Поэт – натура тонкая, чувствительная. Его и обрадовать (возвысить), и обидеть (спустить с небес) легко. Во всяком случае, легче и проще, чем простого смертного. В отличие от него (простого смертного — инженера какого-нибудь коммунального предприятия), поэт всё воспринимает не разумом, а душой, тонкими нервами своей кожи. А стихи – это, прежде всего, продукт работы души поэта, взрыв эмоций. А потом уже Слово. Это просто какой-то умник сказал, что вначале было Слово. Чувства, только чувства! Комок душевных ощущений, переживаний. Взрыв! Ураган! И только потом…весь этот каскад чувств, комок адреналина обретает оболочку в виде Слова.

Как я люблю слушать эмоциональных поэтов! Я просто балдею от их голосовых интонаций. От урагана чувств. И пусть, порой, ни хрена не понимаю, о чём это они — стихи, но их прочтение действует. Иногда завораживает. И не только эмоцией, но и непостижимостью слов и  поэтических образов. И я аплодирую искренно, и искренно завидую. А потом ищу книжки авторов стихов, чтобы еще раз насладиться. И (о горе!), часто разочаровываюсь.

Но это когда слушаешь поэта, вещающего с трибуны, просто за круглым столом. Здесь первородство чувств, голосовых связок. А вот когда с листа, пусть даже мониторного, возникает перед тобой поэт в образе стихотворных строк, ощущение немного другое, уже более осмысленное. Хотя и тут случаются парадоксы.

Просматривая литературные издания, я всегда в первую очередь останавливаю свое внимание на новом имени. В майском номере сетевого журнала «Подлинник» с интересом познакомился с поэзией Владимира Мялина:

 Время проходит на угол дома

 С чёрным точильщиком под окном,

 С полым трамваем, гремучим ломом,

 Угольной кучей, огромным днём,…

 

Понравилось. Читаю дальше:

 Ненасытно нутро ветряка.

 Жернова заскрипят домовито –

 Перемелется – будет мука,

 Всё просеет хозяйкино сито …

 

Не мудрено, но ложится на душу, как и следующие строки:

 У меня есть чердачный сверчок

 И латунный большой пятачок,

 Зерновая крылатка в кармане;

 Куча ящиков – у окна,

 И скорлупка-корабль, и весна…

И вдруг мой лёгкий бег по строчкам неожиданно спотыкается:

 Как в небе детский шар, стоят миры – не важно

 В предвечном свете ли, в кромешной стылой мгле;

 Меж ними и трусит кораблик твой бумажный,

 Простой внесрочный борт – к неведомой земле…

 И в газовых рожках – туманности густые,

 Где Млечный Путь притих от ссадин и прорех …

А вот здесь действительно мудрено. Что подразумевает автор в «предвечном свете»? Ну, допустим, в виде иронии кораблик может «трусить», так, как он бумажный. А вот что это у него (кораблика) за «внесрочный борт»? И что это за «газовые рожки» в «туманности» которых  от «ссадин и прорех» притих такой недосягаемо далёкий и  бесконечно огромный Млечный путь? Что это – поэтический образ или, чем заковыристей и непонятней, тем оригинальней.

Мария МАЦНЕВА («Великороссъ» №38 (апрель, 2012) Стихотворение «Желание»

Хотелось бы быть безумным

И чистым, как первый снег.

Хотелось бы быть саблезубым,

Как древний человек.

Хотелось бы петь ветрами

В предвестии солнечных гор,

И быть между ними и вами,

Как зоркий немой укор.

Хотелось бы стать добрее,

Спокойней, как сытый лев.

Хотелось бы просто верить,

Что будет и наш век…

Быть сразу «безумным и чистым, как первый снег» немного эксцентрично. Уж что-то одно: или – или. Попытался представить себе «саблезубого» человека. Ужас! Этакий мутант, ничуть не похожий на моего пращура. И, если хочется «петь ветрами в преддверии солнечных гор», то к чему здесь «зоркий, немой укор). Добро в образе сытого льва почему-то у меня не вызывает доверия. Лев он и есть лев, хоть голодный, хоть сытый. Хотя и экстравагантно.

УДАЧНЫЙ ДЕНЬ

Мама, я встретила хороших людей!

Они не пили пиво.

Мама, то люди голубых кровей,

Я не прошла бы мимо.

Мне уступали дорогу весь день,

Я встретила их с улыбкой.

Они мне отдали с полсотни ключей

От их небольших квартирок!

И если мне скажут, что это всё мрак,

И таких людей не бывает,

Я спрошу: «Кого же тогда

Так долго вы все рожали?».

Да, действительно: кого  так долго вы все рожали? С сегодняшнего дня буду смотреть на каждого не употребляющего пиво, как на человека «голубых кровей». Самому что ли бросить пиво пить? А какие люди доверчивые! – «с полсотни ключей» человеку от своих «небольших квартирок» отдали. Хорошо, что  поэту, а не домушнику.

Фридрих Миллер («Русское литературное эхо»)

                Я не поэт. Я лишь его карикатура.»

                                                     К. Бальмонт

 Пусть так — не поэт я, а символ поэта.

 Зачем-то же взялся ведь я за перо?

 Чтоб стало поболе — хоть лучиком света,

 Чтоб чаще над злом восходило добро.

 

 Я должен услышать неслышное в мире,

 Я должен впитать в себя тысячи доль

 И снова в заветной озвучиться лире,

 Я, люди, ваш дух, я — ваш слух, ваша боль!

 

 Как стрелка компаса на вздыбленной шхуне,

 Я должен метаться средь вас, как диполь,

 Чтоб выкрикнуть то, что замолчено втуне,

 Я — ваша душа, я — ваш голос и боль.

 

 И вот я кричу, хоть пока и не слышно,

 И рвёт моё сердце судьбы вороньё,

 Но — вижу вдали, как из марева вышло —

 Что вашим останется солнце моё.

Доброе сердце у поэта Фридриха Миллера: «Чтоб стало поболе хоть лучиком света» он готов «услышать неслышное в мире», «впитать в себя тысячи доль», «озвучиться в лире» всё, «что замолчено втуне». И отдать себя, свое солнце людям. Благородно. Не каждый поэт так поступит. Хотя Ф.Миллер и не считает себя поэтом, в чем чистосердечно признается вначале стихотворения: «не поэт я, а символ поэта». Однако, Константин Дмитриевич Бальмонт был скромнее, сказав: «Я не поэт. Я лишь его карикатура». Звучит символично. Не по отношению к Бальмонту, разумеется.