Писатель Анатолий Гаврилов хорошо известен в литературных кругах. На прозу Гаврилова отзывались: Андрей Немзер, Владимир Потапов, Андрей Василевский, Игорь Клех, Александр Касымов, Кирилл Анкудинов, Александр Михайлов и др. Его произведения включены практически во все сборники современной русской литературы, о нем упоминают учебные пособия по литературе. Рассказы Гаврилова печатали такие «толстяки» как: «Новый мир», «Знамя», «Октябрь», «Континент», «Юность», «Советская литература», «Соло», «Волга». Анатолий Гаврилов член российского ПЕН-клуба, он удостоен медали Международного биографического центра в Кембридже за творческие достижения, сведения о нем и его творчестве включены в справочные издания упомянутого центра. Гаврилов дважды номинировался на премию «Букер» и однажды на «Антибукер» — шорт-лист премии «Братья Карамазовы». В 2010 году ему присуждена премия им. Андрея Белого, в 2011 «Чеховский дар».

И все же широкому читателю Гаврилов практически не известен. Тиражи его книг выходящих в России, в отличие от того же Запада — книги Гаврилова переводились и издавались в Германии, Италии, Финляндии, отдельные рассказы в Англии, США, Испании — ничтожны, и потому сразу становятся библиографической редкостью.

О самом писателе написано, пожалуй, больше, чем написал он сам. Новыми произведениями Гаврилов балует редко. Последняя его книга называется «Весь Гаврилов». Весь Гаврилов уместился в тонкую, малого формата книжку.

Доставщик слов — обозначает себя Гаврилов. Так же называется документальный фильм, снятый режиссером Б. Караджаевым в 2002 году, где писателю отведена главная роль. Последняя профессия Гаврилова — доставщик телеграмм. Значит и по основной своей работе он все тот же доставщик слов. Хотя основной работой для писателя, кем бы он ни работал, всегда является литература.

Проза Гаврилова, своей лаконичностью, сходна с телеграммами, которые приходилось ему разносить. У Гаврилова, по выражению Немзера, «фраза хочет стать абзацем. Абзац – новеллой». Фразы его текстов легко обращаются в цитаты.

Что же это за имя в литературе – Гаврилов, грозящее стать явлением? После просмотра фильма «Волчек», один мой знакомый воскликнул: «Да это же гавриловщина!».

Атмосфера произведений Гаврилова — кафкианская, герои – платоновские, только без мыслей в «мировых масштабах». Первый, из писателей кто приходит на ум, при прочтении гавриловской прозы, несомненно, Леонид Добычин, по мнению Виктора Ерофеева – самый недооцененный писатель нашего времени. Ощущения от гавриловской прозы – Ужас. Ужас от ничего не происходящего, от обыденности.

Писателей часто сравнивают с художниками, если применить такое сравнение к Гаврилову, то он скорее график. Внешне его герои только обведены контуром, описания внешности, как правило, отсутствуют. Автор это делает сознательно. Его герои самые обычные и заурядные люди, каких вокруг большинство, они могут быть любыми, читатель может на них «примерить» любой облик. Надо только оглядеться вокруг, и вот они – соседи по дому и коллеги на работе, попутчики и просто прохожие. После знакомства с героями Гаврилова, понятней становятся поступки окружающих.

Несмотря на абсурдность и гротескность произведений, Гаврилов в плане быта и окружающей атмосферы реалистичен до мелочей. Его мастерство поражает. Глаз художника выхватывает из общей картины, именно ту деталь, незначительную на первый взгляд, которая красноречиво дает верное направление читателю домыслить действительность. Созерцательность, присущая традиционной японской культуре, отличает прозу Гаврилова.

«Изысканные слоисто-агатовые ностальгические миниатюры Анатолия Гаврилова» (Анкудинов) необычайно ритмичны. Андрей Немзер утверждает, что «настоящие стихи, настоящую прозу… не знают персонажи Гаврилова – он знает». Ему вторит Александр Касымов, говоря о «Берлинской флейте» он восклицает: «Что это? Проза? Поэзия? Музыка?»

Гаврилов певец провинции. Но мелодия его песни звучит в миноре. Так как провинция существует везде, то его произведения нашли, несмотря на вроде бы наши пресловутые национальные особенности, отклик и в европейских странах, на первый взгляд таких далеких нашему менталитету. Противопоставление центр-провинция объединяет народы, независимо от уровня их экономического развития.

Каждый новый, незнакомый человек здесь встречается насторожено. Это бывает только в забытых богом и законом местах, где человек надежду на помощь со стороны давно потерял.

«Вагоновожатая с опаской посматривала на одинокого пассажира. У нее под рукой был ломик» (Теперь я знаю, что сказать). «Незнакомец молчал, мутно смотрел в огород. — Что нужно? – спросил Николай Иванович и поднял с земли молоток» (Курица).

Не прошло мимо взора художника и отечественная любовь провинциалов к садоводству. Странная, с элементами мазохизма, любовь к земельным наделам на которых даже малый урожай уже само по себе чудо, присуща именно провинции.

«В прошлом году я посадил пять ведер картошки, а собрал три. Она сгнила. Пролетая над Альпами, я подумал о ней. Нужно дренажировать почву» (В Италии). «Земля лопается, огород горит. Поливка огорода утром, вечером, ночью». «Огурцы кончаются, но зреют помидоры. Земля лопается. Вода бесследно исчезает в трещине». «Огород поник. В бочке с протухшей водой медленно надуваются и лопаются зеленые пузыри» (В преддверии новой жизни).

Безысходность бытия в провинции, Гаврилов протягивает дальше земной жизни. «Свезут на кладбище, где завод и свинарник, — и все, конец. А все друзья, жена, родственники – на старом кладбище, где благородство вековой зелени, мрамора, тишины… Не успел на старое, опоздал… Ни особых заслуг, ни блата… Придется тащиться на новое… Дым завода и рев голодных свиней… И этот Иисус, если он существует, вряд ли туда придет… не захочет тащиться…» (Что делать?).

Закрывая последнюю страницу, по гавриловски восклицаешь: «И это все? «И это все», — глухо отзывается эхо пустого стакана» (Наступила весна).