225-летию А.С. Пушкина со дня рождения посвящается

Действующие лица:

ГРИНЁВ Пётр Андреевич, он же Петруша

АНДРЕЙ ПЕТРОВИЧ, его отец

АВДОТЬЯ ВАСИЛЬЕВНА, его мать

САВЕЛЬИЧ, его «дядька»

ЯМЩИК

ПУГАЧЁВ, он же – Человек на дороге

ХОЗЯИН постоялого двора

ТРАКТИРЩИК

ЗУРИН Иван Иванович, ротмистр гусарского полка

МИРОНОВ Иван Кузьмич, комендант крепости

ВАСИЛИСА ЕГОРОВНА, его жена

МАРЬЯ ИВАНОВНА, их дочь

ИВАН ИГНАТЬЕВИЧ, гарнизонный поручик

ШВАБРИН Алексей Иванович, офицер

ПАЛАШКА

ОТЕЦ ГЕРАСИМ

АКУЛИНА ПАМФИЛОВНА, его матушка

МАКСИМЫЧ, урядник

ХЛОПУША

БЕЛОБОРОДОВ

МУЖИК

АНДРЕЙ КАРЛОВИЧ, генерал-поручик

АДЪЮТАНТ

АННА ВЛАСЬЕВНА, жена смотрителя

ИМПЕРАТРИЦА, она же таинственная Дама

КАМЕР-ЛАКЕЙ,

а также – казаки, солдаты, мятежники, придворные…

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Картина первая. Береги честь смолоду!

В доме Гринёвых. Андрей Петрович, вооружившись очками, у окна читает Придворный календарь. Авдотья Васильевна варит варенье, Петруша крутится возле матери, претендуя на кипучие пенки. Тут же и Савельич, помогает барыне.

Андрей Петрович (читает календарь, взволнованно). Генерал-поручик!.. Боже правый!.. Обоих российских орденов кавалер!.. Он у меня в роте был сержантом… Давно ли мы…

Авдотья Васильевна (сыну и Савельичу, тревожно). Кто из вас подсунул Андрею Петровичу Придворный календарь?.. Я же его спрятала! Петруша, ты?.. Савельич?..

Савельич (крестится). Боже сохрани, барыня.

Петруша. Клянусь, не я, маменька. (Жалобно). Дайте же мне пенки с варенья попробовать!

Автотья Васильевна (отбирает у сына ложку). Значит, сам отыскал. Теперь жди беды. Желчь разволнуется, или ещё чего похуже.

Андрей Петрович (отбросил календарь). Авдотья Васильевна, а сколько лет Петруше?

Авдотья Васильевна (выразительно глядя на сына). Да вот семнадцатый годок пошел.

Андрей Петрович. Добро, пора его в службу. Полно ему бегать по девичьим, лазить на голубятни да пенки слизывать. Савельич, перо и бумагу!..

Савельич охнул, Авдотья Васильевна уронила ложку в кастрюльку, слёзы потекли по её лицу.

Петруша (восторженно). Ура, свобода!.. (И, опережая Савельича, кинулся за письменными принадлежностями).

Андрей Петрович (получив перо и бумагу). Я намерен немедленно писать его будущему начальнику.

Авдотья Васильевна (утирая слёзы). Не забудь, Андрей Петрович, поклониться и от меня князю, дескать, надеюсь, он не оставит Петрушу своими милостями в Петербурге. Ведь Петруша записан в Семёновский полк…

Андрей Петрович. Что за вздор!.. Петруша в Петербург не поедет. Чему он там научится? Мотать да повесничать? Нет, пускай послужит в армии, да потянет лямку, да понюхает пороху, да будет солдат, а не шатамон. Записан в гвардии!.. Где его пашпорт? Подай сюда.

Авдотья Васильевна, на подгибающихся ногах, принесла шкатулку.

Андрей Петрович (открыл шкатулку, достаёт рубашку). А это ещё что такое?!

Авдотья Васильевна (перехватила, прижала к сердцу). Крестильная рубашечка Петруши… Вот пашпорт, батюшка.

Андрей Петрович (положил перед собою паспорт, пишет, остальные молча, с тревогой следят, как ходит перо по бумаге). Пишу к Его превосходительству, генералу Андрею Карловичу, моему старинному товарищу и другу, с кем ещё в молодости вместе служили при фельдмаршале, графе Минихе… (Пишет). Прошу вот Андрея Карловича не давать повесе нашему… много воли, а держать его… в ежовых рукавицах… И спрашивать по всей строгости, без всякого снисхождения…  (Запечатал письмо вместе с паспортом в конверт; вручает сыну). Ты едешь в Оренбург служить под начальством Его превосходительства. Собирайся. Завтра, по утру и отправишься.

Авдотья Васильевна схватилась за сердце, Савельич отпаивает барыню лекарствами, причитая: «Так ведь дитё малое!.. Куда ему на службу!».  А Петруша стоит, понурив голову: все его надежды на свободу и удовольствия петербургской жизни рухнули в одночасье…

Андрей Петрович (строго). Нечего откладывать в долгий ящик – завтра!.. Савельич, уложи чемодан, погребец с провизией, и утром дорожную кибитку – ко крыльцу подать.

Савельич (тяжко вздыхая). Слушаюсь, барин.

Авдотья Васильевна (очнувшись). Савельич, голубчик, тулуп заячий не забудь, и шубу лисью, чтоб не застудился Петруша.

Савельич. Всенепременно, не извольте беспокоиться, матушка. Глаз не спущу – смотреть буду за дитятей. (Уходит).

Андрей Петрович. Прощай, Пётр. Служи верно, кому присягнёшь; слушайся начальников; за лаской не гоняйся; на службу не напрашивайся, от службы не отговаривайся; помни пословицу: «Береги платье снову, а честь смолоду».

Авдотья Васильевна (обнимает сына). Здоровье, здоровье, Петруша, береги. Ноги – в тепле держи, а голову – в холоде. И будь осторожен, умоляю! – столько лихих людей по дорогам бродит! Обещай мне!..

Петруша. Обещаю, маменька. Благословите.

Авдотья Васильевна (перекрестила сына). Спаси и сохрани тебя, Господь!..

Андрей Петрович (перекрестил). С Богом, Пётр Андреевич!..

Картина вторая. Первое испытание.

Симбирск. Трактир. Савельич вносит багаж. Следом входит Пётр Гринёв. За столиком – Зурин (в халате и домашней обуви) завтракает.

Савельич. Слава тебе Господи, до Симбирска добрались!.. Пётр Андреевич, я сейчас по лавкам пробегусь, кое-что из вещей нужных прикупить надобно, а вы отдохните, дорога, чай, не легкая…

Пётр. Ступай. Обо мне не беспокойся, найду, чем заняться. (Скидывает на руки Савельичу тулуп).

Савельич уходит. Гринёв оглядывает зал, замечает Зурина, тот тоже обратил на приезжих внимание, знаком приглашает за свой стол.

Зурин. Не желаете ли присоединиться к трапезе, сударь?

Пётр (подходит). Благодарю.

Зурин (встает). Разрешите представиться: Зурин Иван Иванович, ротмистр гусарского полку. Нахожусь в Симбирске при приёме рекрут, а стою в здешнем трактире.

Пётр. Гринёв Пётр Андреевич, сержант, проездом к месту службы в Оренбург.

Зурин. Очень рад. Прошу отобедать со мной по-солдатски, чем бог послал. (Делает знак Трактирщику). Сообрази, любезный, на двоих, как всегда. (Пристально разглядывает Гринёва). Вы так молоды. Дворянин?.. И как же вас угораздило…

Пётр (вспыхивает). Если Вы имеете в виду моё назначение, смею вас уверить, это – мой выбор! Я сызмальства записан в Семёновский гвардейский полк, батюшка мой в молодости служил при графе Минихе, а вышел в отставку премьер-майором!

Трактирщик принес на подносе заказанные блюда и пару бутылок «горячительного».  

Зурин (наполняет стаканы). Не горячитесь. Право, не хотел вас обидеть. Следовать добрым примерам отцов наших, да лямку солдатскую потянуть, да пороху понюхать – похвально. Так «поднимем бокалы, содвинем их разом», как сказал один знаменитый поэт, «да здравствует разум, да скроется тьма!» (Пьют). Быть вам, Гринёв, генералом! А ко службе надобно побыстрее привыкать, и чем скорее, тем лучше. (Наполняет снова стаканы). А теперь попробуйте-ка, пуншику. (Пётр отказывается). Э, братец, без пунша – никуда. Без пунша что за служба! Ни в картишки перекинуться, ни партийку на биллиарде сгонять. Может, не будем терять время?

Пётр. Вынужден отказаться по неумению.

Зурин. Быть такого не может!.. Это необходимо исправить. Для нашего брата служивого биллиард просто спасение, В походе, например, придёшь в местечко – чем прикажешь заняться? Ведь не всё же время бить жидов. Поневоле пойдёшь в трактир играть на биллиарде. Вставайте, Гринёв, я готов дать вам несколько уроков. Наука не сложная, если с желанием, да прилежанием. А там, глядишь, и доходец небольшой будет приносить. По грошику, по грошику, глядишь, и сума полна.

Пётр. Да деньги мои у Савельича, а он по делам уехал. Право, неловко…

Зурин. Помилуй!.. Не изволь беспокоиться. Я могу и подождать, покамест он явится. Да вдруг не тебе придётся кошель открывать: новичкам, как правило, везёт. (Увлекает Гринёва. Трактирщику). Любезный, – пуншу – в биллиардную!.. И не беспокоить, нас нет, ни для кого. Понял?.. (Уходят).

Трактирщик убирает со столов. Входит Савельич с покупками, оглядывается.

Савельич. Хозяин, не видел ли ты, куда молодой барин ушёл?..

Трактирщик. Никак нет.

Савельич. Тулуп на месте, шуба тоже. Не мог же он, раздемшись, далёко уйти. Признавайся, басурман, куда дитё отвёл? К девкам гулящим?.. (Схватил Трактирщика за грудки).

Трактирщик. Да отцепись ты, старик! Кому он нужен твой цуцик безусый!.. В бильярдной заперлись. И беспокоить не велено.

Савельич (барабанит в дверь). Пётр Андреевич!.. Откройте!.. Батюшка, свет ты мой, пожалей старика! Ведь я матушке вашей обещал глаз не спускать, от соблазнов оберегать. Открой, Бога ради!..

Из бильярдной появляется Гринёв, чуть держится на ногах.

Савельич (ахает). Что это, сударь с тобою сделалось?.. Где это ты нагрузился? Ахти, Господи!.. Отроду такого греха не бывало!.. Рано, рано, Пётр Андреевич, начинаешь гулять. И в кого ты пошёл? Ни батюшка, ни дедушка пьяницами не бывали; о матушке и говорить нечего: кроме кваса, в рот ничего не изволили брать.

Пётр. Молчи, хрыч!.. Ты, верно, пьян, пошёл спать… и уложи меня…

Савельич уводит, почти уносит на руках Гринёва. Появляется Зурин.

Зурин (Трактирщику). Где молодой барин?

Трактирщик (показывает на дверь). Там. В полной отключке. Старик унёс.

Зурин. Трудна солдатская служба с непривычки. (Быстро что-то пишет). Вот что, любезный. Эту записку передай молодому барину, как проснётся. Да не проворонь, как съезжать будут. Тут (поднимает записку) и твой интерес – плата за обед и прочие услуги. Бывай. (Уходит).

Трактирщик не стал ждать утра – постучал в дверь номера.

Савельич (приоткрыл дверь). Чего шумишь? Дитё разбудишь!..

Трактирщик (отдаёт записку). Письмо твоему барину велели передать.

Савельич. Какое ещё письмо?..

Трактирщик. Не могу знать. Прочти – узнаешь. (Уходит).

Савельич. Чую, одна беда не ходит: беда беду находит. (Крестится). Спаси и сохрани, Господи! (Разворачивает записку, читает). «Любезный Пётр Андреевич, пожалуйста, пришли мне сто рублей, которые ты мне проиграл. Мне крайняя нужда в деньгах. Готовый ко услугам Иван Зурин». Ах, разбойники! Ах, негодяи!.. Тюрьма по вам плачет!..

Пошатываясь, появляется в дверях Гринёв.

Пётр. Ты чего раскудахтался?.. Что случилось?..

Савельич. Вот записку принесли от разбойника…  Зурина. Денег требует: сто рублей!

Пётр. Я ему должен, отдай.

Савельич. Да когда же, сударь, успел ты ему задолжать? Дело нечисто. Воля твоя, а денег не выдам.

Пётр (важничая). Я твой господин. И советую не умничать, а делать то, что приказано!

Савельич (заплакал). Батюшка, Пётр Андреевич, не умори меня с печали. Свет ты мой! Напиши ты этому разбойнику, что пошутил, что и денег у нас таких не водится. Сто рублей!.. Боже милостивый! Скажи, что тебе родители крепко-накрепко заказали не играть, окромя, как в орехи…

Пётр. Полно врать! Подавай сюда деньги или я тебя взашей прогоню!.. Отвезёшь долг по указанному адресу, а потом распорядись закладывать лошадей. А я пока сосну часок – голова раскалывается… (Уходит).

Савельич. Будешь знать, сударь мой, каково подгуливать. Человек пьющий ни на что не годен. И я хорош!.. Оставил одного дитя в трактире, как покажусь теперь на глаза своим господам?!.. (Уходит).

Картина третья. Судьбоносная встреча.

Пётр Гринёв – в кибитке, Савельич – на облучке, рядом с Ямщиком едут по узкой дороге, проложенной крестьянскими санями. Ветер завыл, снегопад усилился – сделалась метель. Всё исчезло. Лошади встали.

Ямщик (кричит). Ну, барин, беда: буран!..

Пётр (вышел из кибитки). Что же ты не едешь?

Ямщик (слез с облучка). Да куда ж?.. Дороги нет и мгла кругом. Говорил вам давеча, предупреждал, да не поверили мне, барин.

Савельич (сердито). И охота было не слушаться, воротились бы на постоялый двор, почивал бы себе до утра, буря б утихла, отправились бы далее. И куда спешим? Добро бы на свадьбу!

Пётр. Не ворчи, старик, и так тошно.  (Всматривается). Эй, ямщик! Смотри: там что-то чернеется!

Ямщик. А бог его знает, барин. Дерево не дерево, шевелится, кажись: или волк, или человек.

Пётр. Гони!..

Вскоре кибитка поравнялась с Человеком, на нем – оборванный армяк, татарские шаровары и лохматая шапка.

Ямщик. Гей, добрый человек! Скажи, не знаешь ли, где дорога?

Человек. Стою на ней, да что толку?

Пётр. Послушай, мужичок, возьмёшься ли ты довести меня до ночлега?

Человек. Сторона мне знакома. Исхожена да изъезжена вдоль и поперёк. (Проворно сел на облучок. Ямщику). Слава Богу, жило недалеко. Чуешь: дымом пахнуло, знать, деревня близко, – поезжай!..

Гринёв, закутался в шубу, задремал, а Савельич поминутно охал, толкаясь в его бока. Наконец, «плаванье по бурному морю» закончилось.

Савельич (Петру). Выходи, сударь: приехали. На постоялый двор, Господь помог. Поспешай, Пётр Андреич, сей момент чаю сготовлю, обогреться тебе надобно, не захворал бы ты у меня.

Пётр. А где же вожатый наш?

Савельич.  В избе, небось, отогревается.

Гринёв и Савельич вошли в горницу. Хозяин, яицкий казак, хлопочет у самовара.

Пётр. Мир дому сему!

Хозяин. И вам того ж. Милости прошу, чайку горяченького.

Пётр. Поставь ещё прибор, для вожатого нашего. (Наверх). Где ты там?.. Спускайся, будем чаи гонять.

Человек. Здесь, ваше благородие. (Спрыгнул с полатей).

Пётр. Что, брат, прозяб?

Человек. Как не прозябнуть в одном худом армячишке. (Смотрит на чашку с чаем). Ваше благородие, сделайте милость, прикажите поднести стакан вина. Чай не наше казацкое питьё.

Пётр (Хозяину). Принеси штоф и стакан. Уважим просьбу вожатого.

Хозяин (выполнив приказание, мужику). Эге, опять ты в нашем краю? Отколе Бог принёс?

Человек. В огород летал, конопли клевал; швырнула бабушка камушком – да мимо. А что ваши?

Хозяин. Да что наши! Стали было к вечерне звонить, да попадья не велит: поп в гостях, черти на погосте.

Человек. Молчи, дядя, будет дождик, будут и грибки; а будут грибки, будет и кузов. А теперь (подмигнул хозяину) заткни топор за спину: лесничий ходит. (Гринёву). Ваше благородие, за ваше здоровье! (Перекрестился, выпил стакан одним духом. Поклонился Гринёву и убрался на полати).

Хозяин. Барин, когда будете спать ложиться, лучину погасите, как бы пожар не учинить. (Уходит).

Савельич (тихо Гринёву). Воровской разговор. Сдаётся, в разбойничью пристань угодили мы, сударь. Да делать нечего, придётся ждать, когда буря утихнет.

Пётр. Утро вечера мудренее. Ложись, лезь на печь, а я тут, на лавке, устроюсь. (Гасит лучину, и скоро вся изба дружно захрапела).

Утро ворвалось в горницу ослепительным сияющим солнышком. Вошел Савельич.

Савельич. Лошади запряжены, Петр Андреич. Буря утихла, можно ехать.

Пётр. С хозяином расплатился?

Савельич. Не извольте беспокоиться.

Пётр. А с вожатым?.. Надо поблагодарить человека. Дай ему полтину на водку.

Савельич. Ещё чего?.. За то, что мы подвезли его к постоялому двору?.. Воля твоя, сударь: нет у нас лишних денег.

Пётр. Хорошо, если не хочешь дать полтину, то вынь что-нибудь из моего платья. Он одет слишком легко. Дай ему заячий тулуп.

Савельич. Помилуй, батюшка! Зачем ему тулуп? Он его пропьёт, собака, в первом же кабаке.

С полатей спрыгнул Человек.

Человек. Это, старинушка, уж не твоя печаль, пропью я или нет. Его благородие мне жалует шубу со своего плеча: его на то барская воля, а твоё холопье дело не спорить и слушаться.

Савельич. Бога ты не боишься, разбойник! Ты видишь, что дитя ещё не смыслит, а ты и рад его обобрать. Зачем тебе барский тулупчик? Ты и не напялишь его на свои окаянные плечища.

Пётр. Прошу не умничать. Сейчас неси сюда тулуп.

Савельич. Господи, Владыко!.. Заячий тулуп почти новёшенький! И добро бы кому, а то пьянице!

Однако тулуп явился. Человек кое-как его надел, распоров по швам. Услышав треск, Савельич завыл.

Человек (низко поклонился Гринёву). Спасибо, ваше благородие! Награди вас Господь за вашу добродетель. Век не забуду ваших милостей! Прощайте. (Уходит).

Пётр. И нам пора. Да не хмурься, Савельич! Жизнь дана на добрые дела. Как говорила моя маменька, «не строй церкви, пристрой сироту».

Савельич. Это кто сирота?! Разбойник этот?.. Да видели, как бегали его глаза, так и шарили, так и рыскали – чего бы ещё содрать! Каторга по нему плачет, верно говорю! (Подхватив багаж, уходит, Гринёв, посмеиваясь, – за ним).

Картина четвёртая. Белогорская крепость.

Белогорская крепость: небольшая, обнесённая деревянным забором, скривившаяся мельница, церквушка, рядом – комендантский домик. Слышится звук подъезжающей кибитки и возглас: «Тпру!.. Приехали, барин!». Появляется Пётр Гринёв, Савельич и Ямщик.

Гринёв (озирается). Где же крепость?

Ямщик. Да вот же она!.. Видите пушку чугунную у ворот?.. А вон, возле церкви, на горке, и дом коменданта. А чуть подале, у околицы – умёт.

Гринёв (Савельичу). Сделаем так. Ты поезжай на постоялый двор, расплатись с возницей и жди меня там. А я – прямиком к начальству, капитану Миронову, представиться по долгу службы.

Савельич. Как прикажете, Пётр Андреич.

Савельич и Ямщик уходят; Гринёв направляется к комендантскому дому. Постучал, но, не дождавшись разрешения, отворил дверь и вошёл в чистенькую комнату. У окна сидела старушка в телогрейке и с платком на голове – Василиса Егоровна. Она разматывала нитки, которые Иван Игнатьевич, старичок в офицерском мундире, держал на растопыренных пальцах.

Василиса Егоровна. Что вам угодно, батюшка?

Гринёв (общий поклон). Желаю здравствовать. (Обращаясь к Ивану Игнатьевичу). Разрешите представиться, Пётр Андреевич Гринёв. Прибыл на службу, явился по долгу своему к господину капитану.

Василиса Егоровна. Ивана Кузьмича дома нет, пошёл в гости к отцу Герасиму. Да всё равно, батюшка, я его хозяйка, Василиса Егоровна. Прошу любить и жаловать. Садись, батюшка, бумаги твои получили, знаем, стало быть, каков ты. Не печалься, что тебя упекли в наше захолустье. Не ты первый, не ты последний. Стерпится, слюбится. Есть тут у нас Швабрин Алексей Иваныч, вот уж пятый год как к нам переведён. За смертоубийство. Бог знает, какой грех его попутал; он, изволишь видеть, поехал за город с одним поручиком, да взяли с собою шпаги, да ну друг друга пырять! Алексей Иваныч и заколол поручика, да ещё при двух свидетелях! На грех мастера нет. (Отрываясь от своего занятия). Ну да ладно, надо определить господина Гринёва на квартиру.

Иван Игнатьевич. Может, к Ивану Полежаеву, у него и чисто, и тихо?

Василиса Егоровна. Окстись, Иван Игнатьич! У Полежаева и без того тесно. Скажи уряднику пусть отведёт Петра Андреича к Семёну Кузову. Он, мошенник, лошадь свою пустил ко мне в огород. А сам меж тем разберись с драчунами (поясняет Гринёву): вечор капрал Прохоров подрался в бане с Устиньей за шайку горячей воды. (Ивану Игнатьевичу). Да обоих и накажи. (Гринёву). Ступайте с Богом. А как отдохнёте с дороги, милости прошу к нам отужинать. Кстати, и с Алексеем Иванычем познакомитесь, он непременно бывает у нас каждый вечер.

Иван Игнатьевич и Гринёв уходят. Комендантша зовёт: «Палашка!.. Где тебя носит?»  Вбегает Палашка.

Палашка. Что изволите, барыня?

Василиса Егоровна. К ужину гости будут. Офицер новый прибыл, молодой человек, собой пригож.  Машу предупреди. Чтоб не вздумала прятаться у попадьи. А теперь – марш на кухню, надо гостей принять, как полагается. (Уходят).

Смеркается. Гринёв направляется к Мироновым. На площадке у комендантского дома несколько стареньких инвалидов с длинными косами в треугольных шляпах вытянулись во фрунт перед высоким стариком в колпаке и китайском халате. Это – комендант Миронов. Невдалеке стоит, наблюдая за учениями, офицер невысокого роста – Швабрин.

Швабрин (заметил Гринёва, подходит). Швабрин Алексей Иванович. Узнал о вашем приезде и желание увидеть наконец человеческое лицо так сильно, что я не вытерпел, когда нас представят друг другу. Вы это поймёте, когда проживёте здесь ещё несколько времени.

Гринёв. Очень приятно. Гринёв Пётр Андреевич. (Кивая на «солдат»). Это кто?

Швабрин (с издёвкой). Это наши доблестные защитники. А учит солдатушек капитан Миронов, чтоб значит, помнили, где «право», где «лево», хотя многие, чтоб не ошибиться, перед каждым оборотом кладут на себя знамение креста. Ей-богу, не шучу!.. Комендант наш – из простых, малообразованный; в офицеры вышел из солдатских детей, впрочем, честный и добрый малый. Но управляет крепостью жена его, точно так, как своим домком.

Комендант, заметив офицеров, подходит.

Миронов (Гринёву). Пётр Андреич?.. (Подаёт руку). Не трудитесь, матушка Василиса Егоровна всё уж доложила, кто вы и что. В нашем полку прибыло, рад, очень рад. Ступайте в дом, ужин, небось, на столе, а я – вслед за вами. Здесь нечего вам смотреть. (Вернулся к солдатам).

Швабрин. И вот так каждый день. Как говорит Василиса Егоровна, «сидел бы дома да Богу молился; так было бы лучше». Вы дочку капитанскую видели?..

Гринёв. Не имел чести.

Швабрин. Девка на выданье, головная боль родителей: жениха ищут, да где взять в этой глуши? К тому же, совершенная дурочка. Однако, поспешим, Василиса Егоровна не терпит опозданий. (Уходят в дом).

В доме в ожидании гостей под водительством Василисы Егоровны накрывают стол – Палашка и Иван Игнатьевич. Входят Гринёв и Швабрин.

Василиса Егоровна. Наконец-то пожаловали, я уж заждалась, голубчики мои. Проходите, милые. Иван Кузьмич мой сегодня что-то больно заучился. Палашка, позови барина, скажи, кушанье, мол, подано, и гости-де ждут. И Машу поторопи, где она?..

Палашка убегает. Входит Маша Миронова, девушка лет семнадцати, круглолицая, румяная, со светло-русыми волосами, гладко зачёсанными за уши.

Василиса Егоровна (Гринёву). Пётр Андреич, вот и наша Маша, прошу любить и жаловать.

Гринёв было кинулся приложиться к ручке, но под взглядом Швабрина осекся и только издали поклонился. А Маша, слегка кивнув, прошла в угол и занялась шитьём.

Василиса Егоровна. Вот всегда так – дичится новых людей, а ведь осьмнадцатый годок пошёл, невеста, пора бы уж и посмелее быть!

Входит Миронов.

Василиса Егоровна. Что это, мой батюшка? Кушанье давным-давно подано, а тебя не дозовёшься.

Миронов. А слышь ты, Василиса Егоровна, занят был службой.

Василиса Егоровна. И, полно! Только слава, что солдат учишь: им служба не даётся, а ты в ней толку не ведаешь. Дорогие гости, милости просим за стол.

Все расселись вокруг стола, приступили к трапезе.

Василиса Егоровна. Пётр Андреич, скажи, голубчик, кто твои родители?

Гринёв. Батюшка военный, ныне в отставке в чине премьер-майора. Матушка – из потомственных дворян.

Василиса Егоровна. А живут, стало быть, в собственном имении?

Гринёв. Да, в своей Симбирской деревне.

Василиса Егоровна. И каково их состояние?

Миронов (укоризненно). Матушка, дай человеку покушать, засыпала вопросами!..

Гринёв. Триста душ крестьян.

Василиса Егоровна (ахнула). Легко ли!.. Ведь есть же на свете богатые люди! А у нас, мой батюшка, всего-то душ одна Палашка; да слава Богу, живём помаленьку. Одна беда: девка у нас на выданье, а какое у неё приданое? Частый гребень, да веник, да алтын денег, с чем в баню сходить. Хорошо, если найдётся добрый человек; а то сиди себе в девках вековечной невестою.

Маша смешалась, и слёзы закапали в тарелку. Швабрин с Гринёвым переглянулись.

Гринёв (меняя тему разговора). Я слышал, на вашу крепость собираются напасть башкирцы.

Миронов. От кого, батюшка, ты изволил это слышать?

Гринёв. Мне так сказывали в Оренбурге.

Миронов. Пустяки! У нас давно ничего не слыхать. Башкирцы – народ напуганный, а киргизцы проучены. Небось, не сунутся; а ежели явятся, я такую задам острастку, что лет на десять угомоню.

Гринёв (Василисе Егоровне). А вам не страшно оставаться в крепости?

Василиса Егоровна. Привычка, мой батюшка. Тому лет двадцать как нас из полка перевели сюда, и не приведи Господи, как я боялась проклятых этих нехристей! Как завижу, бывало, рысьи шапки, да как заслышу их визг, веришь ли, отец мой, сердце так и замрёт! А теперь так привыкла, что и с места не тронусь, как придут сказать, что злодеи около крепости рыщут.

Швабрин. Василиса Егоровна прехрабрая дама.

Миронов (с гордостью). Да, слышь ты, баба-то не робкого десятка.

Гринёв. А Марья Ивановна? Так же смела, как и вы?

Василиса Егоровна. Ох, нет. Маша трусиха. До сих пор не может слышать выстрела из ружья: так и затрепещется. А как тому два года Иван Кузьмич выдумал в мои именины палить из нашей пушки, так она, моя голубушка, чуть со страха на тот свет не отправилась. С тех пор уж и не палим.

Картина пятая. Поединок.

Комната, куда определили на постой Гринёва. Он за столом, пишет.

Гринёв (читает с листа). «Мысль любовну истребляя, Тщусь прекрасную забыть, И ах, Машу избегая, Мышлю вольность получить». Мышлю или мыслю?.. Нет, оставлю, пожалуй, первое: «мышлю», то есть размышляю… (Пробегает глазами остальное). Что ж, недурно, право, славная песенка получилась.

Коротко постучавшись, входит Швабрин.

Швабрин. Всё сочиняешь?.. А я тебе несколько французских книжонок принёс, можешь оставить себе, всё равно лежат у меня без употребления.

Гринёв. Послушай, Алексей Иваныч, я тут песенку написал (подаёт тетрадку). Оцени, сделай милость. Ты один здесь можешь понять стихотворца.

Швабрин. Изволь. (Читает, хмыкает). Решительно никуда не годится!

Гринёв (с досадой). Почему так?

Швабрин. Потому, что эти стишки очень напоминают любовные куплетцы Тредьяковского. Прошлый век. «Ты, узнав мои напасти, Сжалься, Маша надо мной, Зря меня в сей лютой части, И что я пленён тобой»…Что это за рифмы: «тобой – мной», «части – напасти»?.. А смысл?.. О каких напастях должна узнать Маша, чтобы сжалиться?

Гринёв (вырывает у Швабрина тетрадь). Отдай!.. Отроду больше не покажу тебе своих сочинений!

Швабрин (смеётся). Посмотрим, сдержишь ли ты своё слово: стихотворцам нужен слушатель, как Ивану Кузьмичу графинчик водки перед обедом. А кто эта Маша, перед которой изъясняешься в нежной страсти и в любовной напасти? Уж не Марья ль Ивановна?

Гринёв. Не твоё дело!.. Кто бы ни была эта Маша, не требую ни твоего мнения, ни твоих догадок.

Швабрин. Ого! Самолюбивый стихотворец и скромный любовник! Да послушай дружеского совета: коли хочешь успеть, то советую действовать не песенками.

Гринёв. Что это, сударь, значит? Изволь объясниться.

Швабрин. С охотою. Это значит, что ежели желаешь, чтоб Маша Миронова ходила к тебе в сумерки, то вместо нежных стишков подари ей пару серёг.

Гринёв (закипая). А почему ты об ней такого мнения?

Швабрин (усмехаясь). А потому, что знаю по опыту её нрав и обычай.

Гринёв (в бешенстве). Ты лжёшь, мерзавец!.. Лжёшь самым бесстыдным образом!

Швабрин (стиснув руку Гринёву, сквозь зубы). Это тебе так не пройдёт. Вы мне дадите сатисфакцию.

Гринёв. Изволь; когда угодно!

Швабрин уходит и в дверях сталкивается с Иваном Игнатьевичем.

Иван Игнатьевич. Что это он вылетел как ошпаренный?.. Никак, побранились с Алексеем Иванычем?

Гринёв. Да, мы поссорились, и я прошу вас, Иван Игнатьевич, быть моим секундантом.

Иван Игнатьевич (не сразу). Если я верно понял: вы хотите Алексея Иваныча заколоть и желаете, чтоб я при этом был свидетелем?..

Гринёв. Точно так.

Иван Игнатьевич. Помилуйте, Пётр Андреевич, что это вы затеяли! Велика беда – брань! Он – вас, а вы – его выругайте. Он вас – в рыло, а вы его – в ухо, да в другое – и разойдитесь, а мы вас помирим. Хоть сегодня за ужином. Я и пришёл за тем, чтобы вас позвать – Василиса Егоровна наказала, чтобы оба были непременно. За что поспорили-то?

Гринёв (уклончиво). За песенку.

Иван Игнатьевич. Чудны дела твои, Господи: за песенку!.. Доброе ли это дело заколоть ближнего, смею спросить? И ладно уж вы бы его закололи – я и сам до него не охотник. Ну, а если он вас просверлит?.. Кто будет в дураках?.. Нет, воля ваша, коли уж мне вмешаться в это дело, так разве пойти к Ивану Кузьмичу да донести ему по долгу службы, что в фортеции умышляется злодействие, противное казённому интересу.

Гринёв (испуганно). Иван Игнатьевич, умоляю вас, ничего не говорите господину Миронову!.. Вы правы, лучше отступиться, я поговорю с господином Швабриным…

Иван Игнатьевич. Сегодня же вечером!..

Гринёв. Хорошо, сегодня. А вы обещайте, что не донесёте на нас.

Иван Игнатьевич. Даю слово. (Погрозил пальцем). Но и вы… ни-ни!.. (Уходит).

Гринёв достал шпагу, осмотрел, попробовал её конец и остался доволен. Без стука входит Швабрин.

Швабрин. Что эта старая ищейка тут делала?.. Надеюсь, вы не проболтались о нашем деле?

Гринёв. Напротив, я просил Ивана Игнатьевича быть моим секундантом. Однако он отказался.

Швабрин. Гринёв, да вы в своём уме?!.. Это будет немедленно известно Василисе Егоровне!

Гринёв. Он дал слово…

Швабрин. Святая простота!.. Предлагаю кончить дело, не откладывая. Обойдёмся без секундантов. Встречаемся за скирдами, что подле крепости. Или вы раздумали?.. (Напевает). «Капитанская дочь, Не ходи гулять в полночь…» (Уходит прежде, чем Гринёв набросится на него с кулаками).

Гринёв одевается. Хотел было оставить записку Савельичу, но передумал, прошёл к месту дуэли, где уже его ожидал Швабрин. Офицеры сняли мундиры, оставшись в одних камзолах. Стали в позицию, обнажив шпаги.

Швабрин. На счет «три!» начинаем. Раз, два… три!..

В этот момент из-за скирды появился Иван Игнатьевич с пятью инвалидами. Они окружили дуэлянтов.

Иван Игнатьевич. Стой!.. Господа офицеры, мне приказано доставить вас к коменданту!.. Сопротивление бесполезно. Прошу следовать за мной!

Гринёв (тихо Швабрину). Дело наше этим кончиться не может.

Швабрин (тихо Гринёву). Согласен. Вы своею кровью ответите мне за вашу дерзость. Завтра на рассвете, у реки. Там никто не помешает.

Иван Игнатьевич торжественно доставил нарушителей в комендантский дом, где их ожидали чета Мироновых и бледная, как смерть Маша, тут же и Палашка.

Иван Игнатьевич (отворяя дверь). Привёл!..

Василиса Егоровна. Ах, мои батюшки! На что это похоже?! В нашей крепости заводить смертоубийство! Иван Кузьмич, сейчас же их – под арест!.. Пётр Андреич, Алексей Иваныч! Подайте сюда ваши шпаги, подавайте, подавайте! Палашка, отнеси шпаги в чулан!

Палашка немедленно выполнила распоряжение барыни.

Швабрин. При всем уважении к вам, должен заметить, что напрасно вы изволите беспокоиться, подвергая нас вашему суду. Предоставьте это Ивану Кузьмичу: это его дело.

Василиса Егоровна. Ах, мой батюшка! Да разве муж и жена не един дух и едина плоть? Иван Кузьмич, сейчас же рассади их по разным углам на хлеб да на воду, чтоб у них дурь-то прошла!

Миронов (обращаясь к офицерам). А слышь ты, Василиса Егоровна правду говорит. Поединки формально запрещены в воинском артикуле. Стыдитесь, господа!

Василиса Егоровна. Пусть отец Герасим наложит на них епитимью, чтоб молили у Бога прощения да каялись перед людьми. Впрочем, Алексей Иваныч – безбожник, он за душегубство и из гвардии выписан. А ты, Пётр Андреич, почто туда же лезешь, не совестно? Вон Маша едва жива от страха!..

Гринёв. Простите великодушно, что заставили вас волноваться.

Миронов. Подайте друг другу руки – и кончим полюбовно.

Василиса Егоровна. Пусть поцелуются, иначе шпаги не отдам.

Офицеры, переглянувшись, принуждены были подчиниться.

Василиса Егоровна. Так-то лучше, впредь наука. Палашка, верни шпаги господам.

Палашка выполнила приказание барыни.

Миронов. Вот и славно. А теперь не худо бы, Василиса Егоровна, за трапезу общую, да и по рюмочке пропустить, для скрепления уговора.

Швабрин. Благодарю покорно, но вынужден откланяться: дела. (Уходит).

Василиса Егоровна. Надулся, как мышь на крупу. А ты, Пётр Андреич, не сбежишь? С этим переполохом и про обед забыла. (Ивану Кузьмичу и Ивану Игнатьевичу) Пойдёмте-ка со мной, судари мои, поможете стол накрыть, а Пётр Андреич пока с Машей побудет. (Все уходят).

Гринёв подсел к Маше, разговаривают в полголоса.

Маша. Я так и обмерла, когда сказали нам, что вы намерены биться на шпагах. Как мужчины странны! За одно слово, о котором через неделю верно б позабыли, они готовы резаться и жертвовать не только жизнью, но и совестью и благополучием тех, которые…(осеклась).

Гринёв (целует руку Маше). Простите ради Христа.

Маша. Но я уверена, не вы зачинщик ссоры.

Гринёв. Почему вы так думаете, Марья Ивановна?

Маша. Да так… Швабрин такой насмешник! Я не люблю Алексея Иваныча. Он мне противен; а странно: ни за что б я не хотела, чтоб и я ему так же не нравилась. Это меня беспокоило бы страх.

Гринёв. Как вы думаете, нравитесь ли вы Швабрину?

Маша (смутилась). Мне кажется, да.

Гринёв. Почему вам так кажется?

Маша. Потому что он сватался.

Гринёв (поражён). Сватался?!.. Когда же?

Маша. В прошлом году. Месяца за два до вашего приезда.

Гринёв. И вы не пошли?

Маша. Как изволите видеть. Алексей Иваныч, конечно, человек умный, и хорошей фамилии, и состояние имеет; но как подумаю, что надобно будет под венцом с ним целоваться… Ни за что! Ни за какие благополучия!

Гринёв. Это многое объясняет…

Маша. Что именно?

Гринёв. Он попросту ревнует вас! Поэтому столь груб и злоязычен. Следовало бы… (осекся).

Маша. Что, о чём вы?..

Гринёв. Не тревожьтесь, всё хорошо. Но впредь знайте: я буду вас защищать, милая Марья Ивановна. А теперь позвольте откланяться: Савельич уж меня потерял. Извинитесь за меня перед вашими матушкой и батюшкой. Завтра непременно буду, а теперь вынужден уйти. (Поцеловав руку Маше, уходит).

Гринёв направился сразу к обидчику, горя желанием немедленно наказать дерзкого злоязычника. Он нашёл Швабрина у реки.

Швабрин. На ловца и зверь бежит. Наворковались?..

Гринёв. Мне всё известно, мерзавец! Ваша гнусность оклеветать невинную девушку заслуживает самого сурового наказания. Защищайтесь!..

Офицеры обнажили шпаги и кинулись в бой.

Швабрин (насмешливо). Не ожидал найти в юнце столь опасного противника.

Гринёв. У меня был прекрасный учитель мсье Бопре, виртуоз в своём деле. А я – прилежный ученик, так что берегитесь. (Наступает, теснит Швабрина к воде).

Бежит Савельич, увидев дерущихся, вскрикивает: «Петруша!» Гринёв вздрогнул, оглянулся, и в тот же миг Швабрин пронзил его своей шпагой. Гринёв упал и лишился чувств.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Картина первая. Любовь.

В комнате, в комендантском доме лежит раненый Гринёв, грудь его забинтована. Рядом – Савельич со свечой. Скрипнула дверь, входит Маша.

Маша. Что?.. Каков он?..

Савельич (вздыхает). Всё в одном положении. Без памяти пятые сутки.

Гринёв (открывает глаза, с усилием). Где я? Кто здесь?..

Маша (наклонилась). Как вы себя чувствуете?

Гринёв (слабым голосом). Слава Богу… Это вы, Марья Ивановна?.. Скажите мне…

Савельич (радостно). Опомнился, опомнился!.. Слава тебе, Владыко!.. Ну, батюшка Пётр Андреич! Напугал ты меня! Легко ли: пятые сутки!..

Маша. Не говори много с ним, Савельич. Он ещё слаб. (Вышла и притворила дверь).

Гринёв. Савельич, скажи… (Но Савельич заткнул уши, и Гринёв покорно закрыл глаза).

Снова входит Маша, на этот раз с подносом, на котором еда и питьё для Гринёва.

Маша. Савельич, ступай отдохни, а я подле побуду. А как проснётся раненый, я его покормлю, ослаб он сильно за столько-то дней.

Савельич. Ангел вы наш, Марья Ивановна, Бог послал, не иначе. Спаси и сохрани вас! И всё семейство ваше, ведь словно родного приняли батюшку моего Петра Андреича. Но ежели что…

Маша. Иди, не тревожься!

Савельич уходит.

Гринёв (очнулся). Савельич!.. (Увидел Машу, поправлявшую ему подушку в изголовье). Марья Ивановна!.. (Перехватил её руку, осыпая поцелуями).

Марья Ивановна (нежно). Полно, Пётр Андреич, полно вам… (Порывисто наклонилась и коснулась губами щеки Гринёва).

Гринёв (задохнулся от избытка чувств). Милая, добрая Марья Ивановна, будь моею женою, согласись на моё счастье!

Маша (отнимая руку). Ради Бога, успокойтесь. Вы ещё в опасности: рана может открыться. Поберегите себя хоть для меня.

Гринёв. Ты сказала – «для меня»?..  Значит ли это, что я мил тебе?

Маша. Да ведь это давно не секрет, ни для кого. С первого мгновения, с самой первой встречи.

Гринёв (кинулся было с поцелуями). Ангел мой, счастье моё!.. А как Василиса Егоровна и Иван Кузьмич?..  Благословят ли?..

Маша (ласково отстраняясь). Родители будут только рады нашему счастью. А со стороны твоих не будет ли препятствия?

Гринёв (задумался). Маменька лишь всплакнёт, благословляя, в нежности её не сомневаюсь. А вот батюшка, не стану скрывать, может посмотреть на любовь мою, как на блажь. Буду писать ему, как только встану, и признаюсь, как сильно люблю тебя, что и жизнь не помышляю без ангела моего.

Входит Миронов.

Миронов. Ну, оклемался, ослушник?.. Эх, надо бы посадить тебя под арест, да ты и без того уж наказан. А вот Алексей Иваныч сидит-таки в хлебном магазине под караулом, и шпага его под замком у Василисы Егоровны. Пускай себе надумается да раскается.

Гринёв (с жаром). Простите ему, Иван Кузьмич, ради всего святого! Ведь изначально вина моя – я вызвал Швабрина на поединок. И не вмешайся Савельич, не окликни меня под горячую руку, возможно, он бы лежал сейчас на этом ложе. Я не держу на него зла, так и передайте.

Миронов. Быть по-твоему. Конь и о четырёх ногах, да спотыкается. А что случилась такая оказия меж вас, то быль молодцам не укора. (Взглянув на поднос). А почему каша цела?.. Каков солдат за столом хорош, тот и в поле чистом пригож. Марья Ивановна, ты чего мешкаешь? Корми, матушка, а ежели будет фордыбачиться, то и силком. Ну, с Богом. (Уходит).

Маша. Вот видите, Пётр Андреич, и мне досталось. Давайте кушать, сил набираться.

Гринёв. Согласен, но при одном условии. Если ты поможешь написать батюшке письмо. Рука моя ещё не скоро будет слушаться. Зачем откладывать?.. Я буду диктовать, а ты, мой ангел, писать. Тайн у меня от тебя нет, всё равно я показал бы тебе письмо, прежде чем отправить.

Маша (смеётся). Но прежде извольте кашку… (Начинает кормить Гринёва). За матушку… за батюшку…

Картина вторая. А счастье было так возможно…

Гринёв – дома, судя по всему, рана зажила: он снова занят стихотворчеством. Входит Савельич с письмом в руках.

Савельич. Вот, Пётр Андреич, только что с оказией доставлено. От батюшки вашего – его рука на конверте.

Гринёв (хватает запечатанный конверт). Наконец!.. Боже милостивый, что там… (Срывает печать, вскрывает, жадно пробегает по строчкам). «Сын мой Пётр! Письмо твоё, в котором просишь ты нас о родительском нашем благословении и согласии на брак с Марьей Ивановной дочерью Мироновой…» (В отчаянии).  Всё дело пошло к чёрту!..

Голос Андрея Петровича. «…не только ни моего благословения, ни моего согласия дать тебе не намерен, но ещё доберусь до тебя да за проказы проучить путём как мальчишку, несмотря на твой офицерский чин: ибо ты доказал, что шпагу носить ещё не достоин, которая пожалована тебе на защиту отечества, а не для дуелей с такими же сорванцами, каков ты сам. Немедленно буду писать к Андрею Карловичу, прося его перевести тебя из Белогорской крепости куда-нибудь подальше, где бы дурь у тебя прошла».

Гринёв (мечется по комнате). Всё пропало!.. Ужасно!..

Голос Андрея Петровича. «…Матушка твоя, узнав о твоём поединке и о том, что ранен, с горести занемогла и теперь лежит. Что из тебя будет? Молю Бога, чтоб ты исправился, хоть и не смею надеяться на Его милость».

Савельич. Да что случилось, батюшка ты мой? Беда какая?..

Гринёв. Что случилось?.. Видно тебе не довольно, что я, благодаря тебя, ранен и целый месяц был на краю гроба: ты и мать мою хочешь уморить!

Савельич. Помилуй, сударь, что ты такое изволишь говорить?.. Бог видит, я бежал заслонить тебя своею грудью от шпаги ворога. Старость проклятая помешала. Да что ж я сделал матушке твоей?..

Гринёв (гневно). Кто просил писать на меня доносы родителям?.. Как они узнали о поединке и ранении моём?!

Савельич. Господи царю небесный! Ничего я не писал!.. Изволь-ка почитать, как отчитывает меня барин, какими словами поносит. (Вынул из кармана и подаёт письмо. Гринёв читает). До каких милостей дослужился от своих господ! Я и «старый пёс», и «свинопас», да я ж и причина твоей раны?.. И всё за то, что правду утаил, не известил барина о ране твоей и что лежал в беспамятстве почитай неделю…

Гринёв. Значит не ты?.. А кто ж донёс?.. Швабрин?.. Конечно, он! Только ему выгода, если отошлют меня из крепости, разлучат с Марьей Ивановной! Савельич, прости, что грешил на тебя, прости ради Христа!.. Но каков мерзавец!.. Я в отчаянии! Савельич, что делать?..

Савельич (вздыхает). Покориться воле Божией. Знать, не судьба быть вам вместе.

Гринёв. Но батюшка совершенно не знает Марью Ивановну, какой это ангел!.. Почему он так несправедливо и даже непристойно отзывается о ней?.. Может, в своем подмётном письме Швабрин очернил её?..

Савельич. Не пойман – не вор… А без родительского благословения… никак.

Гринёв (поспешно одевается). Я должен немедленно увидеть Машу!.. Сейчас же… (Убегает).

Савельич. Эх, молодо-зелено!.. А девица пригожая, во всех смыслах достойная… Жаль, не сладилось, жаль… Пойти за ним, присмотреть, кабы чего худого не удумал… (Уходит).

Влюблённые встретились на полдороге: Маша спешила к Гринёву, а он – к ней.

Гринёв. Маша!.. Я к вам бежал…

Маша. А я – к вам… Я видела: почта пришла, и два письма Савельич понёс вам. Из дома?.. Не утерпела… Что там?..

Гринёв (с трудом). Всё кончено. (Подал письмо). Прочти.

Маша (прочла, вернула, с дрожью в голосе). Видно, мне не судьба… Родные ваши не хотят меня в свою семью. Буди во всём воля Господня! Бог лучше нашего знает, что нам надобно. Делать нечего, Пётр Андреич, будьте хоть вы счастливы…

Гринёв (схватил Машу за руку, горячо). Этому не бывать!.. Ты любишь меня, я готов на всё. Пойдём, кинемся в ноги твоим родителям; они люди простые, не жестокосердные гордецы… Они нас благословят, мы обвенчаемся… а там, со временем, я уверен, мы умолим отца моего; матушка будет за нас; он меня простит…

Маша. Нет, Пётр Андреич, я не выйду за тебя без благословения твоих родителей. Без этого не будет нам счастья. Покоримся воле Божией. Коли найдёшь себе суженую, коли полюбишь другую – Бог с тобою. А я за вас обоих… (Заплакала и ушла).

Гринёв. Маша, Маша!.. Не уходи!.. Я не хочу без тебя жить… Я не могу без тебя жить…

Савельич (подходит, обнимает). Идём, батюшка, домой. Не след тут театр устраивать, на потеху доносчику, ворогу вашему… Бог милостив, управит. Пойдём, милый… (Уводит Гринёва).

Картина третья. Пришла беда….

Дом коменданта. За столом – капитан Миронов, он в очках, изучает какой-то документ. Чуть поодаль сидят: Швабрин, Иван Игнатьевич. Все молчат.

Швабрин (нарушая молчание). Иван Кузьмич, позвольте узнать: чем вызван столь срочный вызов? (Миронов не реагирует).

Иван Игнатьевич (тихо). Не лезь поперёд батьки в пекло. Как соберутся все…

Швабрин. Госпожа комендантша?.. Запамятовал!.. Без неё же ни одно совещание не может начаться.

Иван Игнатьевич (ещё тише). По секрету: Егоровна – у попадьи.  Иван Кузьмич услал, нарочно. А Палашку под замок в чулан посадил, чтоб не подслушивала.

Швабрин. Право, заинтригован!..

Открывается дверь, входят Урядник и Гринёв.

Урядник (Миронову).  Вот, доставил, как вы приказали.

Миронов (Уряднику). Запри дверь и никого сюда не впускай.

Урядник. Слушаюсь! (Запирает дверь и остаётся стоять).

Миронов (обвёл всех суровым взглядом). Господа офицеры, я собрал вас, чтобы сообщить важное известие. (Развернул документ, который до того изучал). Утром получил, с нарочным. Слушайте, что пишет генерал. (Читает):

«Господину коменданту Белогорской крепости Капитану Миронову. По секрету!.. Сим извещаю вас, что убежавший из-под караула донской казак и раскольник Емельян Пугачёв, учиняя непростительную дерзость принятием на себя имени покойного императора Петра III, собрал злодейскую шайку, произвёл возмущение в яицких селениях и уже взял и разорил несколько крепостей, производя везде грабежи и смертные убийства. Того ради, с получением сего, имеете вы, господин капитан, немедленно принять надлежащие меры к отражению помянутого злодея и самозванца, а буде можно, к совершенному уничтожению оного, если он обратится на крепость, вверенную вашему попечению».

(Снял очки, спрятал документ). Принять надлежащие меры!.. Слышь ты, легко сказать!.. Злодей-то, видать, силён, а у нас всего сто тридцать человек, не считая казаков, на которых плоха надежда. Не в укор тебе, Максимыч, буди сказано (Урядник усмехнулся).

Гринёв (Швабрину). Насколько всё это серьёзно, как думаешь?

Швабрин. Бог знает. Посмотрим.

Миронов. Да делать нечего (вздохнул). Господа офицеры!.. Приказываю: учредить караулы, ночные дозоры. В случае нападения, запирайте ворота и выводите солдат. А тебе, Иван Игнатьевич, поручаю вычистить пушку, да хорошенько. И чтоб никто ничего не заподозрил, не хватало нам тут панику разводить! А ты, Максимыч, глаз со своих казачков не спускай. Лично за них отвечаешь, понял?

Урядник (опять усмехнулся). Расклад понятен. Не промахнусь.

Резкий стук в дверь и голос Василисы Егоровны: «Открывай, Кузьмич!.. Знаю, зачем от меня хоронишься!.. Не тебе бы хитрить со мной, батька мой. Открывай!» Миронов делает знак Уряднику, тот открывает дверь, и в комнату врывается комендантша, очень возбуждённая.

Василиса Егоровна (всем). Ой, батюшки, пришла беда, отворяй ворота!.. (Схватила со стола стакан с водой, выпила залпом).

Миронов. Что это с тобою сделалось, мать моя?..

Василиса Егоровна. Закрылись тут, секреты разводите. А вот полюбуйтесь!.. (Передаёт Миронову листовку). Воззвание этого самозванца. Отцу Герасиму подбросили. (Пока листовку читают офицеры, передавая друг другу). Каков мошенник! Объявляет, что немедленно идёт на нашу крепость. Зовёт казаков и солдат в свою шайку, а командиров увещевает не супротивляться, если, мол, жизнь дорога.

Швабрин. Безграмотно, но грубо и сильно. Может произвести впечатление на умы простых людей.

Василиса Егоровна. Что смеет предлагать, собачий сын! Выйти навстречу и положить к ногам его знамёна!..

Гринёв. Неужели таковые нашлись?

Миронов. Не должно бы. Да слышь ты, будто злодей завладел уж многими крепостями.

Урядник. Есть слушок: Нижнеозёрская взята. Комендант и все офицеры перевешены. Солдаты в полон взяты.

Швабрин (Гринёву). Вот и ответ на твой вопрос.

Иван Игнатьевич. Пугать вздумал, кого?! Разве не знает разбойник, что мы сорок лет в службе, и всего, слава богу, насмотрелись?

Миронов. Что ж, господа офицеры, время терять зря не будем. Каждый знает, что надлежит сделать. Ступайте.

Все уходят, кроме Гринёва.

Гринёв. Послушайте, Иван Кузьмич!.. Долг наш защищать крепость до последнего издыхания. Тут и говорить нечего. Но, простите, надобно подумать о безопасности женщин. Отправьте их в Оренбург, если дорога ещё свободна. Или в отдалённую крепость, более надёжную, куда злодеи не достигнут.

Миронов. А слышь ты, матушка, в самом деле, не отправить ли вас подале, пока мы тут с бунтовщиками управимся?

Василиса Егоровна. И, пустое! Где такая крепость, куда бы пули не залетели? Да и чем наша Белогорская ненадёжна? Двадцать второй год тут сидим, и башкирцев видели, и киргизцев. Авось, и от Пугачёва отсидимся!

Миронов. Хорошо, коли отсидимся, а ежели нет?.. Ты – ладно, оставайся, пожалуй. Да с Машей-то что делать?.. (Очень решительно). Нет, Василиса Егоровна, отправим Машу в Оренбург, к её крёстной матери. Там и войска, и пушек довольно, и стены каменные. И тебе, матушка моя, лучше бы туда же убыть. Не посмотрят злодеи, что ты старуха, коли фортецию приступом возьмут.

Василиса Егоровна. Добро. Машу отправим, а меня и во сне не проси. Не поеду! Нечего мне под старость лет расставаться с тобою. Вместе жить, вместе и умирать.

Миронов. И то дело. Ну, медлить нечего. Ступай готовить Машу в дорогу. Завтра чуть свет и отправим.

Василиса Егоровна уходит.

Гринёв. Иван Кузьмич, на дороге неспокойно, и без охраны…

Миронов. Да знаю! Дам ей конвой, хоть людишек и так не хватает. Слышь ты, подбери пару ребяток понадежнее. Тебя бы отправил, да офицеров и вовсе раз-два и обчёлся…

Гринёв. Всё сделаю! Марья Ивановна для меня…

Миронов (махнул рукой). Иди уже!..  (Гринёв уходит. Ещё раз читает воззвание Пугачёва). Знамёна к его ногам!.. (Рвёт листовку). Накось, выкуси!..

Гринёв вышел на крыльцо, закурил. Появляется Маша.

Маша (окликает). Пётр Андреич!.. Жду вас, чтобы… попрощаться. Меня отсылают в Оренбург. Может быть, Господь приведёт нас друг с другом увидеться. Если же нет… Будьте живы и счастливы. (Заплакала).

Гринёв (порывисто обнял). Прощай, ангел мой!.. Прощай моя милая, желанная!.. Что бы со мною ни было, верь, что последняя моя мысль будет о тебе! (Поцеловал и стремительно ушёл).

Маша, перекрестив Гринёва, и еле сдерживая рыдания, уходит в дом.

Картина четвёртая. Приступ.

Рассвет. Гринёв спит, не раздеваясь, рядом на скамейке дремлет Савельич. Громкий стук в дверь прервал тревожное забытье. Входит Иван Игнатьевич.

Савельич (кинулся навстречу). Тише, оглашенный, не видишь, дитё спит!

Иван Игнатьевич. Буди барина: Пугач пришёл!

Гринёв (вскочил). Что?!..

Иван Игнатьевич. Пугач у ворот.  Иван Кузьмич уже на валу, меня прислал за вами.

Гринёв. Бежим!.. (Схватив саблю, убегает).

Савельич. Куда?.. Не емши!.. (Но устремляется за Гринёвым).

Гринёв (На ходу). Уехала ли Марья Ивановна?..

Иван Игнатьевич (еле поспевая за Гринёвым, задыхаясь). Не успела… Дорога на Оренбург отрезана. Крепость окружена… Ночью казаки ушли к разбойнику.

Гринёв. Измена?

Иван Игнатьевич. Урядник увёл. Плохо, Пётр Андреевич, очень плохо…

На валу собрались все, кто мог держать в руках оружие. Швабрин в бинокль осматривает окрестности. Миронов расхаживает перед своим малочисленным строем.

Миронов. Ну, детушки, постоим сегодня за матушку государыню! Докажем, что мы люди бравые и присяжные! (Солдаты нестройно отвечают).

Появляются Василиса Егоровна и Маша.

Василиса Егоровна (Миронову). Ну, что?.. Где неприятель?

Миронов. В степи гужуются. Бог даст, всё будет ладно. Отойдите всё-таки подале: бережёного Бог бережёт.

Комендантша и Маша подчиняются. Входят Гринёв, Иван Игнатьевич, Савельич.

Гринёв. Сколь велики силы бунтовщиков?

Швабрин. Человек двадцать верхами, казаки и башкирцы.

Гринёв. Самозванец с ними?

Швабрин. Пока не вижу. Впрочем, кажется, наш герой явился. (Передаёт бинокль Гринёву и незаметно исчезает).

Гринёв. Человек на белом скакуне в красном кафтане, с обнажённой шпагой?.. (Оглядывается, но Швабрина нет). Похоже… к нам направляются парламентёры… Иван Кузмич!.. Встречайте гостей, письмо везут от Пугачёва, на пику наколото…

Миронов (смотрит в бинокль). Ах, мерзавцы!.. Да это же казаки, которых увёл Урядник!.. Вот мы сейчас и встретим… (Возвращает бинокль Гринёву). Иван Игнатьевич, заряжай пушку!..

Слышны голоса за крепостной стеной: «Письмо – коменданту! От Царя-батюшки. Не упрямьтесь! Выходите вон к государю! Государь здесь!» Миронов подносит фитиль к пушке, – грянул выстрел! Маша ахнула и упала на плечо матери. Солдаты втаскивают раненого Урядника, Тот протягивает Миронову письмо. Прочёл про себя и разорвал в клочки.

Урядник (хрипит). Ты подписал себе смертный приговор.

Миронов. Прикончить бы тебя, как собаку, да недосуг сейчас – сам сдохнешь.

Между тем в частокол полетели стрелы бунтовщиков, засвистели пули. И каждый раз Маша вздрагивает и вскрикивает. Гринёв заметил её.

Гринёв. Марья Ивановна, а вы зачем здесь?

Маша. Дома ещё страшнее.

Миронов. Василиса Егоровна, уведи Машу! Не бабье тут дело. Видишь, девка ни жива, ни мертва.

Василиса Егоровна. В животе и смерти Бог волен: благослови Машу. Подойди, дочка.

Маша подошла, опустилась на колени, поклонилась. Миронов перекрестил её трижды, потом поднял и поцеловал.

Миронов. Ну, Маша, будь счастлива. Молись Богу: Он тебя не оставит. Коли найдётся добрый человек, дай Бог вам любовь да совет. Живите, как жили мы с Василисой Егоровной. Ну, прощай, Маша. Уведи её поскорей, матушка. (Маша кинулась к отцу и зарыдала).

Василиса Егоровна. Поцелуемся и мы. Прощай, мой Иван Кузмич! Отпусти мне, коли я в чём тебе досадила.

Миронов (обнял супругу). Прощай, прощай, матушка. Ну, довольно, ступайте, ступайте домой. Да коли успеешь, надень на Машу сарафан.

Комендантша с дочерью, плача, удалились. Маша оглянулась и кивнула Гринёву.

Миронов (Гринёву). Что неприятель?..

Гринёв (смотрит в бинокль). Мятежники собрались возле предводителя… Он что-то им говорит, на крепость указывает… Казаки спешились…

Миронов. Понятно. (Всем). Теперь стойте крепко: будет приступ. (Ивану Игнатьевичу). Пушка заряжена?

Иван Игнатьевич. Картечью.

Миронов. Добро. Вот подпустим их на самое близкое расстояние, да и угостим… (Произвёл выстрел). Ну как, понравилась изменникам наша «хлеб-соль»?

Гринёв. В самую середину!.. Побежали, как тараканы… Пугач один на лошади, саблей машет, кричит, похоже уговаривает…

По ту сторону вала раздались крики, визг, это мятежники снова пошли на приступ.

Миронов. Ну, ребята, а теперь отворяй ворота, бей в барабан. Вперёд, на вылазку за мной!.. (Но солдаты не тронулись). Что ж вы, детушки, стоите?.. Умирать, так умирать – дело наше служивое!..

Барабан умолк, а в открытые ворота хлынула толпа мятежников, смяла солдат, бросивших оружие. Коменданта, Ивана Игнатьевича и Гринёва связали, приговаривая: «Вот ужо будет вам, государевым ослушникам!» Раздался колокольный звон, и офицеров потащили к комендантскому дому, напротив уже стояла виселица.

Пугачёв в красном казацком кафтане и собольей шапке с золотыми кистями сидел в кресле на крыльце. Казацкие старшины окружали самозванца. Среди них – отец Герасим с крестом, Швабрин и Урядник с забинтованной грудью.

Пугачёв. Который комендант?

Швабрин. Вон тот старик, с разбитой головой.

Пугачёв. Как смел ты противиться мне, своему государю?

Миронов. Ты мне не государь! Ты вор и самозванец!..

Пугачёв (махнул белым платком, хмуро). На перекладину! (Казаки поволокли коменданта к виселице). Следующий!..

Подводят Ивана Игнатьевича.

Пугачёв. Присягай, старик, своему государю Петру Феодоровичу!

Иван Игнатьевич (твёрдо). Ты, дядюшка, вор и самозванец, и присягать тебе не стану.

Пугачев махнул платком, и старого поручика потащили туда же – к виселице.

Пугачёв. Кто там ещё?

Швабрин (тихо). Вольнодумец, самый опасный. Дворянин в седьмом колене, барин и гордец без меры.

Пугачёв. Повесить!..

Гринёва потащили к виселице, вдруг к Пугачёву рванулся Савельич.

Савельич. Постойте, окаянные, погодите!.. (Упал в ноги Пугачёву). Отец родной! Что тебе в смерти барского дитяти? Отпусти его! За него тебе выкуп дадут, а для примера и страха ради вели повесить меня, его верного слугу!..

Пугачёв подал знак, и Гринёва подвели к Пугачёву и поставили на колени: «Батюшка наш тебя милует. Целуй руку!» Пугачёв протянул руку, но Гринёв не шевельнулся.

Савельич (толкает Гринёва). Ну?.. Приложись к ручке, чего тебе стоит? Не упрямься, облобызай и сплюнь!

Пугачёв (усмехнулся). Его благородие, знать, очумел от радости. Подымите его, развяжите! (Гринёву). Иди, да помни милость государеву.

Жители крепости подходили, присягали, целуя крест и кланяясь самозванцу. Раздался истошный крик: два разбойника притащили растрёпанную и раздетую Василису Егоровну.

Василиса Егоровна. Сжальтесь, ироды, отпустите душу на покаяние! Отведите меня к Ивану Кузьмичу! Где он, куда вы его упрятали?

Урядник (мстительно). Да протри глаза, Егоровна: вот твой ненаглядный, в шелковой петельке качается, тебя дожидается.

Василиса Егоровна (вырывается, в исступлении). Злодеи! Что вы с ним сделали!.. Свет ты мой, Иван Кузьмич! Не тронули тебя ни штыки прусские, ни пули турецкие! Не в честном бою положил ты свой живот, а сгинул от беглого каторжника! (Плюнула в сторону Пугачёва).

Пугачёв (раздражённо). Унять старую ведьму!

Казаки тут же выполнили распоряжение – и пожелание Василисы Егоровны – «жить вместе, и умирать вместе» – исполнилось. По толпе прошёл ропот, кто-то крестится.

Пугачёв (встал, поманил Швабрина, толпе). Вот вам, детушки, новый командир: слушайтесь его во всём, а он отвечает мне за вас и за крепость. (Отцу Герасиму). Готовь стол, поп. Сегодня у тебя обедаю. (Поискал глазами Гринёва). А тебя, ваше благородие, приглашаю к трапезе. (Своим приближенным). Так желаю!.. (Уходит).

Народ расходится.

Савельич. Слава тебе, Господи, уцелели!.. Пойдём и мы, батюшка, домой, хоть покормлю тебя. Всё мошенники разграбили, да кое-что я всё-таки утаил.

Гринёв. В толк не возьму, почему пощадил меня самозванец?

Савельич. Разве не узнал ты, сударь, атамана?

Гринёв. Нет, кто ж он таков?

Савельич. Да тот пьяница, что выманил у тебя тулуп на постоялом дворе. Новёшенький, а он, бестия, распорол его, напяливая на себя!..

Гринёв (изумлённо). Цена моей жизни – заячий тулуп?.. Какие повороты судьбы!.. А Швабрин, мерзавец, каков?! Комендант крепости!.. Теперь Маша в его полной власти, ужас, ужас!.. Где она, что с ней? Я должен найти её!..

Савельич (тихо, оглянувшись). Не дёргайся, батюшка. Палашка шепнула: Марья Ивановна у попадьи. Спрятали сиротку, будто племянницу свою. Вот пойдёшь обедать к отцу Герасиму, глядишь, и повидаешься. Идём домой, Пётр Андреевич, авось Бог не оставит. (Уходят).

Картина пятая. Пир во время чумы.

В доме у отца Герасима идёт пир. Гринёва на пороге встречает Попадья. Знаками показывает, чтобы следовал за ней. Они входят в комнату, где лежит Маша, мечется в бреду.

Гринёв. Маша, Маша!.. Она меня не узнаёт!.. Что с ней?..

Попадья. В горячке, бедная деточка, с ночи бьётся. Может, в этом её спасение. Не то бы уволокли насильники… И то сказать, Бог уберёг сиротку. Самозванец услышал её стоны, спрашивает, мол, кого прячешь? Говорю, племянница хворая лежит, без памяти, не встаёт уж который день. «Покажи!» – повела, а у самой сердце в пятках: Швабрин – с ним, а если выдаст? А если скажет, чья она, голубушка, дочь?.. Но промолчал, и за то – спасибо. А теперь идите к столу. Неровен час, вас тут обнаружат – попадёте под пьяную руку – не сносить тогда головы…

Гринёв входит в комнату, где пируют мятежники. За столом – Пугачёв и его приближённые, среди них Хлопуша и Белобородов.

Пугачёв. А, ваше благородие! Добро пожаловать! Честь и место, милости просим.

Гринёв (сел с краю). Благодарствую.

Хлопуша. А что, братья, хорош был сегодня денёк!.. Выпьем за успех, за государя нашего! Будь здрав, Пётр Феодорович, многая лета!

Мятежники пьют: «Многая лета тебе, государь!» Гринёв не прикасается к своему стакану.

Пугачёв. А я поднимаю чарку за вас, верные мои сотоварищи. (Пьёт). Начало славно, каково продолжение?.. Что думаете, енералы?  Хлопуша?..

Хлопуша. На Оренбург!.. А как с ним управимся, дорога на Москву лентой ляжет гладкой.

Белобородов. Помолчал бы, рваные ноздри!.. Ты сначала управься, это не Белогорская с земляным валом да одной пушкой, и охраняют крепость не два десятка инвалидов, а полк регулярный.

Хлопуша. Как ты меня назвал, кровопивец?.. Погоди, придёт время и ты, Белобородов, бог даст, щипцов понюхаешь!

Пугачёв. Хватит собачиться, господа енералы! Не беда, если оренбургские собаки будут дрыгать ногами под одной перекладиной, худо, если наши кобели перегрызутся. Помиритесь, приказываю!

Хлопуша (упрямо). На Оренбург! Там пожива, чем другим казаков удержим?

Мятежники одобрительно кивают – на Оренбург!

Белобородов (мрачно). Приступом Оренбург не взять, только – осада. Уморить голодом, чтобы и крыс не осталось.

Пугачёв. Решено. Выступаем завтра. А теперь, братцы, по последней – и на боковую.

Мятежники встают, прощаются и уходят. Гринёв хотел последовать их примеру.

Пугачёв. Стой, ваше благородие. Хочу поговорить с тобой. (Пауза). Признайся, струсил, когда мои молодцы удавку тебе на шею накинули?.. Небо с овчинку показалось?.. Если б не твой слуга, качался бы сейчас на перекладине. Я ведь узнал старого хрыча. И помиловал тебя за добродетель, которую оказал мне, когда был я принужден скрываться от своих недругов. То ли ещё увидишь, как пожалую тебя, когда получу своё государство! Обещаешь ли служить мне с усердием?.. Что усмехаешься?.. Не веришь, что я – государь законный?  Правду говори!

Гринёв (после некоторого колебания). Хорошо. Вот тебе правда. Рассуди, могу ли я признать в тебе государя?.. Ведь не поверишь, потому как лукавство это.

Пугачёв. И кто я таков по-твоему разумению?

Гринёв. Бог тебя знает. Но шутишь ты опасную шутку.

Пугачёв. Значит не признаёшь, что я – Пётр Феодорович?.. Ладно. Но разве нет удачи удалому? Разве Гришка Отрепьев не сидел на царском престоле?.. Думай, что хочешь, а от меня не отставай. Кто ни поп, тот батька. Послужи мне верой и правдою, и пожалую тебя в фельдмаршалы и князья.

Гринёв. Нет. Я природный дворянин, присягал государыне императрице, а потому служить тебе не могу. Коли в самом деле желаешь мне добра, то отпусти на все четыре стороны.

Пугачёв. А если отпущу, дай слово, что не будешь супротив меня воевать.

Гринёв. Как могу тебе в этом обещаться?.. Не моя воля, сам знаешь: прикажут идти против тебя – и пойду. Так что решай: голова моя – в твоей власти, отпустишь, век буду тебе благодарен; казнишь – бог тебе судья.

Пугачёв. Дерзок ты не в меру. Но что не виляешь – ценю. (Ударил по плечу). Так и быть, казнить, так казнить, миловать, так миловать! Отпускаю. Но с условием: ступай в Оренбург и объяви губернатору и всем енералам, чтоб ожидали меня к себе через неделю. Присоветуй им встретить меня с детской любовью и послушанием. Иначе – не избежать им лютой казни. Счастливого пути, ваше благородие!..

Гринёв. Спасибо. (Уходит).

Пугачёв (в след). Отправляйся тотчас, не жди рассвета. Коня тебе приведут. (Остался сидеть за столом, подперев голову кулаком). Долг платежом красен.

Картина шестая. Тщетные надежды.

Оренбургская крепость. Дом генерала Андрея Карловича. Адъютант приводит Гринёва в сад, где генерал осматривает яблони, обрезает сухие ветки.

Адъютант. Андрей Карлович, прибыл офицер из Белогорской крепости, говорит, с важным известием.

Гринёв. Здравия желаю, ваше превосходительство!..

Генерал (обрадовался, с явным немецким акцентом). Кого я вишу!.. Пётруша!.. Неушели?.. Каков молотец, ах фвемя, фремя!..  Но как?!..

Гринёв. По счастью, удалось вырваться.

Генерал. Ошень кстати. Сегодня у меня – военный совет, и твои верные сведенья о бездельнике Пугачёве и об его войске весьма пригодятся, чтобы выбрать стратегию. (Адъютанту).  С квартирой для господина прапорщика распорядись. (Работает ножницами). И чайку сюда организуй. (Адъютант уходит). Бедный Миронов!.. Слышал, слышал об его ужасном конце. Жаль, короший был офицер. А мадам Миронова? (Обрезает ветки).

Гринёв. Василису Егоровну постигла та же участь.

Генерал. Добрая была дама, а какая майстерица грибы солить!.. Но у них была дочка?..

Гринёв. Марья Ивановна больна, осталась в крепости на руках у попадьи.

Генерал. Ошень, ошень плохо. На дисциплину разбойников нельзя полошиться. Что будет с бедной девушкой?.. (Переходит к следующей яблоне, осматривает).

Гринёв (ходит за генералом). Белогорская крепость недалеко, и я надеюсь, что ваше превосходительство не замедлит послать туда войско, чтобы освободить её несчастных жителей!

Адъютант вкатывает сервированный столик с чаем и бутылкой рома и уходит.  

Генерал (садится на скамью, жестом приглашает Гринёва). Таковые решения, Петруша, выносит военный совет.

Гринёв (горячо). Самозванцу не устоять против правильного оружия!.. И пока он ещё не набрал силу, надо спешить!

Генерал (наливает в чай ром, предлагает и гостю, но тот отказывается). Видишь ли, я совершенно согласен с твоим мнением. По здравому рассуждению, действие наступательное предоставляет большие надежды на скорейшее истребление неприятеля. (Пьёт чай, смакуя). Но оборонительное более верно и безопасно. Можно и покупательную тактику применить: пообещать за голову бездельника рублей семьдесят или… сто… из секретной суммы… (Пьёт). Ах, карашо!..

Гринёв. Но Пугачёв будет здесь через неделю!..

Генерал. Откуда такие сведенья?

Гринёв. Это было условием моего освобождения. А ещё самозванец велел передать: если не откроете ворота крепости добровольно, – лютой смерти никому не миновать!..

Генерал. Ультиматум?.. Что ж, посмотрим, посмотрим…

Входит Адъютант.

Адъютант. Андрей Карлович, члены совета прибыли. Я проводил их в ваш кабинет.

Генерал (встал). Ты, Петруша, поди отдохни с дороги, а вечерком загляни, И пойми: я не смею принять на себя столь великую ответственность, когда дело идёт о безопасности вверенных мне провинций её императорским величеством, моею великой государыней. И вот ещё что. Ты, это… помалкивай, что порученцем у бездельника стал, хоть и поневоле… (Уходит).

Гринёв (остаётся сидеть, обхватив голову руками). Что делать, что делать?!.. (Взял бутылку рома, поискал, куда бы налить, вознамерился отхлебнуть из горлышка).

Торопливо входит Савельич.

Савельич. Слава Богу, нашёл. Батюшка, Пётр Андреич, тут такое дело…

Гринёв. Что ещё?..

Савельич (протягивает конверт). Весточка из Белогорской.

Гринёв (хватает, вскрывает). От Маши!..  Откуда?..

Савельич. Какой-то казак сунул мне в руку, как узнал, откуда мы прибыли.

Гринёв (читает). «Батюшка Пётр Андреич!.. Молю Бога, чтобы это письмо до вас дошло… Палаша слышала от Максимыча, что Пугачёв услал вас в Оренбург. Вот она и упросила его как-нибудь передать письмо вам…»

Савельич. Видать, девка бойкая, коли заставила и урядника плясать по своей дудке.

Голос Маши. «Алексей Иванович, который командует у нас на месте покойного батюшки, принудил отца Герасима выдать меня ему, застращав, что откроет Пугачёву их обман, будто бы я ихняя племянница. Теперь я живу в нашем доме под караулом. Он принуждает меня выйти за него замуж. А мне легче умереть, нежели сделаться женою такого человека».

Гринёв. Мерзавец! Силой склоняет Машу к супружеству!..

Голос Маши. «Обходится со мною очень жестоко, а ежели не одумаюсь, то грозится отвезти в лагерь к злодеям на растерзание. Сроку дал мне три дня».

Гринёв (читает вслух). «Батюшка Пётр Андреевич, вы один у меня покровитель, заступитесь за меня, бедную. Упросите генерала и всех командиров прислать к нам поскорее сикурсу, да приезжайте сами, если можете. Остаюсь покорная вам сирота Марья Миронова».

Гринёв. Савельич, я отчаянии!.. Что делать?!

Савельич (вздохнул). Одна надежда – на Бога, молись, батюшка, авось услышит…

Гринёв (нервно ходит). Я с ума сойду!.. Нет!.. На Бога надейся, а сам не плошай!.. Действовать!.. Немедленно!.. И до вечера я ждать не намерен!.. Жди меня здесь!.. (Убегает).

Савельич. Дров не наломай, батюшка!..

Гринёв вбегает в приёмную генерала, Адъютант занят приготовлением чая для членов Совета.

Гринёв. Я должен немедленно видеть его превосходительство!

Адъютант. Это невозможно. Военный совет ещё заседает.

Гринёв. Дело идёт о счастье всей моей жизни!..

Адъютант (внимательно взглянув на Гринёва). Хорошо, сейчас доложу Андрею Карловичу. Ждите. (С чайным подносом скрывается в кабинете).

Из кабинета выходит Генерал с трубкой в руках.

Генерал. Что такое, Петруша?.. Что за спешка?..

Гринёв. Ваше превосходительство, прикажите взять мне роту солдат и полсотни казаков и пустите очистить Белогорскую крепость!

Генерал. Очистить крепость?.. Что за вздор!.. (Набивает трубку табаком).

Гринёв. Ручаюсь за успех! Только позвольте. Прибегаю к вам, как к отцу родному!..

Генерал. Нет, молодой человек, на таком большом расстоянии неприятелю будет легко отрезать отряд от коммуникаций и получить над вами совершенную победу.

Гринёв (в отчаянии). Дочь капитана Миронова в опасности! Она пишет, что Швабрин принуждает выйти за него замуж!

Генерал. Неужто?.. Швабрин превеликий schelm, плут. И если попадётся ко мне в руки, расстреляем его на парапете крепости. Но покамест… надобно взять терпение.

Гринёв (вскричал). Терпение!.. А он между тем женится на Марье Ивановне!..

Генерал. О, сейчас ей лучше быть женою Швабрина, чем попасть во власть разбойников. А когда станет вдовушкою, то сыщутся и женишки. Миленькая вдовушка скорее найдёт мужа, нежели девица.

Гринёв (сквозь зубы). Скорее соглашусь умереть, чем уступить её Швабрину!

Генерал (пускает дым). Ба, ба, ба!.. Да ты влюблён в Марью Ивановну!.. Бедный малый!..  Но роту солдат и полсотни казаков не дам. Это было бы неблагоразумно. Да и военный совет решил: осада предпочтительнее. Ступай, друг мой, и выкинь эту безумную затею из головы. (Уходит).

Снова сад. Савельич сидит на скамейке, пьёт чай. Появляется понурый Гринёв.

Гринёв. Он отказал!.. Понимаешь, отказал!.. (Передразнивает). «Эта экспедиция была бы неблагоразумна». А то, что погибает невинная душа – это благоразумно?!..

Савельич. Не кручинься, свет ты мой, Петр Андреич. Нат-ко, хлебни чайку, (подливает в чашку рому) полегчает. Погоди маленько, войска придут, переловят мошенников, тогда и…

Гринёв (прерывает). Ждать?.. Ты в уме?.. (Встаёт). Я еду в Белогорскую крепость!

Савельич. Побойся Бога! Куда тебе пускаться в дорогу, когда никуда проезду нет от разбойников! Пожалей хоть своих родителей, коли жизнью своей не дорожишь.

Гринёв. Поздно рассуждать! Я должен ехать, я не могу не ехать!.. Она меня ждёт! Можешь ты это понять?! Собери вещи, самое необходимое. И если через три дня я не ворочусь…

Савельич (замахал руками). Что это ты, сударь? Чтоб я тебя пустил одного?.. Да разве я ума лишился?.. Воля твоя, сударь, а я от тебя не отстану!..

Гринёв (обнял старика). Спасибо, Савельич, спасибо, родной!.. Тогда поторопимся!.. (Уходят).

Картина седьмая. Поворот судьбы.

Мятежная слобода, где остановился на ночь Пугачёв. Деревенская изба, заглядывает Мужик.

Мужик. Государь-батюшка, тут офицера поймали, говорит, мол, из Оренбурга.

Пугачёв. Из Оренбурга? Давай его сюда!

Вводят Гринёва.

Пугачёв. Ваше благородие!.. Как поживаешь? Зачем тебя Бог принёс?..

Гринёв. Да вот ехал по своему делу, а твои люди схватили, сюда приволокли.

Пугачёв (махнул рукой мужику). А ну, выйди!.. И не беспокоить!.. (Мужик уходит). Говори: по какому же делу выехал ты из Оренбурга и куда?

Гринёв. В Белогорскую крепость, избавить сироту, которую там обижают.

Пугачёв (гневно). Кто из моих людей смеет обижать сироту?.. Кто виноватый?

Гринёв. Швабрин! Он держит в неволе девушку, которую ты видел больную у попадьи. И насильно хочет жениться на ней.

Пугачёв. Я его повешу! Узнает, умник, каково у меня своевольничать и обижать народ!.. А теперь скажи, какой твой интерес? Почему ты кинулся её спасать?

Гринёв. Она невеста моя.

Пугачёв. Что ж ты прежде не сказал? Невеста!.. Да мы тебя женим и на свадьбе попируем! (Свистит, появляется Мужик). Накрой-ка нам скатерть-самобранку!..

Мужик проворно накрывает стол, разливает водку, исчезает.

Пугачёв. Ну?.. Отметим день белым камушком – дело доброе! (Чокаются, пьют). О чём изволил задуматься, ваше благородие?

Гринёв. Как не задуматься: я офицер и дворянин; вчера дрался противу тебя, а сегодня счастье всей моей жизни зависит от милости твоей.

Пугачёв. На всё воля Божья: зачем скрестились наши дорожки и как разойдутся… (Меняет тему). Что говорят обо мне в Оренбурге?

Гринёв. Говорят, что сладить с тобой трудновато.

Пугачёв (хвастливо). Да, я воюю хоть куда!.. Погоди, то ли ещё увидишь, как пойду на Москву!

Гринёв. Ты в самом деле дерзаешь взять Москву?

Пугачёв (не сразу). Улица моя тесна, воли мне мало. Ребята мои умничают. Они воры. Мне надо держать ухо востро: при первой же неудаче они свою шею выкупят моею головою.

Гринёв. Так не лучше ли заблаговременно тебе отстать от них и прибегнуть к милосердию государыни?

Пугачёв. Поздно мне каяться. Пощады мне не видать. Буду продолжать: авось удастся! Чем я хуже Гришки Отрепьева?

Гринёв. А знаешь ли, чем он кончил?.. Его выбросили из окна, зарезали, сожгли, потом зарядили пушку пеплом и выпалили в ту сторону, откуда пришёл!..

Пугачёв. Ворон питается падалью и живёт триста лет, а орёл – лишь тридцать лет и три года, зато пьёт живую кровь. А там – что Бог даст… Ну всё: спать!.. Завтра чуть свет – отправимся в Белогорскую!

Картина восьмая. Чудесное избавление.

Белогорская крепость. Звук дорожного колокольчика и голоса: «Царь-батюшка пожаловал!». Входит Пугачёв, за ним – Гринёв. Швабрин спешит навстречу, он отрастил бороду и в казацком одеянии.

Швабрин (низко кланяясь). Государь, какое счастье, какая честь!.. Позвольте ручку… (Целует руку).

Пугачёв. Принимай гостей, да не держи на ветру, веди в хоромы!..

Швабрин. Милости просим!.. (Гринёву, протянув руку, смущённо). И ты наш?.. Давно бы так!.. (Но тот отвернулся).

Пугачёв (на ходу). Ну, как управляешь моей крепостью?..  Почему нет выездных постов?.. Никто не остановил, никто не спросил, кто едет. А ежели бы неприятель?.. Где стоит, где его лагерь?..

Швабрин. Виноват, виноват… Не изволь гневаться, царь-батюшка, прошу в дом, входите…

Все входят в комендантский дом.  Пугачёв сел на диван, рядом усадил Гринёва.

Пугачёв. Так ты встречаешь своего государя?

Швабрин (суетится). Виноват, растерялся… (Подаёт на подносе водку).

Пугачёв (пьёт). Чего застыл?.. Попотчуй и его благородие. Мы с ним старые приятели.

Швабрин подносит водку и Гринёву, но тот отказывается.

Пугачёв. Скажи-ка, дядя, какую девушку ты держишь у себя под караулом? Покажи-ка мне её.

Швабрин. Государь… Она больна… Она в светёлке своей лежит…

Пугачёв. Говорю, веди!

Швабрин Государь! Вы властны требовать от меня, что угодно. Но не позволяйте постороннему входить в спальню моей жены!

Гринёв (рванулся с кулаками). Так ты всё-таки принудил Машу?!

Пугачёв (Швабрину). Не тебе указывать мне, умник. (Гринёву). Ваше благородие, ступай за мною.

Швабрин. Государь, она в белой горячке и третий день как бредит.

Пугачёв. Отворяй!

Швабрин. Но ключи…  где-то забыл ключи…

Пугачёв вышибает ногой дверь. Маша в оборванном платье, с растрёпанными волосами сидит на полу. Перед ней – кувшин с водой, прикрытый ломтём хлеба. Маша, увидев вошедших, испуганно вскрикнула.

Пугачёв (грозно Швабрину). Хорош у тебя лазарет!..  (Маше). Скажи, голубушка, за что твой муж тебя наказывает?

Маша. Он мне не муж! И никогда им не будет! Я лучше умру, если меня не избавят.

Пугачёв. И ты смел меня обманывать?! Да знаешь ли, чего ты заслуживаешь?

Швабрин (упал на колени, целует ноги Пугачёву). Пощади, государь, умоляю, помилуй раба твоего недостойного. Помутилось в уме…

Пугачёв. Ладно, на сей раз помилую. Но при первой же вине, и эта тебе припомнится! (Маше). Выходи, красная девица, дарую тебе волю. Я – государь!

Маша вскрикнула, закрыла лицо руками и упала в обморок. Тут появилась Палашка, стала приводить в чувство свою барышню. Пугачёв, Гринёв и Швабрин вышли из светёлки.

Пугачёв (Гринёву). Что, ваше благородие? Выручили красную девицу? Как думаешь, не послать ли за попом? Пусть обвенчает свою племянницу, чего откладывать! Я буду посажённым отцом, а Швабрин – дружкою. Закутим, запьём – и ворота запрём!

Швабрин (иступлённо). Государь!.. Я виноват, я вам солгал, но и Гринёв вас обманывает. Эта девушка – дочь казнённого коменданта Миронова, а вовсе не племянница здешнего попа!

Пугачёв (Гринёву). Что ещё за новость?

Гринёв (твёрдо). Это правда.

Пугачёв. Почему сам не сказал?

Гринёв. Да рассуди, можно ли было при твоих людях объявлять, что дочь коменданта жива? Они бы её загрызли!

Пугачёв (засмеялся). И то правда. Хорошо сделала попадья, что обманула их. Что теперь делать?

Гринёв. Слушай, как тебя назвать, не знаю, да и гадать не хочу. Но Бог видит: жизнью своей рад заплатить за то, что ты сделал для меня. Только не требуй того, что противно чести моей и христианской совести. Ты – мой благодетель. Доверши, что начал: отпусти нас с бедной сиротою, куда нам Бог путь укажет. А мы, где бы ты ни был, чтоб с тобою ни случилось, каждый день будем Бога молить о спасении грешной твоей души…

Пугачёв (растроганно). Ин быть по-твоему! Бери свою красавицу и вези, куда пожелаешь! И дай вам Бог любовь да совет!.. (Швабрину). А ты, негодник, выдай молодым пропуск, чтобы нигде их не задержали, не чинили препятствия. Это – приказ!.. А теперь идём, показывай крепость, сам хочу убедиться, что не врёшь. (Уходят).

Гринёв (постучал в светёлку). Марья Ивановна, Палаша, откройте! Они ушли.

Маша. Сейчас, Пётр Андреич, буду готова.

Входят отец Герасим, попадья Акулина Памфиловна и Савельич.

Попадья. Здравствуйте Пётр Андреич!.. Привёл Бог опять увидеться. Мы-то каждый день вас поминали. А Марья-то Ивановна всего натерпелась без вас, моя голубушка. Чудо-чудное, что Пугачёв вас не укокошил, да ещё и помог вызволить сиротку из рук злодея! Спасибо ему за это. Но как всё-таки вам удалось…

Отец Герасим (прерывает). Полно, матушка, пытать Петра Андреича. Не всё то ври, что знаешь. Несть спасения во многом глаголании. Хорошо, Савельич упредил нас о вашем прибытии.

Попадья. С нами сила крестная! Промчал Бог тучу мимо!.. Теперь счастье нашей голубушки всецело зависит от тебя, Пётр Андреич. Как полагаешь поступить?

Гринёв. Почту за великое счастье, если…

Входят Маша и Палашка. Маша была причёсана, одета, как и прежде, скромно и мило.

Гринёв (продолжает). Марья Ивановна согласится быть моею женою. Чудные обстоятельства соединили нас неразрывно; ничто на свете не может теперь разлучить нас! (Схватил руку Маши и припал к ней).

Отец Герасим. Отвечай, дочь моя: согласна ли ты стать супругою Петру Андреичу?

Маша. Согласна, но…

Попадья. Слава тебе, Господи!.. Так батюшка вас и обвенчает! Чего откладывать?

Маша (твёрдо). Согласна, но не прежде, чем родители Петра Андреича благословят нас.

Отец Герасим. Это, конечно, уважительная причина, да как быть? Ведь оставаться в крепости Маше опасно, неизвестно, на какую ещё подлость способен этот ирод.

Попадья. Теперь, когда разбойник знает, что Маша нам не племянница, и защитить её не сумеем.

Гринёв. Об этом и речи быть не может! Я увезу Машу с собой: Пугачёв приказал Швабрину выписать пропуск через все мятежные заставы.

Савельич (Гринёву). Батюшка, позволь слово молвить. Куда везти-то?.. В Оренбург?.. Там у нас ни кола, ни двора. Да и тебе, сударь, не дадут миловаться долго с невестой, время-то военное. Пошлют в поход, с кем останется девушка?..

Маша. В Оренбурге у меня нет ни единой родной души.

Гринёв (решительно). Значит остаётся одно – к моим родителям в деревню.

Маша. Но ваш отец…

Гринёв (прерывает, горячо). Отец – я уверен! – почтёт за счастье принять дочь заслуженного воина, погибшего за отечество!.. А Савельич будет нашим ходатаем, матушка и батюшка ему верят.

Савельич (встревожился). Что это ты говоришь, сударь, я в толк не возьму?

Гринёв. Друг ты мой, Архип Савельич! Будь мне благодетелем, не откажи: я буду спокоен, если в дорогу Марья Ивановна отправиться с тобой. Служа ей, ты служишь и мне, потому как скоро дозволят обстоятельства, как справимся с бунтовщиками, мы женимся.

Савельич (растроганно). Ох, батюшка ты мой, Пётр Андреич, хоть раненько задумал ты жениться, но Марья Ивановна такая добрая барышня, что грех и пропустить оказию. Ин быть по-твоему. Провожу её, ангела Божия, и рабски буду доносить твоим родителям, что такой невесте не надобно и приданого.

Палашка (всем). Но, как хотите, я от барышни не отстану!

Маша. Я буду лишь рада, если ты меня не оставишь.

Попадья. Ну вот, всё и устроилось, слава тебе Господи!

Входит Урядник.

Урядник. Господин прапорщик, вот пропуск. Государь лично подписал. Извольте (Передаёт Гринёву пропуск). Кибитка подана.

Маша. Палаша, уложи, пожалуйста, вещи, которые уцелели. Я даже не знаю, осталось ли что-нибудь.

Палаша. Не волнуйтесь, барышня, всё сделаю!.. А Максимыч мне поможет, правда же?.. (Уводит Урядника).

Попадья. А теперь, прошу покорно, к нам. Без обеда в дорогу не отпущу! И не уговаривайте!

Маша (Гринёву). Только попрощаюсь с родителями. Когда ещё доведётся…

Отец Герасим. Пойдём, дочка, покажу, они друг подле друга лежат, рядышком упокоились, за церковью.

Попадья, Савельич, Отец Герасим и Маша уходят. Последним – Гринёв, оглянулся на комендантский дом, перекрестился. На крыльце – Швабрин.   

Швабрин (злобно). Торжествуешь?.. Схватка не кончена. Ещё встретимся, молокосос. (Выпад остался без ответа, Гринёв ушёл).

Картина девятая. Неожиданный удар.

Дом Гринёвых. Авдотья Васильевна занята варкой варенья, Савельич ей помогает, Маша – вязаньем, а хозяин Андрей Петрович – за чтением Придворного календаря.

Авдотья Васильевна. Ну что там, батюшка, в твоём Придворном календаре сказывают?..  Скоро ли Петрушу отпустят?.. Я уж и варенье его любимое сварила, а Машенька из гагачьего пуха для него фуфайку довязывает… Давеча ты говорил, вроде бы злодея поймали, значит и войне конец?

Андрей Петрович. Да, самозванец за решёткой. Сам не пойму, почему до сих пор Пётр не объявился. Где его носит?.. В пору – запрос делать, Андрею Карловичу писать… Савельич, ты ничего не утаил, когда рассказывал, что барин бывал у Емельки в гостях, и злодей-де его жаловал?

Савельич (горячо). Ей-богу, всё, как на духу!.. Совесть разбойника замучила, что дитя обобрал – заячий тулуп, новёшенький, выклянчил, басурман.

Андрей Петрович. Маша, а ты что молчишь?..

Маша. Мне добавить нечего. Но я искренне верю, что Пётр Андреич ни на какую измену не способен. Тем более – в бунте против престола и нашей Государыни.

Андрей Петрович (отложил календарь, Савельичу). Разве в почте кроме календаря ничего не было?..

Савельич (растерянно). Так это… пакет с печатью…

Андрей Петрович. Пакет?!  Да что же ты молчал, негодный старик, где он?..

Савельич (с опаской). Как положено… Матушке Авдотье Васильевне отдал… Вы еще почивать изволили… Раненько было…

Андрей Петрович. Авдотья Васильевна?!

Авдотья Васильевна. Ох, прости, батюшка, запамятовала!.. (Вытаскивает из обширного кармана пакет). Пока ягоды собирала, до росы, а тут коршун несушку схватил, воевала с безобразником, еле отбила… Не гневайся, ради Христа, прости меня, грешную…

Андрей Петрович (торопливо срывает печать, углубляется в чтение. Все с тревогой наблюдают). Арестован!.. Боже праведный, до чего я дожил!.. Мой сын участвовал в замыслах бунтовщиков!..

Маша. Это неправда!.. Неправда!..

Авдотья Васильевна с тихим всхлипом повалилась на бок. Савельич кинулся приводить матушку в чувство. Андрей Петрович бросил письмо, схватился за голову.

Андрей Петрович. Как! Мой сын связался с Емелькой, с презренным самозванцем!..

Маша. Я уверена, его оговорили!.. (Читает письмо). Не может быть!.. Приговорён к смерти… Господи!.. (Читает дальше. Авдотье Васильевне). Но тут сказано, что Государыня из уважения к заслугам и преклонным летам отца его, решилась помиловать Петра Андреича…

Авдотья Васильевна (крестится). Спаси и сохрани, великую матушку-императрицу!

Маша (продолжает). … и заменить позорную казнь ссылкой в Сибирь на вечное поселение…

Авдотья Васильевна снова залилась слезами…

Андрей Петрович. Сибирь!.. От этого не легче!..  Не казнь страшна: пращур мой умер на лобном месте, отстаивая то, что почитал святынею своей совести; мой отец пострадал вместе с Волынским и Хрущёвым. Но дворянину изменить своей присяге, соединиться с разбойниками, с убийцами, с беглыми холопами!.. Стыд и срам нашему роду!..

Маша (бледна, едва владея собой). Его оговорили!.. Я уверена, это недоразумение!..

Авдотья Васильевна. Послушай, батюшка, Маша дело говорит. Молва – обманчива, люди злы, наговорят с три короба… Моё материнское сердце подсказывает…

Андрей Петрович. Молчи, старая!.. Наш грех, мы виноваты, что жидок оказался наш сын. (Повысив голос). И я запрещаю! Упоминать отныне его имя!.. Пусть пьёт из той чаши, которую выбрал!..

Повисла тягостная тишина. Андрей Петрович снова углубился в Календарь, Савельич молча мешает варенье, Авдотья Васильевна молится перед иконами.

Маша (убрала вязанье в корзинку, встала). Я должна ехать в Петербург. И прошу вас дать мне способ отправиться туда.

Авдотья Васильевна (вскинулась). Зачем тебе в Петербург?.. Неужто, Марья Ивановна, хочешь и ты нас покинуть?!

Маша. Вся будущая судьба моя зависит от этого путешествия. Надеюсь там найти покровительство и помощь сильных людей, как дочь человека, пострадавшего за свою верность.

Андрей Петрович (тяжело вздохнул). Поезжай, голубушка. Мы твоему счастью помехи сделать не хотим. Дай Бог тебе в женихи доброго человека, не ошельмованного изменника. (Вышел).

Авдотья Васильевна. Машенька, дочка! Не уезжай! Ты одна радость у нас, пощади стариков.

Маша. Нет, поеду! Я уверена, что Петра Андреича подло оговорил один человек.  И я должна доказать, что мой жених не виновен.

Авдотья Васильевна (обняла Машу). Тогда Бог в помощь! Буду молить Господа о благополучном исходе замышленного дела!.. Но одну я тебя не отпущу: Палаша и Савельич поедут с тобой.

Савельич (радостно). Спасибо, матушка!.. Уж я сберегу барышню, пушинки не дам упасть на ангела нашего Божия!..

Маша. Тогда пойдёмте собираться в дорогу?.. (Все уходят).

Картина десятая. Петербург. Счастливое избавление.

Царское Село. Здание вокзала. Сзади него виден роскошный сад. Слышен гудок и звук подошедшего поезда. Поезд встречает жена смотрителя Анна Власьевна. Появляется Маша в сопровождении Палаши и Савельича с вещами.

Маша. Доброго здоровья, сударыня.

Анна Власьевна (оценив скромное платье приезжей). И тебе здравствовать, барышня.

Маша. Не подскажете ли, где можно найти приют на несколько дней?..

Анна Власьевана. Приют?.. Постоялого двора тут нет. Разве только в царских хоромах…

Савельич. Ты, женщина, смешки-то оставь! К тебе обращается сирота, чьи родители приняли страшную смерть из рук безбожника Емельки Пугачева. Во имя Отечества и нашей матушки-государыни! И приехала сюда Марья Ивановна, дочь капитана Миронова, искать правды и справедливости.

Анна Власьевна (смущена). Так я что… я ничего… У нас и вправду, только вокзал да домишко смотрителя. Сам-от в город подался, вот я и встречаю вместо него поезд. Жена смотрителя, Анной кличут, Власьевной.

Маша. Анна Власьевна, мы люди не гордые, и будем рады даже скромному уголку, который найдёте для нас.

Анна Власьевна. Ну, ежели так, милости прошу…

Маша (Палашке и Савельичу). Ступайте с хозяйкой, вещи разберите, а я покуда тут осмотрюсь…

Жена смотрителя уводит гостей в дом.

Маша (прогуливается). И вот я здесь, в Царском Селе. Цель близка, но посчастливится ли встретить Государыню?..  Какой роскошный сад… Надо будет расспросить Анну Власьевну, можно ли туда попасть простым смертным. Возможно, там гуляют важные люди, которые окажут мне покровительство…  (Вздохнула). Но как же боязно…

Возвращается Анна Власьевна.

Анна Власьевна (ласково). Ну, как, осмотрелись?

Маша. Да, тут чудесно, особенно сад. Там можно гулять?

Анна Власьевна. Отчего же – гуляйте сколько душе угодно, никаких запретов нет.

Маша. Анна Власьевна, сердцем чувствую, вы добрая женщина, и поэтому буду с вами откровенна. Присядем?.. (Обе садятся на скамью возле дома). Мне необходимо попасть на приём к государыне. Я должна подать ей прошение. Речь идёт о судьбе одного благородного, очень дорогого мне человека, оклеветанного и невинно осуждённого. Но как это сделать, с чего начать, не знаю.

Анна Власьевна. Марья Ивановна, милая, считай, что тебе повезло! Я – племянница придворного истопника, и смогу кое в чём тебе помочь.

Маша. Помочь? Но как?

Анна Власьевна. Ну, поначалу покажу тебе сад, где какие беседки, мостики, аллеи. Матушка- государыня частенько гуляет в саду, правда, делает это по настроению. Тут уж как повезёт. Но там любят отдыхать и вельможи, кои вхожи в покои императрицы. А уж с прислугой, которая знает, в каком часу государыня имеет обыкновение просыпаться, кушать кофей, читать или писать, мой дядя тебя познакомит.

Маша (в большом волнении). Господи, спаси и сохрани вас, Анна Власьевна!..  Это промысел Божий, не иначе! Первый шаг – и такая встреча!..

Анна Власьевна (очень довольная произведённым впечатлением). Вот завтра с утречка и отправимся. А сейчас пора потрапезничать, чем Бог послал, отдохнуть с дороги.

Маша. Нет, нет, пойдёмте, покажите мне сад, не будем терять времени!

Анна Власьевна. Ну, воля ваша. (Уходят).

Картина одиннадцатая. Таинственная незнакомка.

Утро. Сад. На берегу озера, по которому плавают лебеди, на скамейке сидит Дама с книгой в руках, в белом платье, чепце и душегрейке. По аллее идёт Маша, любуясь грациозными птицами. Вдруг к ней подбежала с лаем маленькая собачка. Маша испугалась и остановилась.

Дама. Не бойтесь, она не укусит.

Маша (подошла). Вы позволите?.. (Села на другом конце скамейки).

Дама. Вы, верно, не здешние?

Маша. Точно так-с. Я вчера только приехала из провинции.

Дама. Вы приехали с вашими родными?

Маша. Никак нет-с. Я приехала одна.

Дама. Одна! Но вы ещё так молоды!

Маша. У меня нет ни отца, ни матери.

Дама. Вы здесь, конечно, по каким-нибудь делам?

Маша. Точно так-с. Я приехала подать просьбу государыне.

Дама. Вы сирота: вероятно, жалуетесь на несправедливость и обиду.

Маша. Никак нет-с. Я приехала просить милости, а не правосудия.

Дама. Позвольте спросить, кто вы таковы?

Маша. Я дочь капитана Миронова.

Дама. Капитана Миронова?.. Того самого, что был комендантом в одной из оренбургских крепостей?

Маша. Точно так-с.

Дама (сочувственно). Извините меня, если я вмешиваюсь в ваши дела; но я бываю при дворе. Изъясните мне, в чём состоит ваша просьба, и, может быть, мне удастся вам помочь.

Маша (встала и подала Даме бумагу). Буду вам очень признательна.

Дама (читает про себя, вдруг она нахмурилась, холодно). Вы просите за Гринёва?.. Императрица не может его простить. Он пристал к самозванцу не из невежества и легковерия, но как безнравственный и мерзкий негодяй.

Маша. Ах, неправда!..

Дама. То есть, как неправда?

Маша. Ей-богу, неправда! Я знаю всё, я всё вам расскажу. Он для одной меня подвергался всему, что постигло его. И если он не оправдался перед судом, то разве потому только, что не хотел запутать меня.

Дама. Из благородства? Следовательно, дело касалось вашей чести?

Маша (горячо). Именно так!.. Если бы Петр Андреич открыл истину, развенчивая гнусные изветы злодея, оклеветавшего его, упомянул моё имя, то Комиссия потребовала бы к ответу и меня, на очную ставку с тем ужасным человеком. (Застенчиво). Он мой жених, мы обручены, и поэтому…

Дама (прерывая). Где вы остановились?

Маша. У Анны Власьевны.

Дама (улыбнулась). Знаю. Думаю, что вам не придётся долго ждать ответа на ваше прошение. А сейчас вот что мы сделаем, дочь капитана Миронова. (Встала). Давайте-ка пройдёмся, и вы мне всё подробно расскажите. (Лукаво). Страсть, как люблю подробности… (увлекает Машу за собой).

Слышен гудок проходящего поезда. И через некоторое время появляется Анна Власьевна.

Анна Власьевна. Где же Маша?.. Пока я поезда встречала-провожала… Ни свет, ни заря убежала!.. Без чая, без завтрака!.. Одна!.. Батюшки-светы, уж не случилось ли чего?.. Где вот теперь её искать?.. Хоть бы Палашу взяла с собой! Они с Савельичем там с ума сходят.

Входит Маша, очень возбуждённая и радостная.

Анна Власьевна (кинулась навстречу). Боже правый! Разве так можно?.. Убёгла, не сказавшись, одна!.. Тут тебе не глухая деревня, а Село Царское…

Маша. Анна Власьевна, я сейчас такую милую даму встретила! Такую чудесную!.. Она всё поняла, она пообещала моё прошение передать государыне. У меня сердце сейчас выскочит!.. (Села на скамейку и расплакалась).

Анна Власьевна. Вот тебе раз… Слёзы-то лить нет причины.

Маша. Это от радости! У меня появилась надежда… Боже, Боже мой, пусть всё случится, не как я хочу, но как Ты!.. По воле Твоей!..

Торопливо входит Савельич.

Савельич (Маше, растерянно). Марья Ивановна, Анна, там… у крыльца карета!.. И камер-лакей, который в ней сидит, объявил, что государыня изволит пригласить к себе девицу Миронову.

Анна Власьевна. Ахти, Господи! Государыня требует вас ко двору! Да как же она про вас узнала?.. Но вы, чай, и ступить по придворному не умеете… Не проводить ли мне вас?

Савельич. Лакей требует, мол, немедленно…

Анна Власьевна (всполошилась). Но как же ехать во дворец, в дорожном платье?..

Савельич. И ещё сказал, чтобы барышня ехала одна и в том, как её застанут. Так, мол, государыне угодно.

Анна Власьевна (Маше). Делать нечего, придётся повиноваться… Да ты, жива ли, милая?.. Ни кровиночки в лице, вот-вот в обморок ахнешься…

Поддерживая Машу с двух сторон, уходят.

Картина двенадцатая. Дело кончено.

Покои императрицы. Входит Маша в сопровождении Камер-лакея

Камер-лакей (Перед закрытой дверью). Ждите здесь. О вас доложат. (Уходит).

Маша едва держится на ногах. Тут отворились двери, и Маша вошла в уборную государыни. Императрица сидела за туалетным столиком. Придворные хлопотали над её туалетом.

Императрица (повернулась к Маше, улыбнулась). Подойдите, сударыня. Рада, что могла сдержать данное вам слово и исполнить вашу просьбу. (Всем). Господа, это достойная дочь капитана Миронова, отдавшего жизнь во славу Отечества нашего и Веры Христовой. (Маше). Дело ваше кончено. Я убеждена в невиновности вашего жениха. Вот письмо (берёт с подноса, который ей подал камер-лакей), которое сами потрудитесь отвезти к будущему свекру.

Маша приняла письмо дрожащею рукою и, заплакав, упала к ногам Императрицы. Государыня подняла девушку и поцеловала.

Императрица. Будет, будет… Я знаю, вы не богаты, но я в долгу перед дочерью капитана Миронова. Не беспокойтесь о будущем. Я беру на себя устроить ваше состояние. (Сняв с шеи медальон, надела Маше). А это в память о вашей счастливой встрече… в саду, с неизвестной дамой…

Ступайте, дитя моё. (Сделала знак Камер-лакею). Вас отвезут. С Богом!..

Маша, низко поклонившись, уходит в сопровождении Камер-лакея.

(вслед, ни к кому не обращаясь). Какая же ты счастливая, девочка… И как я тебе завидую… (Уходит).

Эпилог

Марья Ивановна уехала в тот же день, не захотев взглянуть на Петербург. Вскоре вернулся в отчий дом и Пётр Андреевич, сыграли свадьбу. Императрица сдержала обещание, подарив село и назначив пожизненную пенсию сироте капитана Миронова. Потомство их благоденствует и по сию пору в Симбирской губернии. А в барском доме, ставшем в последствии музеем, показывают посетителям собственноручное письмо Екатерины II за стеклом в рамке. Оно адресовано отцу Гринёва, и содержит оправдание его сына и похвалы уму и сердцу дочери капитана Миронова.

Конец.

 

Римма Кошурникова

—————-

• «Капитанская дочка» – последнее прозаическое произведение А.С. Пушкина, в конце его стоит дата: 19 октября 1836 года, а в качестве эпиграфа автор выбрал пословицу «Береги честь смолоду».