Исторический глаз, исторический слух, исторический нюх. Качества, редкие для художника слова, хотя и необходимые даже тому, кто пишет на современные темы. Зачем? Для того, чтобы понимать: «что делать», «кто виноват» и «доколе», – нужно знать: как, когда, почему и откуда. Полнокровная, полноценная рецензия на пьесу – дело ныне весьма редкое. Но оно случается в моменты, когда приходит  осознание факта – этот  драматургический пласт  явление  социально значимое, более того, подобно набату,  зовущему  к действию и  пробуждению от социальной  летаргии.  В данном случае — 20-летнее прозябания в летаргическом оцепенении, из коего пора   вымётываться, государственной стратегией, как во времена  незабвенного, сиятельного Петра Аркадьевича Столыпина.

Иммунодефицит исторического знания

Историческая интуиция в этом прицеле – вообще, психосоциальный и генетически приобретённый дефицит. А без него хромает и рушится под откос вся иммунная громада заражённого общества.

При всём при том, исторических романистов на Руси хватает. Точнее: хватало до вытеснения их бесчисленными альтернативщиками и анекдотистами — «партнёрами»  куртизанистой,  «Первой древнейшей»  на валютном бизнес-лежбище.

Среди драматургов роскошь исторической интуиции – уж точно феномен. В последние четверть века существования Советской власти пьесы на исторические (чаще революционные) темы обильно сыпались на головы режиссёров. Но, скорее, то были плакаты агитпропа на заданную тему от одних и тех же авторов, сперва прославлявших, а потом проклинавших одну и ту же, Ленинскую «красную гвардию».

Совсем по-другому обстояло дело с «гвардией белой» – царской, чьё наследие и перешло к большевикам.

Николай II и его двор, Распутин и его бабы – всё это в утрированном, пропагандистском ключе – препарировалось в сценарии для кино, порою, очень неплохого в рамках системы тех идеологических координат. В итоге получалась более-менее удачная костюмно-игровая реконструкция.

Настоящая пьеса была создана почти век назад (в 1925-м) А.Н. Толстым – «Заговор императрицы». В ней тоже есть, как у Чебалина, и царь, и царица, и Распутин с Вырубовой, и министерская чехарда Российской империи «у последней черты». Нет среди них лишь того, кто попытался, не допуская хаоса, напрягом всех своих титанических сил удержать империю у черты развала — Столыпина. Но в 1911 году, его не стало…

«Столыпин»

Коротко, глухо, но веско, как залп из прошлого, звучит название драмы Евгения Чебалина. Писателя, чьё обострённое чувство и панорамное видение истории со всеми ранее помянутыми свойствами убедительно подтверждено на протяжении последних 30 лет. Достаточно вспомнить его во многом прогностическую «чеченскую дилогию» (романы «Час Двуликого» и «Гарем ефрейтора») переизданную в столице  тиражами за два миллиона, или полижанровую, полыхнувшую  раскалёнными откликами у нас и за рубежом трилогию («Безымянный зверь», «СТАТУС-квота» и «НАНО-сапиенс»).

«Столыпин» родом из последней. Один из главных, столбовых героев «Безымянного зверя» (2001) – выпуклый характер скальной породы – Пётр Аркадьевич был выпущен автором  из пергаментной плоскости страницы в пульсирующую жизненными токами трёхмерность сцены.

Пьеса делалась долго, трудно, многовариантно, с постоянными вкраплениями житийных зёрен и бытийных плевел. Работая над «Столыпиным», автор как бы окунулся в писательскую молодость, ведь свой творческий путь Евгений Васильевич начал именно как советский драматург. Его сатирические, глубинно психологические   пьесы ставились в 65 театрах СССР и стран Содружества. Но на этот раз Чебалин менее всего стремился к костюмно-игровой реконструкции, не говоря про мелодраматические выверты сюжета.

В «Столыпине» для него главным было интуитивно-историческое проживание «здесь и сейчас», с оглушающим, озаряющим и, наконец, просветляющим эффектом зрительского со-присутствия. Так он и работал. И достиг таких высот, кои мало кому, а из современников – практически никому  не  покорились. Именно это вызывает острейшее, сокрушительное сожаление: эта историческая глыба с  пронзительным «эффектом со-присуствия»  могла бы стать базой, сценарной платформой для масштабного, прорывного в историческом плане киносериала, не блокбастера, не триллера,  а гигантского кино-полотнища,  формирующего историческое  самосознание миллионов. Тем более, что вся событийность времён Столыпина поразительным образом резонансно и зеркально отражена в нынешней геополитеской реальности века ХХ1.

Но, увы, правила отбора киносценариев, их прорыв между Сциллой коммерческой жадности и Харибдой проплаченных «свояков» ныне узколобо и жадно клубятся   в сценарном, коммерческом серпентарии, где свиты в  гешефтный клубок  продюсеры, кинопрокатчики и   графоманистая стая  сценаристов.

Столыпин в «Столыпине» не просто личность из истории начала ХХ века. Для автора эта фигура служит «межэпохальным шлагбаумом». У «стального премьера» Столыпина был шанс радушно поднять «шлагбаум-заграду» перед поступательным развитием империи без революционных потрясений. Не дали конструкторы и кислотные катализаторы этих потрясений, стравив  Столыпина с самой  сердцевиной трехсотлетней династии.

Мог ли? Могли…

Можно по-разному относиться, в том числе критически, к личности реального П.А. Столыпина, как, собственно, и к его троюродному брату М.Ю. Лермонтову, на всех не угодишь.

Но пьеса не жизнь. И по закону жанра Гамлет отнюдь не реальный «принц датский» и уж, тем более, не типовой дворцовый мститель-заговорщик для балаганных ротозеев. Это сверхличностный сверхсимвол, прорвавшийся к нам из Шекспировских страстей. Это генератор философско-метафизических картин-обобщений мировидения…

«Столыпин» в трактовке Чебалина – роковой, почти мистический деятель масштаба Эдипа, выросший из человека, который волею судеб поставлен у «последней черты» уходящей патриархальной России с отживающей крестьянской общиной. В её обрушении многие, пожизненно окрашенные в красный колер,  видят и причину падения империи. А в оном разрушении общины клеймят Столыпина с его земельной реформой. Но Столыпин у Чебалина рушил вовсе не изнемогающую в вековом болоте общину, а как раз, наоборот, пытался освободить её от злобы и междоусобицы землепашцев, воспалённых общинной теснотой .

Вот сцена с мужиками. В ней, пожалуй,  стержневой экстракт пьесы и того, Столыпинского времени, он просится в полное цитирование. Науськанные революционными провокаторами, крестьяне не так давно спалили саратовское имение Тотлебена. Спустя каких-то пару лет, ставшие субъектами   освободительной Столыпинской реформы, они получили отруба в Сибири и ведут её хозяйское освоение.

Кривошеин (министр землепользования, единомышленник Столыпина). И здесь ту же общину сколотили?

Первый старик. Ту же, да не ту. Земля-то у кажного в собственности, в отрубах. А хозяйство сообча ведём.

Столыпин. Позволь, Прохор Фомич, после всего, мною здесь увиденного, обнять тебя и высказать великую благодарность…

…Кривошеин. Прохор Фомич, братцы крестьяне, это же фантастика, миф, расскажем государю – не поверит! В селе маслобойка, сепаратор, электростанция, мельница, жатки, косилки. Синематограф свой! Школа и клуб для всех. Те-ле-фон! Откуда деньги-то взяли? На наш кредит особо не разгонишься.

– Так своя земля! Своя собственная!

– Указильщиков с шеи скинули, спасибо!

– Сами владеем, сами смекаем.

– Сами грыжу обретаем. (Гогот.)

– И налог по-божески, подходящий платим!

Столыпин. А всё же. С самого начала как было?

Первый крестьянин. А было так. После отрубов взяли кредит сообча, да закупили на него, что позарез надобно: лошадёнок, коровёнок, плуги, жатки да семена. Горбы гнули с темна до темна, как водится. Земля здесь – что масло, чернозём – по колено. Ну как таку благодать под пастбища пущать? До хрипа спорили, носы в драке кровянили, однако ж решили: всё под зерно посевом пустить! А коровёнкам сарай сколотили, сенов вдосталь запасли. Они у нас-то, батюшка барин, всё лето курам на смех в стойлах и простояли. Потому как пасти негде – одна рожь да пашаничка вокруг!

Кривошеин. Ай, голова! Надо же, сами додумались: европейское стойловое содержание!

Первый крестьянин. Во-во. Ну, сняли урожай, да обмерли от дива дивного: не сам сто, а сам двести с десятины взяли! Куды девать-то прорву таку?! Покумекали – и ну плоты сколачивать. Прослышали, что по Оби в Барнауле базар отменный, да с иноземцами.Погрузили пашаничку с рожью на плоты, сплавились до Барнаула, да таку деньгу за зерно отхватили, что разом на ноги и встали. Там же всё, что душа пожелала, закупили. Оно, конешно, пятеро в то лето грыжу подхватили, трое с натуги померло. А два десятка семей назад повернули, в Рассею – не с руки им, вишь, так уродоваться под гнусом показалось. Остались огнём калёные, да работой пытаные. Сибиряки мы таперича. Живём, хлеб с маслицем жуем.У нас ныне и агроном самолучший, и учительша, и лекарь с витирнарем. Механик свои́ имеется при синематографе с телефоном. Вот, думаем свой ероплан закупить: дюже охота с облаков на своё село глянуть.

Столыпин. Ах, молодцы! Распрямились! Несказанно рад я за вас. Прохор Фомич! (Уходят)

…Кривошеин. Ты увидел разницу между теми, тотлебенскими, и этими? Какой взгляд, осанка, энергия, наконец! Я впервые почувствовал буквально физически мощное, здоровое дыхание нации. Её уже не возьмёт никакая социал-революционная зараза.

И что же Николай?

Николай II. Я ознакомился с вашим отчётом по Сибири, Пётр Аркадьевич. Результаты реформ просто неохватны умом: в Сибирь перетекло около трёх миллионов крестьян. Вернулись не более трёхсот тысяч. Один к десяти. Мы приросли зерном почти вдвое, Сибирь затоварена хлебом, маслом и картофелем. Экспорт масла дал вдвое больше золота, чем все золотодобывающие артели.

Крестьянин ныне требует жаток, косилок, маслобоек. Это толчок к развитию промышленности, на которую в избытке деньги! Поздравляю, Пётр Аркадьевич! Россия – на белом коне!

Что это у вас погребальный вид при эдаких фанфарах?

Столыпин. Погребальный вид, государь, от погребения в Госсовете Закона о Западных куриях.

Николай II. Ах, вот что. Не держите этот пустяк так близко к сердцу. Ныне вы победитель в реформах…

Столыпин (резко). Это далеко не пустяк, ваше величество! При наличии польского населения в Западных губерниях 2-3 процента, лишь они избираются в Государственный совет. Девяносто восемь русских славян из ста лишены этой возможности, чем поставлены в положение людей второго сорта у себя в Отечестве.

Николай II. И в чём вы видите справедливость?

Столыпин. Право представлять нацию в Государственном совете и принимать законы! Право коренной нации не быть людьми второго сорта! Это и есть высший принцип государственности, когда у руля государства стоят патриоты. Римская империя не предоставила таких прав своему демосу. Оттого и погибла.

Николай II. У вас столь трагичный тон, будто на троне России восседает вражеский лазутчик. А наш западный демос оброс шерстью и скоро станет на четвереньки.

Столыпин. На четвереньки, ваше величество, поставит всех нас Германия, где уже нет Бисмарка. Она втиснута в прокрустово ложе своих границ. И никогда не теряла волчьего аппетита на наши земли. Но противостоять ей в первом, самом жестоком натиске будут люди второго сорта, с сознанием ущербных эмигрантов на своей земле!

Николай II. Да откуда, какой натиск? У вас сегодня нудная потребность преподносить  своему государю  некие фантазии!

Поразительная актуальность, вопиюще смысловая сиюминутность текста, в котором зеркально отражаются нынешние проблемы России, её либерал-трупные пятна. Царь Столпинских времён утопил проект. Как утоплены ныне пятой колонной   не менее судьбоносные.

«Столыпин. Нам позволено было лить реки народной крови в войне с японцами. Нам сладострастно рекомендовалось пропивать народную силу и деловой азарт в окостеневшей общине. Нам предписывалось терять тысячи ценнейших жизней в борьбе с социал-революцией. Но мы свершили непростительное ослушание: даруем землю и свободный труд крестьянину. Мы позволили себе сделать шаг к продовольственной независимости и процветанию, мы становимся сильнее. А это непростительно, и карается… Нам предписан режим выживания, на нас, стоящих на грани вымирания, спущены цепные псы разрухи! Революции! Сепаратизма! Межплеменных войн! Бойкота! Терроризма! Этому может противостоять лишь ваша воля, государь. И я с величайшей тревогой спрашиваю: достаточно ли ее у вас?

Император последовательно слил все законопроекты своего премьера. Оставшись в одиночестве, Столыпин понимает, что впереди даже не отставка, а гораздо хуже…

…Двор, полиция, жандармерия – везде измена, подкуп, перевербовка. Кем? Чебалин на протяжении всего своего многогранного творчества убеждён: русских изменников вербовал не просто внешний враг: французское правительство или германская спецразведка. Нет, главный вербовщик Иуд против Человечества – Закулиса, «Безымянный зверь» с частично и туманно проступающими на разломах эпох лицами. В пьесе это, прежде всего, Альфонс Ротшильд и его российская тень из отдела «Россика» Браудо…

Банкиры мира и библиотекари империй

Кабинет в парижской конторе Альфонса Ротшильда.

Ротшильд (говорит с весёлым нахрапом). Рачковский, будем говорить откровенно. Ви большой шалун. Это надо-таки додуматься, что вся российская зарубежная агентура министерства внутренних дел, чем ви вертите в Париже, совсем не слушает своего папу из Петербурга министра Плеве. И не делает ему отчёт за свои действия. Это так?

.Рачковский. Это почти так, господин Ротшильд

Ротшильд. Плеве злой на вас и  не любит. Он уже назначил комиссию. У комиссии свиные рыла и они по-свински копают под Рачковского. Вам сказать, что они успели раскопать под вас?

 Рачковский Буду весьма благодарен, мсье.

Ротшильд. Мсье сгнили в Бастилии,  Рачковский.

Рачковский. Виноват, господин Ротшильд.

Ротшильд. Они раскопали пока немного, но все равно ой-ёй-ёй. Например, ту встречу, что мы устроили вам с римским Папой XIII Львом. Эти байстрюки из комиссии таки винюхали, что господин Рачковский без позволения двора и министра Плеве суёт свой нос в большую зарубежную политику.

Рачковский. Откуда, позвольте узнать…

Ротшильд. Но комиссия пока не раскопала вашу встречу с президентом Франции Лубэ, где ви получили чемодан. А в чемодане? А в чемодане полтора миллиона франков: пятьсот тысяч ваши и миллион – на организацию французских предприятий в России. Вам это надо, чтобы комиссия узнала?

Рачковский. Господин Ротшильд…

Ротшильд. Ви таки заметили, что президент Франции и я до сих пор не спрашиваем, куда ви затырили тот миллион? В России пока не вылупилось ни одно предприятие для французов.

Рачковский. Чертовски знакомый диалект у вас, господин Ротшильд. Аромат Малороссии, с привкусом Одессы.

Ротшильд. Все ми родом из нашей мамы Одессы, хотя и мой предок Амшел, и мои братья родились во Франкфурте.

Рачковский. Господин Ротшильд, вы зря потратили столько времени на прелюдию. Рачковский достаточно тёртый калач, чтобы понять: я давно ваш, с потрохами. И  не нужно об этом напоминать.

Ротшильд. Нужно. Но мы всегда держали вас за разумного человека.

Рачковский. Я весь внимание.

Ротшильд. Нам не нравится Плеве, который под вас копает. И терпеть не можем  саратовского губернатора Столыпина, который может заменить Плеве, в случае чего.

Рачковский. Мне  они тоже не нравятся.

Ротшильд. У них руки в крови наших мальчиков эсеров. Нам это таки надоело.

Рачковский. Понимаю.

Ротшильд. Тогда что ви здесь сидите?

Следующим в очереди на приём к Ротшильду уже премьер-министр России Витте, любимец либералов, предшественник Столыпина. С ним банкир ведёт себя ещё фамильярней: у Сергея Юльевича всё рыло в пуху. И совсем уже неприлично, как с холуями, обращение с купленными агентами г-на Браудо, «просто библиотекаря», к коему предписано приходить на цырлах самому премьеру Витте.

Кстати, при прочтении «Безымянного Зверя» и «Статус КВОты», где расшифрованы конкретные «агенты-христопродавци» (от барахтающегося в тройной паутине хозяев эсера Евно Азефа — до  начальника охраны императорского Двора Александра Спиридовича) понимаешь, в чём сила писателя-аналитика, знатока душ человеческих.

Ведь что в авторской интерпретации исторического персонажа является минусом, порождающим неверие читателя и зрителя? Типажность.

Если многие до Чебалина писали про тройного агента-провокатора и одновременно главу охранки или разведки (как Азеф или генерал Рачковский) или про ещё более «путанную» фрейлину-шпионку («Юстина Глинка»), то чаще всего они проваливались в однобокую прямолинейность трактовки.  Они забывали, что 1903-11 годы – это такой хаос, в коем не понять, где сложнейший, извилистый тоннель к свету, а где катакомбы с глухими тупиками. А всё вместе —   запутанный лабиринт, где нет нити Ариадны.

Именно потому в пьесе «Столыпин» многослойные характеры в инфернальных обстоятельствах, немыслимые переплетения, казалось бы, не стыкующихся целей и соответствующих поступков. Плюс переоценки ценностей, перепродажи идеалов со сдачей позиций и … жизней!

Герои любой эпохи –люди, простые, слабые, нередко жалкие в естестве своём. Но наступает время, дыбится перед каждым свой Рубикон и эти «простые», «слабые» вдруг обретают могучий Дух при окончательном, нередко предсмертном выборе в служении до последнего вздоха России!

 В дьявольской круговерти крутится иной бедолага, как карась  на сковородке, чтоб выжить,  переиграть врага и – помочь своим.

В этом плане изощрённые выкрутасы перерождения противоречивейшего Рачковского – это  авторская  крупнейшая удача и барельефно вылепленная  жизненная правда.

И Столыпин, и Рачковский, каждый по своему и на своём месте, в своих условиях, пытаются противостоять  Безымянному Зверю (БЗ), чей внешний оскал явлен в  облике Альфонса Ротшильда. А внутренний – в личине «просто библиотекаря» – хранителя отделения «Rossica» Публичной библиотеки Петербурга, при этом члена масонской ложи Великий Восток, злейшего и умнейшего врага русского народа Браудо Александра Исаевича.

Подстрелили на взлёте…

Автор  точнейшими, виртуозными  мазками    наносит на полотно пьесы иезуитски витиеватую технологию вербовки всех мастей и  уровней . По-разному в силки БЗ и её филиалов  во Франции, Германии, Англии, Австро-Венгрии, Японии, США попадают премьер-министр Сергей Витте и эсер-боевик Евно   Азеф, начальник заграничной агентуры Департамента полиции Пётр Рачковский,  и шеф киевской жандармерии Николай Кулябко, «старец» Григорий Новых-Распутин и поп Георгий Гапон, палач Гапона Пинхас Рутенберг и убийца Столыпина Дмитрий Богров…

Богров…

Анархист и осведомитель «охранки»,1 сентября 1911 года именно он поставил пулевую «точку»… две точки…в киевском театре, в пьесе «Столыпин» и в Романовской эпохе:

Коковцев(министр финансов и преемник Столыпина).

Пётр Аркадьевич, помилуйте, может, вместе отбудем? Сочту за честь предложить вам место в моём купе.

Столыпин. Храни вас Бог в пути. Вас и Россию.

Коковцев. Пётр Аркадьевич, у меня, право, мороз по коже… да что это с вами, будто эпитафию себе…

Столыпин. Прощайте, голубчик.

Поворачивается к Богрову грудью.

ВОТ ОНО.

Театральная программка падает с руки Богрова. В руке браунинг. Гаснет свет. Два выстрела.

ГОЛОС ВЕДУЩЕГО. Россию подстрелили на взлёте. И предсмертно перекрестивший ложу царя Столыпин поставил на династии крест. 9 сентября 1911 года окружной суд приговорил Богрова к смертной казни через повешение, состоявшееся 12 сентября в 4 часа утра…

Занавес. Заканчивается действо (не трагедия с её патетикой и эмоциями) без пафоса, без лишних слов и логических надежд. Остаются вопросы. И один из главных: был ли Столыпин таким?

Может быть,  не совсем и не во всём в реалиях. Но  художественный образ  Столыпина   летописец  Чебалин наделил даром провидческого понимания того, что случится с Россией.  Пьеса, её многослойная, пышущая страстями магма, выплеснулась из авторского жерла.  Станет ли она  рупором , с которым предстоит  докричаться  до тех, кто по-прежнему слеп и глух ?! А, значит, глуп.

Драма «Столыпин» не только игровая реконструкция и историческое проживание, это ещё и суровый парафраз из вчерашнего в  сегодня. Антиутопия, мучительно отбитая у Ноосферы за сто лет до последнего акта трагедии Империи, разыгрывающегося на глазах  нашего уже, поколения.

Всё, что предсказали, от чего предостерегали  Герои пьесы, материализовалось усилиями легиона сегодняшних Азефов-Богровых под неусыпным руководящим контролем забугорных Альфонсов и доморощенных  Александров Исаевичей и Сергей Юльевичей.

В этой связи вовсе неслучаен тот отчаянно-надорванный вопль-диагноз Марии Фёдоровны, вдовы Александра III Миротворца:

– Последыши Витте… опять облепили престол, проклятые!

Спираль истории искрит и тухнет циклически. И 30 лет спустя лейбл «очередного разрушителя крестьянской общины» ненавистно повесили на Сталина. Правда, в начале 1930-х и условия для очередного маневра против БЗ были не в пример страшнее: Советская Россия стояла у последней черты уже физического уничтожения. И без вынужденной коллективизации в том селе, которое досталось Сталину в наследство от троцкистов, без плана ГОЭЛРО,  (вчистую разработанного ещё Столыпиным!) СССР не пробежал бы за 10 лет путь, на который у других стран ушли десятилетия, а то и столетия. Союз не стал бы индустриально-военной державой, и тогда «нас бы СМЯЛИ». И некому  было  бы «быковато» разглагольствовать, кто виноватее, а кто кровожаднее: Столыпин, Гитлер или Сталин? А до кучи Грозный, куда же без него-то, давшего под зад  историческим коленом  князю-иудушке Курбскому?!

Но вот он  Сталинский «перегиб и парадокс»: сельское хозяйство в послевоенном СССР так и осталось в коллективной собственности по Сибирскому,  Столыпинскому варианту с общинной закваской,  особой деревенской культурой,  крепчайшим национальным духом и солидным опытом крепких хозяйств… Но всё это при наличии воли справных, грамотных и честных хозяев-управленцев (как, впрочем, и во всякой структуре).

И  именно это стало причиной, условием  превращения нас в Сверхдержаву – наличие  столыпинских, настоящих  хозяев. Настоящий Председатель  и   в  людоедской чубайсиаде гайдарозоидов берёг и сохранял статус «колхоза-миллионера» десятилетиями, вплоть до конца 2000-х.

Как  Борис Егорович Юлин, в 1967-2004 годах возглавлявший Новосарбайский сельскохозяйственный производственный кооператив-колхоз имени Калягина в Кинельском районе Самарской области.

После него землякам осталось не выжженное поле с пепелищами  жилищ и скелетами коровников. А – стадион и санаторий, оросительная система и газифицированный поселок с 260 построенными коттеджами, дом культуры и детский сад, кафе и столовая. И в «лихие 90-е» красный председатель умудрился развернуть девять минипроизводств: молочный, хлебобулочный, макаронный, швейный, скорняжный, колбасный, пельменный, маслобойный, мукомольный и  кормовой цеха. Открыв торговый центр, он не пустил в распыл старые колхозные магазины…

Община жива единым духом, дедовскими традициями, индивидуальными талантами, коллективным трудом, любовью к Земле и, обязательно, личностью Председателя,  Вождя. Эх, как хотелось бы продолжить этот  личностный ряд – ПРЕЗИДЕНТА. Но вписывается  ли  он в эту славную когорту?  И что может быть, если не впишется?

«Музыкальный удар. Кадры кинохроники и фотографии выплескивают в зрительный зал кровавый и нескончаемый итог предательства: орущие рты толпы, горящие поля, гекатомбы трупов, вой собак, груды проржавевших, застывших паровозов, скелетные тени детей, калек, нищих.

И могилы, могилы, могилы  – под обвисшим, чахлым российским флагом.

Всё возвратилось на круги своя.

А значит, быть новому Столыпину                                

КОНЕЦ»…

Владимир ПЛОТНИКОВ

СТОЛЫПИН

Пьеса в трех действиях

ЧИТАТЬ