), заслуженный деятель науки и техники РСФСР (1968). Семен Исидорович по праву считается одним из основателей советского, и, в некоторой степени, мирового телевидения. Учителем талантливого изобретателя был Борис Розинг, немало сделавший для того, чтобы в мире появились телевизоры. И вот в 1922-ом году Семен Катаев становится студентом электротехнического факультета МВТУ имени Баумана. Едва закончив Московское высшее техническое училище им. Н. Э. Баумана в 1929 году, в 1931 Катаев уже запатентовал «радиоглаз» — передающую электронную трубку, использовавшую светочувствительные ячейки, накапливавшие электрический заряд (прототип современного иконоскопа). Такая технология позволяла принимать более чёткое изображение, чем было доступно прежде. В этом Семен Катаев несколько опередил другого ученика Розинга — Владимира Зворыкина (Катаев получил в СССР патент в сентябре 1931 года, а Зворыкин — в ноябре 1931 года в США). Позже изобретатели неоднократно встречались и поддерживали дружеские отношения. Впрочем, на момент получения патента идея оказалась невостребованной ни в США, ни в СССР — хотя регулярные тестовые телепередачи велись в Советском Союзе уже с 1931 года, система была рассчитана на оптико-механические телевизоры на базе «диска Нипкова».

Евгений Татарников