Вы готовы, князь? Я тут тезисно набросал об Георге Брандесе, фехтовально-словесным тьерсом атакующим Ипполита Тэна, пока Рейсброк Великолепный – трудолюбивый и кропотливый, как пчела – выращивает кристаллы духовного меда в недрах сот (или сотов) «Одеяния духовного брака», а пчелы с сине-золотистого плаща фон дер Фогельвейде перелетают, шевеля мистической слюдой крыл, на волшебные волосы Ванессы Редгрейв…

…смешивая невероятное, получать фантасмагорический результат в недрах сознания, которое, не поддаваясь чёткому, физиологическому определению, всё же производит исследования культуры.

Скажем – сознание Якоба Буркхардта: неустанно пульсирующее в технологической ночи.

Впрочем, её нет – настолько, насколько Якоб, наследник богатейшего шёлкового предприятия, представитель влиятельнейшей базельской семьи, получает блистательное, каждая грань светится, частное образование, сконцентрировавшись на древних языках, и полагая историю культуры вариантом чередования стилей жизни.

Тихий Базель, сонный Базель: Базель, в художественный галерее таящий взрыв: впрочем, открыт всем: изображение мёртвого Христа, сделанное Гольбейном, разносит мозг, святость сведя к ущербности тела, переданного со зловещей детализаций…

Якоб смотрит на холст, не теряя веры…

Странный иностранец, стоящий рядом, и сжимающий убогий узелок в руке, говорит, обращаясь к юноше: От этой картины веру потерять можно.

Но Буркхардт не понимает русского языка.

Он – разумеется Буркхардт, а не язык – рассматривал государство, как произведение искусства, за последним полагая высшую правду, сильно отличную от шероховатой, наждачной правды обыденности, чьё обаяние всегда под вопросом, и полагал, что философия истории невозможна, поскольку не подразумевает системы, а о тяжёлом, пивном, провидческом Гегеле говорил, что не понимает идей последнего, стремясь выявить в узлах Ренессанса плодотворную политическую концепцию – когда надо было искать поэтическую…

Культурологический суп, дорогой князь, нужно приправить многими специями, желательно смешав их невероятным образом – так, чтобы Сан хуан де ла Крус, Иоанн Креста, соблазнял Шарлотту Рэмплинг: орхидею-шедевр человеческой породы — под сквозным, острым оком Игнатия Лойолы, какой оторвался на миг от создания очередного параграфа «Духовных упражнений»…

Что иезуитам на пользу – кинематографу во вред: глобальному кинематографу, в котором у каждого есть роль, но сценарий не дали прочитать никому…

Концепция «государство как произведение искусства» — в последствие использованная творцами параллельной акции из глобального романа Музиля «Человек без свойств», представляющего собой модель мозга – иллюстрирует влияние культуры на политику: и против оной концепции выступает компьютерно-технологически-гламурный мир, о возникновение которого Буркхардт не мог знать, хотя он вызревал рядом с ним – ведь проигрыш культуры идёт по рельсам железных дорог, появившихся в Бельгии в 1835 году, и сильно изменивших представление человека обо всем…

Ах, князь, какая замечательная монета посвящена столетию этого события!

Пятьдесят франков – на аверсе которой словно парит конструкция вокзала, а на реверсе использован древний готический символ: рыцарь в латах возвышается над поверженным тёмным духом.

Сие означает – победу высшего начала в человеке над низшим, о чём трактует герметическая алхимия, рассматривающая небо человеческой души, как подлинный философский камень, состоящий из любви и творчества.

Ренессансную концепцию государства, как произведения искусства Якоб, вечно сытый, представлял альтернативной современному, предлагая двигаться назад – классическое образование сказывалось…

Три главные власти выделял: государство, культура и религия: деньги, интересно, относил к какой? Без их теневой силы и власти ни одна из упомянутых им, не смогла бы функционировать…

Бедный, мраморный Буркхардт, зачем-то определявший типы государств, всегда строящихся по одному принципу – несправедливости.

Есть она – будет государство, нет её…

Три Толстяка, третий раз поужинав, сыто и мерзко рыгают на биомассу людскую…

Ну их всех, князь! Лучше, приняв стакан осмысленного, национального лекарства, в двадцать пятый раз любоваться танцем Насти Аглаи Кински из «Вешних вод», упоительным её, пропитанным чувственностью танцем с цыганами, чтобы потом, ухнув в бездну забвения, вынырнуть из неё в сияющей солнцем Византии будущего.

Александр Балтин