Странные мы люди — воспринимаем окружающий мир, как фактуру — без обид. Иногда чувствуем друг друга телепатически.

«Что-то Борис Петрович давненько не звонил!» — думаю я, глядя на телефон.

После второго вздоха раздается звонок.

— Доброе утро, Борис Петрович!

— Как ты меня узнала?…

Им – добрым, настоящим, сердечным: тем, кого ЛЮБИМ, почему-то всегда достается времени меньше, чем остальным – как бы необходимым, но по большому счету, таким НЕНУЖНЫМ.

Вот о них-то мы и говорим с Химичевым. Я – снисходительно. Он – талантливо и смачно. Выдерживая паузы. И давая акценты. Прямо «по-Станиславскому», которого «никогда не понимал»! Этот низкий баритон не спутать ни с чем! Он «ест» тех самых ненужных, как артист. Я «ем их», как писатель.

В быту он бывает непредсказуем. Шутник и проказник. Несмотря на свои «за шестьдесят», любит выпить. И обязательно попасть в какую-нибудь историю. И потом, подшучивая над собою, сообщить об этом.

— Савицкая! (ему нравится называть меня по фамилии) Напиши книгу «Химичев и сто его любимых женщин». Как я их любил. И как они меня бросили!

— Помилуйте, нет у меня ста минут, чтобы обо всех выслушать!

— В смысле по одной минуте на женщину? Ты – добрая такая!…

Мы познакомились вдруг. Он, как это говорится, «без объявления войны» ворвался на территорию моей жизни ранним утренним звонком:

— Мне сказали, есть в Москве человек, который через полчаса может найти стихотворение, которое я ищу уже 10 лет! Не знаю автора. И название тоже не знаю…

Я нашла.

Мы подружились.

Между нами – коммунизм. От каждого по способности, каждому по потребностям. Наверное, это и есть настоящая дружба.

Он рассказывает, что происходит. Я предлагаю варианты решения той или иной проблемы. И тоже не прошу помощи. Звоню, когда начинают «клеваться жареные петухи». Он удивляет профессионализмом. Неожиданными подарками. Срывается за час до записи. Приезжает с сеткой, набитой замороженными какими-нибудь шашлыками и запасами «горючего». Усаживается к микрофону. И с мороза читает в первый раз увиденный текст, точно знал его наизусть всю свою жизнь! А потом, разогнав всех «хозяев и хозяек» студии, сам жарит у сковороды мясо.

Кощунственно было бы в этом случае воспринимать голос Химичева, как некий аппарат, которым он управляет. Вернее, это сочетание звуков, нервов, души, опыта, таланта… Когда он «в работе», невольно замираешь, точно пред тобою Светогор. Громадный и могущественный.

А как он на литературных чтениях читал с листа!

Отрывок ему достался динамичный. О ресторане «Яр». В нем целовальник одного за другим встречает нахлынувших гостей. Зал замер. А потом все стали дышать, как Химичев. Три предложения. Вздох. Три предложения – выдох! Я никогда такого не видела! Вот вам и система лечебного дыхания «по Бутейко». И «рыбёфинг». И боевой «Византийский исихазм»! Глава романа «проглотилась» набитым до отказа залом ЦДЛ, точно наполненная энергетической кровью чаша Грааля!

В этом ли бессмертие? Оставить людям нечто нематериальное. Доброе. Вечное.

Недавно смотрела «Снегурочку». Борис Петрович играл в ней Мясгиря. Влюбленного. Бегающего по лесу за привидением до первых лучей солнца. Сказочный и романтический образ, воспринятый зрителем неким эталоном любви, сохранен нашим поколением, и глубоко запрятан в душе каждого неприкосновенным и священным сокровищем.

И сразу показывали какой-то сериал, где он уже злодей, коих свет не видывал. И тому и другому веришь.

В жизни Борис Петрович несколько иной. Хозяйственный и домовитый. Он прекрасно готовит. Знает: где лучше покупать продукты. Поддерживает порядок в доме. Он «по жизни» баловал жен. Когда бы и с кем мы к нему ни приезжали, он приготовит фирменное блюдо. И гарниры. И борщ. И салаты. Он превосходный кулинар.

— Савицкая! Зачем снова икры притащила! Убирай со стола! Я ее потом съем:) – «сердится» хозяин, за то, что и мы не с пустыми руками.

Уж кого, как ни его любим мы баловать!

Уж к кому, как ни к нему рвутся мои знакомые и приятели. Но Жаворонки, где обитает основное время Борис Петрович, далеко. И просто так посвящать на поездку целый день не всегда получается.

Однажды пожаловался он на болезнь какую-то.

У меня как раз гостили Николай Ляпко. Врач. Изобретатель разноигольчатых аппликаторов. И Дима Халаджи. Самый сильный человек на планете. Он может одним мизинцем поднимать пианино…

Сорвались всей командой. Поехали. В Москве, так как люди с Украины, они запутались. Повернули через две сплошных где-то на Маяковке. И прямо на встречу гаишная машина. Как по заказу. Мы хором оправдываемся, что там Химичев ждет. «Больной насквозь»! А тут навигатор! И все такое. Водитель так обрадовался, что нас вдруг отпустили, что забыл права забрать. Едем. Едем. Встали. Документы то у инспектора! Пришлось Ляпко самому за руль садиться. Всех поставили мы на уши знакомых милицейских и полицейских, и знакомых знакомых. Забудьте, говорят, про права. Их вам не вернут. Но через пару дней Химичев сам позвонил. Поезжайте, говорит, по такому адресу. Меня тот инспектор знает, не раз останавливал после банкета. Заберите права.

Вот такие чудеса бывают. А с аппликаторами было забавное продолжение. До Жаворонков добрались мы ясно, уже в темноте. Еще Галичка, супруга Бориса Петровича жива была.

Застолье превратилось в настоящий праздник. Мы то в Москве всем натешены. Но гости с Украины никогда не слышали столько баек об актерской жизни. Николай Григорьевич в ответ тоже осмелел и даже принес из машины баян. Так с песнями и хохмами, мы раздеваем Химичева и, постепенно обматывая аппликаторами, укладываем на теплые шкуры. В первый раз воздействие иголок бывает резковатым. Но Химичев вида не показывает.

— Галя! Галя! – хохмит он, шутя подзывая супругу, — Я знаю, это группа захвата! Сейчас они меня обездвижат, Галя! И вынесут мебель!

— Да, мы специально привезли сюда Диму Халаджи, чтобы вы не оказывали серьезного сопротивления, — поддерживаем мы шутку.

Лпко тогда перестарался. Час к ряду проигрывал народные песни. Химичев профессионал. Терпел-терпел его игру и пение, а потом как отчебучит частушкою матершинной нас всех окатил… Дима Халаджи напрягся и давая хохотать по Химичевское фирменно-неожиданное и дико-громогласное из-под апликаторов: «Опси-опси, три года не йопси!…»

Борис Петрович сильно переживал, когда Галички не стало. Добрая она была. Как ребенок. Позволит себя обнять, хоть уже и не узнает. И свет от нее идет волшебный. Чистый-чистый. Он никогда не жаловался. Скажет только «Галя моя совсем поплыла»… Мы то видели, что такое рассеянный склероз. Ничего она не помнила. И ходила по дому в обнимку с пустой черной сумочкой, думала, в ней что-то ценное. И спала с ней. Из ложечки ее кормили.

В пять тридцать утра позвала она Бориса. За руку взяла. Не жаловалась. До последнего дня не жаловалась. Просто отошла в мир иной.

И вот звонит мне Химичев. Не знаю, что делать, говорит. Страшно. Еще темно. Но каждое утро просыпаюсь ровно в пять тридцать. И боюсь взглянуть на часы. Знаю. Пять тридцать. А включу свет. Вижу циферблат. И волосы дыбом.

Борис Петрович сильно переживал. И мы все боялись, что он так переживает. А как помочь? Горе-то чужое!

Он смог преодолеть и это. Как некогда завоевал Москву. Подумать только. Великий артист пахал когда-то в колхозе на тракторе. И рос сиротой, рано потерявшим мать. Отец его был председателем колхоза в селе Баламутовка Хмельницкой области. Да только и не был он ему родным отцом, а сам Борис вообще не видел настоящего отца родного. Говорил, что родился по большой любви. Борис поступил сразу на несколько актерских факультетов в Москве. Но выбрал один. Учился и работал слесарем, чтобы просто не умереть с голоду. А жил на чердаке.

Было все. И ожидание ролей в кино. И театральная ежедневная работа на сцене. И победы. И поражения. И женщины, конечно. Об этом достаточно написано в интернете. Одна фильмография чего стоит! А сколько наград! Поздравлений официальных лиц и президентов! Перечислять статьи не хватит!

— Недавно одна журналисточка спрашивает меня, сколько мне лет, — шутит Химичев, — я ей честно назвал цифру. «Я бы вам не дала» — отвечает.

Он смеется:

— Вот вы запомните то, что сказали, и не вздумайте повторить это перед камерой!

Борис Петрович оставался озорными во время съемок клипа «Последнее танго». Профессионал, он требовал от меня полной отдачи и более откровенной близости в кадре. Иногда просто шипел: «Савицкая! Подойди ближе!» Но в отличие от него я не являюсь актрисой. И до такой степени в роль войти не могла. Так и сняли клип на «пионерском расстоянии».

Мы уже на Байкале знали, что у него рак. Он звонил, хотел новых съемок и новых проектов. Уже плохо слышал. Ноги отнялись совсем. Ему говорили, что это инсульт. А в голове большая злокачественная опухоль не давала покоя.

Последние три дня к нему «приходила» Галичка. И он звал ее, и говорил с нею.

14-го сентября я позвонила с утра, ближе к обеду. Обычно он просыпается рано. А тут спал. Ответила его сиделка Маша. Сказала, что он совсем плох. И не всегда узнает посетителей. Я уехала на день рождения к отцу. А Борис Петрович ушел от нас в час тридцать. Вечером пришла СМС от Норда – когда мол, похороны Химичева? Я тут же набрала номер в Жаворонках.

Сиделка рассказала подробности, что до последнего дня он с любовью показывал ей на мобильном телефоне наш клип «Последнее танго». Запись набирается в любом поисковике интернета со слов «Последнее танго Савицкая».

Все мы скорбим об этой утрате. Борис Петрович Химичев был для нас не только Народным артистом России, но и хорошим добрым другом.

Светлана Савицкая

Фото автора