Я был милым, ладным ребёнком, и хотя мать любила не за это, а просто так, как всякая мать жалеет своё дитя, но одевала она меня как куклу: сатиновые блестящие шаровары с резинками понизу касались кожаных сандалий, рубашка — косоворотка застёгивалась у шеи на пуговки, голову прикрывала тюбетейка.

В годы моего детства многие ребята ходили точно в таких же, но на моих белокурых кудряшках татарская ермолка[1] смотрелась как-то особенно, с наивным шиком, из-за которого иной сосед не мог удержаться, чтобы не назвать меня то ли в шутку, то ли всерьёз ангелочком, потрепав при этом за мягкую нежную щёку.

По причине этой моей привлекательности соседские барышни заладили проверять мной своих кавалеров на добропорядочность и благонадёжность.

— Тёть Маш, дадите мне своего Кольку?

— А чего? — спрашивала мать.

— Да парня хочу на вшивость проверить.

— Как это?

— Скажу, что сынок мой.

— Не обидишь?

— Да нет, что вы, ни в коем разе!

— Ну, тогда иди. Куда поведёшь-то?

— В парк.

— С Богом! — напутствовала мать, ухватив меня за руку, девушка отправлялась на свидание.

— Ты меня только мамой зови при парнях, хорошо? — просила она, на что я, помедлив мгновение, охотно соглашался, рассчитывая на некоторую компенсацию за сию вольность в отношении чужой тётки.

— Здравствуй! Знакомься! Это мой сын Коля!

— Николай! — склонив голову на бок поправлял девушку я и добавлял, — Мама! Я пить хочу! — после чего мы неизменно отправлялись в буфет парка, где сообразительный кавалер ставил передо мной бутылку ситро, чистый стакан и полный фунтик[2] ландринок[3] в бумажках.

Само собой, я не отходил от стойки, покуда пол литра сладкой газированной воды не оказывалось у меня в животе. Домой я шёл, поскрипывая сандалиями и прислушиваясь к бульканью в районе пупка, с карманами, полными конфет, которые отдавал сестре и брату, что поджидали меня дома.

Такие прогулки в парк случались время от времени. Казалось, что в накладе не оставался никто, но были ли счастливы те семьи, при рождении которых мне отводилась роль лукавого ангела… Не могу знать.

Признаться, несмотря на интерес[4], мне куда больше нравилось бегать с ребятами в соседний двор, через парк, дабы полюбоваться рабочими, что пристраивали к разрушенному войной дому недостающую его часть. Мы гадали тогда, будет ли заметен шрам на стене. У людей-то они видны, — у одних на теле, а у прочих, — куда как страшнее и безысходнее, — на душе.

Иоланта Сержантова

_____

[1] название тюбетейки

[2] бумажный кулёк

[3] леденцовые конфеты производства фабрики Георга Ландрина, переименованную в в 1936 году в фабрику им. А. И. Микояна, а в 1958 году стало частью комбината им. Н. К. Крупской

[4] выгода