1

Семён Раич воспринимал окружающий мир многослойно: через наш просвечивает другой, и именно он и определяет жизнь нашего, нюансы его существования, его наполненность, или провалы в пустоту:

Природа по себе мертва.

Вне сферы высшего влиянья

Безжизненны её созданья:

Она — зерцало божества,

Скрижаль для букв Его завета;

Ни самобытного в ней света,

Ни самобытной жизни нет.

Мускулы мысли напрягались отчётливо: и мысль эта, касаясь эзотерических тайн, передавалась языком ясным и строгим, языком классицизма, отчасти ветшающим, но, в сущности, не стареющим никогда.

Окончив духовную семинарию, Раич не стал принимать сан, но зарабатывал на жизнь преподавательской деятельностью, в частности, служил домашним учителем у Ф. Тютчева…

Он был членом ранней полулегальной организации декабристов «Союз благоденствия», что говорит о высоте его устремлений, и постоянных мыслях о будущем России; однако, после роспуска её, от деятельности подобного рода отошёл, сконцентрировавшись на педагогической и литературной работе.

Стих его звучал вольно и широко, варьируя традиционные темы, но – наполнение было сугубо индивидуальным: Раич, очевидно, сумел расшифровать свою душу, квинтэссенцией которой поэзия и является:

Не дивитеся друзья,

Что не раз

Между вас

На пиру весёлом я

Призадумывался.

—

Вы во всей ещё весне,

Я почти

На пути

К тёмной Орковой стране

С ношей старческою.

Мудрость Раича – несколько тяжёлая: ноша изрядна, и пир весёлый упомянут скорее для контраста – бездне мысли, чем реально был столь уж привлекательным для поэта.

Некоторые стихотворения Раича были положены на музыку, что говорило о соответствующем заряде, вложенном в их структуры; стихотворение «Друзьям» стало популярной студенческой песней, исполнявшейся под гитару вплоть до тридцатых годов двадцатого века.

Обращаясь к стихотворению «Жалобы Сальватора Розы» приходится вспомнить не столько изощрённого мастера формы – итальянского поэта – сколько Ломоносова: с его мощью, космическим прорывом, высотой парения; и тут же контрастно мерцает «Жаворонок» — нежный, трепещущий…

Разнообразный поэт, богатая жизнь…

С. Раич ярко и достойно свершил свой путь, и, пусть не поднявшись до высот первостатейных в поэзии, занимает в ней вполне весомое место…

2

Славянофильство подразумевало тяжелостопность – хотя сложно объяснить почему…

С. Шевырёв, игравший немалую некогда роль в литературном пейзаже, производил стихи, густо гудевшие звуком:

О люди русские, благословим сей день

И воздадим хвалу мы богу всеблагому

За то, что с родины слетает рабства тень,

Не будет человек принадлежать другому.

Именно таковые, думается, и должны были действовать, заставляя думать, и призывая к высоте…

Ибо лёгкость часто обманчива, ибо, спрятавшись за ней, сочинитель тщится избежать глобальных проблем.

Вероятно, так и мыслил С. Шевырёв, с детства владевший церковно-славянским, зачитывавший Сумароковым и Херасковым.

Нужна алмазная твёрдость классицизма: или – всё прахом…

Даже в шуточных стихах должна выдерживаться высокая форма, отказ от которой чреват, как бездна.

Шевырёв был последователен в своих убеждениях, никогда не давая заднего хода, чтобы ни происходило вокруг…

Чу! внимайте… полночь бьёт!

В этом бое умирает

Отходящий в вечность год

И последний миг сливает

С первым мигом бытия

Народившегося года:

Так, всё цепью выводя,

Вяжет дивная природа.

Цельность, как свидетельство внутренней силы: гармония, идущая изнутри, требовала именно такового воплощения.

Что ж…

С. Шевырёв остался – со своими крепкими, плотно насыщенными содержанием стихами, со своими убеждениями, которые могут казаться наивными…

Время избирательно.

Но последнее слово за ним…

3

Стилизованный перевод шведской народной баллады превратился в стихотворение «Чудная бандура», чтобы стать песней – «По Дону гуляет казак молодой…».

Песней щедрой и привольной, высотой своей преодолевающей время, летящей и звучащей и поныне…

Хотя вклад Дмитрия Ознобишина в отечественную словесность носит скорее исторический, чем живой характер.

Исторический и эпические произведения поэта слишком громоздки, перенасыщены восемнадцатым веком, пронизаны порою восточными мотивы…

Последнее не мудрено: Ознобишин был полиглотом, и Восток влёк его – среди прочих культур представляясь оазисом изощрённой мысли, тонкой образности и своеобразной экзотики.

Ознобишин переводил фрагменты поэм Низами, составил первый персидско-русский словарь.

Тем не менее, его «Аттила», или «Фивский царь» сегодня вряд ли будут читаться кем-то, кроме филологов.

Но вот в стихах иных встречаются лирические волны, плещущие легко и свободно, передающие не стареющие эмоции:

Если грудь твоя взволнуется
В шуме светской суеты,
И душа разочаруется,
И вздохнешь невольно ты;

Если очи, очи ясные
Вдруг наполнятся слезой,
Если, слыша клятвы страстные,
Ты поникнешь головой,

И безмолвное внимание
Будет юноше в ответ,
За восторг, за упование
Если презришь ты обет…

Путь его хочется назвать скорее метафизическим, чем пролегающим через дебри жизни, труды Ознобишина были разнообразны и насыщены, но и песня, звучащая до сих пор, достойный памятник стихотворцу, стремившемуся поднять саму поэзию на новую высоту, относившемуся к ней, как к делу священному, таковому, на которое благосклонно взирают небесные синклиты…

4

Ученик Семёна Раича, Андрей Муравьёв в юности переводил «Энеиду» и «Телемака»…

Он познал и военную службу, и службу в Синоде; он весь, казалось, состоял из устремлений к высотам: духовного и творческого планов: смыкающихся, в общем.

Он инициировал работы по восстановлению русского монастыря Новый Сион и Мирах; его трудами келия Афонского Ватопедского монастыря была преобразована самоуправляющийся скит с русскими насельниками.

Труды духа, казалось, непрестанно свершались в недрах души А. Муравьёва, и то, что писать он начинает именно по духовным вопросам, было вполне логично.

«Путешествия по святым местам земли Русской», «Письма о богослужение Восточной кафолической церкви»…

Список трудов велик; они насыщены плазмой мысли, и лепестками всех фраз стремятся к свету: не общеизвестному, который есть длина волны, но к потаённому, чью работу так сложно осознать…

В Крыму Муравьёв знакомится с Грибоедовым, и именно под его влиянием пишет поэму «Потоп», и драматические произведения из русской истории…

В его наследие кипел классицизм: бушевали оды; потом раскрывались хитрыми лицами цветы басен, обращённые к солнышку человеческого внимания; лирические произведения вспыхивали трепетанием тонкости ощущений…

Стихи А. Муравьёва представляют сейчас скорее филологически-исторический интерес; но вся жизнь её – целостность её высокого стремления — является редким примером напряжённой жизни человеческого духа…

5

Даже вообразить библиотеку Авраама Норова – значит испытать трепет духа, и то, ни с чем несравнимое волнение, когда экземпляр книги не только… книга: но и свидетельство истории: во всей насыщенности её связей, движений, аллюзий…

Первое иллюстрированное издание «Божественной комедии», подборки первых прижизненных изданий Бруно и Кампанеллы, инкунабулы, раскрывающие свои роскошные, потаённые недра знающему!

А Авраам Норов был отменным многознатцем – только перечень изученных им (при чём досконально!) языков поражает.

Государственный деятель, путешественник, учёный, писатель, Норов был вхож во многие литературные салоны своей современности; известно, что библиотекой его пользовался Пушкин, во время труда над пугачёвской эпопеей…

Он много писал в стихах и прозе, переводил, откликнулся на смерть Пушкина стихотворением:

Погас луч неба, светлый гений,

Великий бард полночных стран,

Чья слава в сонме поколений

Взрастет со славой россиян.

Разумеется, стихи А. Норова были среднестатистическим, довольно грамотным вариантом тогдашней словесности; великим произведением (в том числе зафиксированным отчасти литературно) была его жизнь, чья духовная составляющая, казалось, куда более значительной плотской, реальной…

И пример этой интенсивной внутренней насыщенности может влечь и сейчас – в мире пустых соблазнов и лютующих компьютерных технологий.

Александр Балтин