— Пушкин был необыкновенно умен. Если он чего и не знал, то у него чутье было на все — говорил Гоголь об Александре Сергеевиче — нашем всем. Но и у самого Николая Васильевича точно также чутье было на все. И, когда он смотрел на горящую рукопись 2-ого тома “Мертвых душ”, не чувствовал ли он, что и вся Россия уже занимается огнем безбожия?

“Письмо Белинского к Гоголю”, написанное в 1847 году, сразу дружно было поднято всей российской интеллигенцией, как знамя безбожия, а, следовательно, и сокрушение Самодержавия. И с того момента это знамя поднимали все выше и выше, доколе не утвердили его в советской школе, как образец красоты революционной мысли, необходимой для изучения ее каждым советским школьником. Невольно получилось, что “Письмо Белин-ского к Гоголю” заменило в школе “Законъ Божiй”. Или лучше сказать, вы-теснило “Законъ Божiй” из школьных программ.

Вот, какой все сметающий на своем безбожном пути каток запустил неистовый Виссарион, метя в Гоголя. Нашелся ли в Православной России тогда среди, так называемой, интеллигенции хотя бы один человек, вступившийся в защиту христианских идеалов, утверждаемых Гоголем в книге “Выбранные места из переписки с друзьями”, на которую то и обрушился Неистовый? Ответом будет выразительное слово апостола Павла: никакъ!

Федор Михалыич Достоевский перечитывал письмо Белинского вслух в разных компаниях, желая распространить его как можно шире. Каторга, на которую он и угодил за распространение этого письма, изменила дух Федора Михалыча. Он как раз становится продолжателем, поднятых Гоголем “проклятых вопросов” русской жизни. Но это будет после духовного прозрения Достоевского. А в 1847 году, Н.В. Гоголь своего будущего единомышленника и брата по русскости и по перу, которое произошло уже после отшествия и Федора Михайловича в Царство Небесное, в 1847 году, пожалуй, мог бы спросить: “И ты, Брут?”.

Cледует обратить внимание и на реакцию духовенства и, прежде всего, на нашего главного учителя непререкаемого святителя Игнатия Брянчанинова, который, тогда еще архимандрит, почти пренебрежительно высказался о «Выбранных местах»: Религиозные его понятия движутся по направлению сердечного, вдохновения неясного, душевного, а не духовного, а  дальше еще строже. Даже этому духовнейшему человеку не открылось тогда, какая просветительная сила заложена в «Выбранных местах». А заложено там, как раз то единственное, что, именно, особенно сегодня и нужно, для понимания единого на потребу.

Тогда это не могло быть ещё так видно, ибо будущее было невидимо, но теперь, когда прошло полтора века, мы видим, что всё в “Выбранных местах” на конкретных примерах, как на пальцах, показаны правила жизни, раскрывающие, каковы же они, дела, необходимые для единого на потребу.

Вот, каково было занесение меча над гоглевским исповеданием Христа! А ведь оно, именно, это исповедание Христа и было уже в художественной форме повторено во 2-ом томе “Мертвых душ”! В одном из набросков ко второму тому «Мёртвых душ» Гоголь записал: Выше того не выдумать, что уже есть в Евангелии.

Кому он, Гоголь, может предложить 2-ой том “Мертвых душ”, в сущности, вариант “Выбранных мест из переписки с друзьями”? Может быть, будущим поколениям, то есть, нам с вами? Но чутьё подсказывало Гоголю, что и ХХ-ый, и уж тем более ХХI-ый век, вполне возможно нападут и на “Выбранные места из переписки с друзьями” и на 2-ой том еще похлеще неистового Виссариона. И Гоголь не ошибался. Представляете, что началось бы сейчас, например, в Гайдпарке, если бы “Выбранные места из переписки с друзьями” вместо “Основ религиозных культур” и “Холокоста” включены бы были в школьную программу? Что, конечно, было бы сделано, если бы только вера нынешняя была не в бревнах, то бишь, в золочении куполов и во всем внешнем, как ныне, а была бы в ребрах, то есть, в духе несла бы подвиг Новомучеников в деле исповедания Христа.

Предложить Гоголю 2-ой том “Мертвых душ”… было некому! Воз-никла та самая ситуация, к которой как раз и относился совет: не пометайте бисеръ вашъ предъ свинiами. (Мф. 7. 6)

Много смущения в головах, — пишет он, — и время не такое: авось отрезвятся сколько-нибудь опьяневшие головы. Это мутное время… не успевши отрезвиться, общество ещё находится в чаду. 14 декабря, через день после вынесения петрашевцам приговора, он отсылает письмо В.А. Жуковскому: Время ещё содомное. Люди, доселе не отрезвившиеся от угару, не годятся в читатели. Чувство художественности почти умерло.

В сентябре 2012 года на канале «Культура» в проекте «ACADEVIA» уже престарелый академик Манн, все свои многочисленный звания получивший за свои многочисленные книги о жизни и творчестве Гоголя, выступал в течении двух часов с темой: «Почему Гоголь сжег рукопись 2-ого тома “Мертвых душ”?». За эти 2 часа не была ни разу названа книга Гоголя “Вы-бранные места из переписки с друзьями”, ни слова не произнесено о христианской проповеди Гоголя. Отвлечь от Христа! — со времени Белинского и по сей день для, так называемой, интеллигенции остается задачей №1! И Гоголь при выполнении этой задачи продолжает оставаться объектом особого пристального внимания — вдруг из “Выбранных мест из переписки с друзьями” через поставленные ими границы Христу просочится его проповедь Христа, идущая прямо из его сердца.

Да, в день, когда Н.В. Гоголь сжигал свою рукопись 2-ого тома “Мертвых душ”, он вполне мог испытывать состояние Ильи пророка, когда тот почувствовал, что: остался я одинъ! Знал Гоголь, что и ныне Господь оставил семь тысяч не поклонившихся Ваалу, чутье подсказывало Гоголю о их существовании, о верных и в будущем, но данная минута заставляла его думать, что: остался я одинъ. Думается, что печаль то Гоголя пред пылающей рукописью была вовсе не о ней, Богъ далъ — Богъ и… посоветовал от-дать.. Не исключено, что он увидел свою Русь — Птицу тройку, не дававшую до сих пор ответа, куда же она несется, несущейся в адъ.