Причудливая капризность Нобелевского комитета едва ли кого удивит, особенно в области поэзии, где дело касается переводов – всегда отчасти условных.

Тем не менее, переводы из Адониса – сирийско-французского поэта, выдвигавшегося не раз, представляют поэзию более глубокую и своеобычную, нежели переводы из новоиспечённой нобелиатки Луизы Глюк (опустим банальный, но и позорный факт:  никто из национальных – признанных таковыми – поэтов 20 века этой премии не удостоился, ибо не-лауреатами были: Есенин, Рильке, Аполлинер, Лорка, Фрост, Тувим, Незвал…).

Переводы на русский из Л. Глюк отдают хиленькой провинциальной самодеятельностью: пусто-пафосно, бессмысленно-риторично, маловыразительно, безлико:

Непостижимый отец, когда мы впервые

лишились рая, Ты сотворил

его подобие: слегка другое,

чтоб преподать урок, но и похожее:

и там есть красота, и здесь –

вот только

мы так и не усвоили урок. Покинутые,

устали друг от друга. Потом

настали годы тьмы: посменно

работали в саду…

И так далее – всё монотонно, о чём бы ни шла речь; всё с претензией, скучно, бесконечно…

Разумеется, сплошные верлибры.

Сложно сказать – можно ли писать качественные рифмованные стихи на английском, или рифма за десять веков английской и англоязычной поэзии истрепалась так, что воспринимается пустой побрякушкой…

Однозначно: по-русски не так: именно рифмованный русский стих представляет поэтическую высоту, оставляя верлибру нишу филологического эксперимента, в лучшем случае.

Однозначно: в России стихов уровня (если судить по переводам) Л. Глюк пишется бессчётно много.

И ощущение профанации литературы от большинства нобелевских решений остаётся стойким – неприятное, давит оно сознание уверенностью, что получить оную груду денег может масса народу, ничего выдающегося в литературе не сделавшего.

Что, разумеется, не относится к научной части премии, где совсем иные критерии и оценки.

А нобелевская премия по литературе давно напоминает закрытую корпорацию по распределению крупных сумм, где всё зависит от правильного карьерного движение: преподавание, профессорство, — объёма связей и силы тех, кто пробивает того, или иного лауреата.

(Оговоримся, — возможно, в оригинале стихи Глюк воспринимаются иначе, однако прошлые премии, к примеру Бобу Дилану, или Алексиевич, подтверждают нелепицу решений таинственного комитета).

Александр Балтин