Сборники стихотворений читать взахлёб и подряд от начала до конца трудно, хотя и возможно. Поэзия (если она настоящая) требует вдумчивого и неторопливого постижения, переживания и сопереживания. Я прочитал поэтический сборник Александра Товберга «Солнцеворон», почти не отрываясь, потому что было интересно. Это оригинальная, талантливая и необычная книга, в которой есть не только стихи, но и разговоры автора со своим «вторым я», прозаические отступления, да и поэтическая часть разнообразна, в ней присутствует и поэма, и очень разноплановая лирика, от философской до натуралистической. Признаюсь, что натуралистические моменты мне не близки, но они находятся в контексте повествования и потому в определенной мере оправданны. А в целом, вся книга Товберга – это поэтический, а временами – публицистический (иногда даже чересчур) разговор о жизни, времени и о себе, рассуждения о судьбах в истории и истории в каждой судьбе. Разговор очень неравнодушный, нервный, пристрастный, полный горечи и разочарований, но и, тем не менее, надежды. Сам автор об этом пишет откровенно, хоть и довольно мудрёно: «Единственным необходимым результатом этой книги является выработка определённого приближения к истине в данном пространственно-временном континууме, прожитом автором, являющимся владельцем этого продукта контекстного языкотворчества».

И, всё же, за показной бравадой и мудреностью на каждой странице проявляется честный и взволнованный взгляд на события минувшие и нынешние, вновь изумляющие своей трагической жестокостью, взаимной ненавистью и бессовестным равнодушием к собственной стране. События, ставшие кровоточащей раной, сломавшие судьбы сотен тысяч людей и забравшие жизни у десятков тысяч. События, в которых просматривается лик зловещего прошлого, оказавшегося вновь «живее всех живых». События, которые разделили людей на «чёрных» и «белых», и тех, кто старательно не замечает ничего, кроме собственного безразличия.

«...За розовым внешним не видно серого внутреннего… Зачем тревожить себя и задумываться о происходящем? Совесть же может проснуться. А так – моя хата с краю, никого не трогаю, «примусы починяю» etc. А вот «Когда вернутся новые фашисты» — тогда уже будет поздно рыпаться и причитать. Сами для них почву подготовили… -А я думаю, так называемые «фаши» никуда и не уходили. Просто затаились на время, а потом… В каждом из нас сидит свой внутренний Чёрный человек (фашистик), кто-то борется с ним, справляется, садит в клетку, не подкармливает фобиями, то есть не даёт ему развиваться, кто-то наоборот. Не умея противопоставить светлое «Я» тёмному, даёт последнему волю и скатывается в яму без солнца».

Александр Товберг всё замечает и ничего не скрывает. В его откровенности отражается время, в котором оказалось так много предательства и фальши, и он это время называет «эпохой спама и стока».

…Сгорает век Серебряный, дымы плывут, как аспиды

И Аннушка Каренина уже разлила маслице

Слетает пепел перистый, плоится запах ладанный

И сонная империя неслышно в небо падает…

 —

Собираемся пó два, ждём таинственный знак.

Это время не подло, это мы его так

Человечим, чехвостим, заливаем в бетон.

Современность стервозна, если мы – её ток.

Запираемся в толпы, упускаем момент.

Эра спама и стока. Мы – её секонд-хенд.

Всё повторяется и всё, как будто, впервые. Может быть, поэтому автор представил в книге своеобразный лирико-публицистический исторический дайджест, объединяющий циклы «Предапокалипсис» и «Поэму Аб-сурда». Для кого-то, возможно, это станет откровением, кто-то пролистает небрежно и без интереса. Но это взгляд автора, который приглашает читателя осмыслить и попытаться понять события прошлого вместе с ним.

«…Циклы «Предапокалипсис» и «Поэма Аб-сурда» — как бы мостик к части 2-й книги – к очередной переломной микроэпохе – к той самой гражданской/социальной (асоциальной?) лирике, заключаю-щей/отражающей в себе последствия новой civilebellum, соответственно, очередных разочарований… Война стала бытовым фактом! Обывателю всё равно – чей погиб солдат. Вот это безобразно, уродливо, деформирующе, потому что абсолютно не по-людски. И до какой степени можно оскотиниваться – не знаю. Поскольку мы уже давно сжились с Апокалипсисом внутри, постольку и не заметили, как превратились в животных. …Выжившие человекозвери никогда не станут человекозаврами, которых они ввергли в водоворот распада… Быть собой — это главное. Человеком быть, только б не волком… «Лучшие люди» разбудили во мне человека, А потом — отвернулись — И в стаю ушли».

Стаи «лучших людей», которые называли себя «сверхчеловеками», уже дважды в истории испытывали на прочность жителей родного города автора (Красноармейска, а ныне Покровска). Именно дважды, потому что после освобождения от фашистов в феврале 1943 года, спустя месяц город опять вплоть до августа того же года был оккупирован гитлеровцами. Об этом времени Товберг пишет и на русском языке, и на украинском. Пишет одинаково пронзительно и ярко.

Йдемо ми, синку, мабуть, на небо. А ті вояки, мабуть, в безодню.

Не треба плакати, син, не треба, Ти татка побачиш сьогодні…

… –Мамо, татусю, До вас озвуся! Тут я, тут ось похован.

Злий офіцер цей Кулею влучив в серце… –Що ж ти робиш, пане Грицай?

Не пам’ятаєш, як ми з тобою?.. –Пельку заткни, бо всажу обойму.

Я тепер поліцай. –Вибивсь в люди… –Погані юди! Ворушися, не розмовляй!

О прошлом, но одновременно и о настоящем, в котором, к сожалению, просматриваются отражения прошлого, на мой взгляд, одно из наиболее трогательных и задушевных стихотворений «Дед Исаак».

А поутру он выйдет в сад ‒ ну вот и зиму пережил ‒

Наивный дедушка Исак, а для кого-то ‒ старый жид…

А нынче злые времена, и глупый старый Исаак

В толк не возьмёт ‒ увы, страна его продáла за пятак.

Но кто сказал, что ‒ не жилец? Что не воспрянет духом вновь?

Наденет он бронежилет из потускневших орденов.

И этой позднею весной, нацистам новым вопреки,

Он поведёт в последний бой небесных воинов полки!

Злые времена — это братоубийственная война, постыдное блокадное положение, непримиримое злорадство и мстительное, ожесточенное упрямство. И всё это – вдвойне трагично, потому что не имеет ни оснований, ни причин. И, в то же время, не имеет видимых перспектив окончания этого бессовестного мракобесия. «Почему и за что»? На эти простые вопросы внятных ответов, лишенных идеологических штампов и беспричинной ненависти, пока что нет. Поэт пытается понять истоки ненависти. Он пишет об этом честно и откровенно:

На всех фронтах меняется погода, и добрый брат твой собирает войско,

Чтоб поквитаться с нами за – сейчас не вспомню уж за что,

Но видимо, у брата память цепче, и старые обиды не давали

Ему спокойно спать всё это время, и для блицкрига  силы собирал,

И ненависть, и месть копил в себе, и вот теперь готов он с нами поквитаться за –

— Ты помнишь ли за что?.. И я не помню.

Значит, давай поспим ещё часок, коль всё равно войны не избежать…

…Палачи прикрывают усталые веки, работой своей довольны:

–Главное – забота о человеке. Вам не было больно?..

Больно, конечно, больно читать это. Еще больнее осознавать, что в военных действиях гибнут не только солдаты, но и мирные люди, преимущественно, дети, женщины, старики. Больно сознавать, что продолжается война со своим прошлым, без которого, как известно, не бывает будущего. Об этом говорят простые люди и политики, пишут публицисты… И поэты, которым более уместно писать о любви, чем о ненависти.

Был у меня город родной, Был у меня город любимый…

Часто я повторял одно: ‒Только бы не убили!..

…Но люди дрожат от потери благ, равнодушье муштрует роботов.

Чей там в небе трепещет флаг?.. Явно не Богов он.

 Никакой из меня герой ‒ теряюсь во лживом шуме я.

А город заколотили в гроб, И наступили сумерки.

Отобрали имя, сменили гимн, отправили герб в гербарий…

А я всё хромаю не с той ноги по обочине времени парией.

Как истинный поэт, Товберг не судит, ибо, как сказано, «поэты – не судьи, они – вина». Он сочувствует и сопереживает, И размышляет о том, что будет дальше, хоть этого и не дано предугадать. Тем не менее:

Всё, что будет – уже не наше, сплошь – фальшивое и чужое.

Разрывает прогорклым кашлем нас эпоха псевдогероев.

Это жизнью назвать возможно при условии – нас в ней нету.

Пить боржоми – безмерно поздно опоённым водою Леты.

Я сознательно привел немало цитат, чтобы было понятнее, почему было интересно читать эту поэтическую, но пропитанную прозаическими размышлениями на животрепещущие темы книгу. Темы вечные – война и мир, добро и зло, свет и тьма… Темы, которые находят свой отзвук в душе каждого читателя, независимо от взглядов, вероисповедания, пола или возраста. Кто-то согласится с рассуждениями автора, восхитится свежестью рифм и оригинальностью стиля. Кто-то возмутится и отвергнет и первое, и второе. Но никого она не оставит равнодушным. Потому что написана правдиво, пронзительно и совестливо. Потому что в ней – внутренний мир поэта. Возможно, книга перегружена публицистикой, возможно, она выиграла бы, если была бы чуть более лаконичной. Но именно так увидел её автор, так расположил свои стихи и перекличку со своим вторым «я», голосу которого доверяет. А завершить отзыв хочу ещё одной цитатой из книги Александра Товберга, в которой он как раз и говорит о многообразии проявлений творчества, утверждая, что главное, чтобы оно было талантливым. А с этим у автора всё в порядке.

Настоящий гений – всегда гражданин мира, космополит. Но у него есть своё лицо, он не Протей. Можно сколько угодно менять псевдонимы, как это делал великий хитрец Хокусай, как бы намекая на изменчивость и безличностность творчества, можно менять маски, лицедействовать, но оставаться собой. Однако для этого необходим талант, и только он делает личность целостной при всём многообразии проявлений.

Владимир Спектор