Серёжа — счастливый человек: у него две макушки, настоящие, круглые, одна возле другой. Серёжа очень гордится этим и нарочно стрижется коротко, чтобы все могли их видеть.

Он и в самом деле счастливый: не каждому в четыре года выпадает счастье жить в собственном городе. А Серёже — выпало! Правда, живут они, как и многие другие строители, пока на другом берегу озера, в деревенском домишке, потому что их «настоящий» дом пока не готов. Но зато ездят на работу они на голубом автобусе: Серёжин сад, мамино КБ и папин комбинат находятся в городе. Вечером они втроём возвращаются на том же автобусе домой. Но так бывает не всегда. Время от времени дорогу рассекают красные полотнища, на которых белыми буквами выведены тревожные слова: «До сдачи объекта… остаётся… дней». С каждым разом число дней всё уменьшается и уменьшается, а папино лицо становится всё озабоченней и суровей. Замолкает мама, и тогда Серёже приходится соглашаться на «круглосуточные». Он очень скучает, но не просится домой и не устраивает «концертов», как некоторые. Мальчик понимает, что город надо построить, как можно скорее, и комбинат тоже надо пускать, как можно скорее. Его продукцию ждёт, не дождётся вся наша страна, и личным интересам места нет.

Сегодня дорога кажется Серёже особенно весёлой, потому что завтра — воскресенье, и они будут целый день вместе: он, мама и папа! И ещё потому… но это пока тайна! Мальчик сидит на переднем сиденье возле кабины и внимательно следит за всеми действиями водителя. Помигал правый глазок — поворот! — и несутся навстречу тоненькие берёзки Молодёжного бульвара. Здесь есть и Серёжин труд: деревца в начале бульвара посадила их средняя группа.

Баранка делает пол-оборота влево и замирает под сильными руками водителя. Начался район новостройки. «Весёлый город» его зовут. Днём и ночью здесь трудятся подъёмные краны, ревут, разгружаясь, тяжёлые самосвалы, без устали «танцуют», выравнивая площадки, мощные бульдозеры. Где-то тут, этаж за этажом, поднимается и его, Серёжин, дом.

— А скоро он вырастет? — спрашивает мальчик.

— Вместе с тобой, — отшучивается папа.

Автобус нырнул в зелёное море Васильковой рощи. Начался спуск.

— Назад сцепление! Убрать газ! — шёпотом командует Серёжка, и машина послушно скользит по шоссе к озеру.

— Катя, — обращается папа к Серёжиной маме, — что решили с Васильковой горой?

— Под цеха отдаём, — вздыхает мама. — Негде больше, Валя. Микроклимат готовый: ни шума, ни пыли…

— Всё-таки — под цеха…

— В роще по генеральному плану должен быть детский городок! — произносит чей-то голос.

Мама ответить не успевает.

— Что?.. Что?.. — летит с разных сторон. — А детей куда?

— Товарищи, не волнуйтесь, — Серёжина мама повысила голос, чтобы её услышали. — Ребятишкам построим комплекс на озере. Со временем…

Автобус точно взорвался! Все разом заговорили, перебивая друг друга, сердито наступая на Серёжину маму.

— Там же голо! Ни кустика, ни деревца!

— Озеленим…

— Озеленим? Когда?.. Рабочих рук не хватает!

— Мы посадим прутики! — звонко крикнул Серёжа.

Вокруг засмеялись.

— Правильно, малец, защищай мать!

— Мы уже посадили… три берёзки! — не сдавался мальчик, подняв для убедительности три растопыренных пальца.

— Помолчи, — строго сказала мама. — Не твоё дело.

А пассажиры вспоминали всё новые и новые недоделанные дела. Спорили уже между собой, горячась и доказывая друг другу и самим себе. Говорили о затянувшихся сроках сдачи главного объекта, о том, что медленно растёт жилой городок, что всё ещё мало зелени на улицах, что до сих пор не начато строительство стадиона…

— А сколько времени обещают дать в посёлок электричество?

— Действительно! Ни почитать, ни телевизор посмотреть! При свечах сидим, словно в каменном веке!

— На улицу вечером не выйти: глаз коли — темнота кромешная!..

Серёжка заерзал: он знал такое, такое!..

— Папа, а у меня тайна есть! — зашептал он в ухо отцу.

— Ой, Серёга, не щекочи! Говори вслух!

Мальчик потупился: про тайну громко говорить не полагалось.

— Тайна, — одними губами повторил он.

— Ах, вон что! — снова громко сказал папа. — Раз — тайна, то и помалкивай.

Мальчик покраснел, отвернулся и невольно вздрогнул: на него в упор смотрел человек. Серёжа узнал бы его из тысячи: густые лохматые брови нависли над глазами, толстый нос и усы — веником. Человек подмигнул Серёже и сказал негромко:

— Завтра. Не забыл?

Автобус затормозил, человек вышел. Он проводил глазами автобус и кивнул мальчику на прощание. «Завтра!» — сердце у Серёжки заколотилось. Конечно, он не забыл! Всю эту неделю, каждый день он ждал этого «завтра»! И сейчас, когда в автобусе заговорили про электричество, чуть-чуть не выдал их общую тайну!..

***

Каждое утро весёлые человечки торопятся разбудить Серёжку. Они колотят по серебряной наковальне серебряными молоточками, и от высоких и звонких звуков становится тесно в маленьком домике. Трели поднимаются вверх, под самую крышу, выплескиваются наружу, и тогда начинает дрожать воздух в комнате, и мальчик просыпается.

Ещё немного Серёжа притворяется спящим, человечки волнуются, опасаясь, что он проспит, и стараются вовсю. Блестящая крыша домика ходит ходуном, и мальчишке кажется, что ещё немного, и она слетит вместе со звуками…

Но вот просыпается мама. К домику протягивается нетерпеливая рука, — и весёлый хоровод звуков обрывается, испуганные человечки прячутся, а домик превращается в обыкновенный пузатый будильник. Сегодня человечки вообще старались зря: сегодня у Серёжи выходной, и он никуда не спешит! Пятидневная рабочая неделя — для всех людей, и свои права мальчик знает!..

Он слышит, как по комнате кружат осторожные мамины шаги. Она собирается в школу: по субботам и воскресеньям мама помогает молодым рабочим, которые собираются поступать в институт, подготовиться к экзаменам. По математике и по английскому. Серёжке жалко маму, и он думает, что в учителя он уж точно не пойдёт!

Шаги вышли в кухню и пропали. Наверное, мама завтракала, потому что недовольно пофыркивал чайник, и сонно позвякивала ложка. Потом хлопнула входная дверь, негромким эхом откликнулась калитка во дворе, и стало тихо: мама ушла. Закрытые ставни не пускали в комнату утро, а сон не торопился покидать мальчика. Серёжа крепче обнимает подушку, и мягкая пушистая трясина обступает его охотно и легко. Постепенно в ней тонут его глаза, нос, губы, оставляя на поверхности одно розовое ухо…

***

— А мне слона подарили! — объявляет Серёжа, открывая глаза, и тут же зажмуривается.

Комната полна солнца! Оно врывается в окна, прокалывая огненными пиками белые занавески, отчего на них остаются тёмные пятнышки-горошки.

Солнце спрыгивает на пол, прокатывается по разноцветным ступенькам полосатого половичка, постланного от окна к порогу, взбирается по стене. И вот уже на шершавом поле невысокого потолка возятся и дурачатся солнечные зайцы.

Серёже кажется, что сегодня праздник!

— А мне слона подарили! — повторяет он радостно и смеётся.

— Большого? — машинально задаёт вопрос папа. Он давно встал и теперь сидит за столом, уткнувшись в газету.

— Такого настоящего-настоящего! С дом! — и поскольку папа никак не реагирует, великодушно предлагает. — Хочешь, покажу?

— Как же ты покажешь, если он тебе приснился? — пресекает папа буйную фантазию сына.

— Вот сегодня ляжем рядышком спать, и ты посмотришь, — говорит мальчик и обиженно замолкает.

— Хватит валяться, вставай! — командует папа. — Я есть хочу, ужас!

Серёжа слезает с высокой кровати, как с забора, перевернувшись на живот и осторожно нащупывая пол.

— А что будет на завтрак? — сидя на полу, интересуется он.

— Да вот, мама «ЦУ» оставила, — и папа вслух читает записку:

«Валя, приготовь Серёже яичницу с колбасой. Чай пейте с вишнёвым вареньем. Баночка — в подполье, на приступочке. Обязательно погуляй с Серёжей. Сегодня холодно, одень ему тёплое пальто и сапожки. Я приду поздно. Ваша мама».

— Понял?.. Яичницу с колбасой и чай с вареньем.

— Я не хочу вместе! Я лучше по очереди, — тянет мальчик.

Папа нерешительно смотрит на сына, видимо, ему тоже хочется «отдельно».

— А знаешь, — с искусственным воодушевлением говорит он, — мы вот что сделаем: каждому выделим «сухой паёк»! Как в походе!

— Как будто мы военные, да? — подхватывает Сережка. — Как будто мы на войне! — он тут же кидается в «свой угол» между окном и кроватью и срочно вооружается.  За стол мальчик садится в полной боевой готовности: ружье и сабля надеты прямо поверх пижамы. Колчан со стрелами заброшен за спину, в четырёх карманах — по пистолету, а гранаты Серёжка ставит перед собой.

Некоторое время за столом тишина. Едят воины, как и полагается, быстро и сосредоточенно. Старший снова погрузился в чтение.

— Ты чего там затих? — выглядывает он из-за газеты.

— Смотрю, — Серёжа проколупал в яйце маленькую дырку и пытается заглянуть в неё.

— Что ты там выглядываешь?

— Цыплёнка.

— Какого ещё цыплёнка?

— Маленького.

— Что за чушь! Ешь!

— А вдруг он там спрятался? И схватит меня за нос?!

— Сергей, давай без глупостей! — это был плохой знак: когда папа называет его полным именем, жди неприятностей.

Ждать Серёжа не стал, быстро управился с «сухим пайком» и, наводя мосты, поинтересовался:

— Ну, и что там пишут?

— Да вот, — не сразу откликается папа из-за газеты, — «Экономика стабилизируется…», «Наша нефть уплывает в Америку», «Гневное осуждение терроризма…», «Отстоим правду с помощью силы…». Понял что-нибудь?

— Понял, конечно. А Лёва Оберган стукнул меня по лбу. С помощью силы.

— Сдачи бы дал!

— А я не знал, сколько.

— Что «сколько»?

— Сдачи. Он же один раз всего дал!

— А ты не бойся, лишнее сдать. И куда твоя воспитательница смотрела, Галина Ивановна?

— Она не смотрела. Она тогда уволилась. Правда, теперь опять приволилась. «Потому что лучше нашего города нет на всем белом свете!», — так она сказала. Правда же, нет?

— Ерунда. Все новые города застраиваются по типовому плану. И наш — тоже.

— Всё равно, наш город самый красивый! Мы вчера посадили прутики.

— Не прутики, а молодые деревья.

— Деревья потом получатся, а сейчас прутики, — Серёжка надулся.

— Ох, Серый, и болтушка же ты! Как только у тебя язык не устает? «Сухой паёк» прикончил?

— Прикончил.

— Молодец. Ну, иди, займись чем-нибудь.

— А в лес?

— В лес пока рано. Сыро там. Поиграй!

Мальчик нехотя направляется в комнату, играть ему не хочется: игрушки он видит каждый день в детском саду. А сад у них хороший, хоть и находится он пока в обыкновенном доме, на первом этаже. Игрушек полным-полно, все новые, не поломанные, всем хватает. Но сегодня Серёже хочется поговорить с папой, и он возвращается в кухню.

Папа занят: он переставляет маленькие фигурки на клетчатой доске. Серёжа знает: это — «шахматы». Смешное и непонятное слово. Мальчик некоторое время наблюдает, а затем спрашивает:

— А как ты играешь?

— Как?.. Вот задачку решаю. Видишь: чёрные должны поставить «мат» белому королю. В пять ходов.

— Что поставить? — переспрашивает Серёжа: ему послышалось «плохое слово».

— Белого короля в плен взять, — поясняет папа. — А белые воины должны защищать своего короля. Смотри.

Мальчик смотрит. Чёрные маленькие воины атакуют напористо, смело, но все его симпатии на стороне белых. Постепенно тают их ряды: один за другим падают белые воины, и тогда выходит защищать короля белая королева! Она очень нравится Серёже. Точеная фигурка в остроконечной чёрной шапочке. Она бесстрашно кидается на врагов, и чёрные подались назад, но их слишком много. Они окружили светлую королеву, и она упала, сражённая, на папины руки.

А король вел себя безобразно! Перебегал с места на место, всё время прятался за спины своих воинов, вместо того, чтобы возглавить сражение.

— Мат! — папа торжествующе засмеялся, а Серёжка вдруг уткнулся ему в плечо и разревелся.

— Ты чего? — удивляется папа.

— Королеву жалко… — не отрываясь от спасительного плеча, проревел мальчик. — Не буду больше королем! Противный, трус!

— Каким королем?

— Никаким!.. Когда в «прятки» играем, то считаемся: «Царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной, кто ты такой?» Я всегда выбирал «короля». Теперь не хочу!.. Буду «сапожником»!

— Правильно, — одобрительно смеётся папа. — Сапожники — добрые ребята.

— А в лес пойдём? — затихая, спрашивает мальчик.

— Обязательно. Наберём маме огоньков. Знаешь, какие они осенью яркие! Так и пылают!

— У них провода есть?

— Нет, они сами, без всяких проводов, горят.

На улице гулко хлопнула калитка. Через минуту в дверь постучали:

— Можно?.. — и на пороге возник высокий черноволосый человек. — Общий привет! Собакин по вашему вызову прибыл! — он шутливо щёлкнул грубыми ботинками и вскинул руку к козырьку фуражки.

— Слушай, это свинство! — накинулся на вошедшего папа. — Уже двенадцать часов! Ты когда обещал прийти?

— Извини, пожалуйста. Жена задержала: не могла нужные материалы найти. Я уж и так бегом бежал. Видишь, как дышу, — Собакин высунул язык и показал, как запыхался.

— Всё принёс?

— Ясно! Как в лучших домах.

— Ну, давай считать.

— Конструкцию прежде всего надо посмотреть. Сдаётся мне, основной блок перегревается.

Собакин и папа непонятно разговаривали и ещё более непонятно вели себя. Они разложили прямо на полу листы чертежей, придавили уголки Серёжкиными гранатами и ползали по чертежам на четвереньках.

— А если его в ванну поместить? — трёт переносицу Собакин.

— Не годится. Дорогое удовольствие, — качает головой папа.

— Давай всё-таки прикинем!.. — и две головы склоняются над калькулятором.

— Папа, а лес? — втискивается между мужчинами мальчик.

— Серый, не видишь, я занят?!

— Но ты обещал! — Серёжины губы подозрительно оттопыриваются.

— Концерт отменяется, — предупреждает папа. — А то вообще никуда не пойдёшь.

— Мы скоро освободимся, — спешит на помощь Собакин и хитро подмигивает Серёжке. — Поиграй пока один.

— Я лучше подожду.

— Тогда не мешай, — успокаивается папа.

— Я буду шёпотом играть, — обещает мальчик. Он устраивается недалеко от взрослых занятых людей и начинает играть «шёпотом». Кубики-блоки Серёжа укладывает на самосвал и отвозит их к «реке» — синей полоске на тканом половичке. Там он сбрасывает груз и отправляется за новым.

***

…Солнце подкатилось к низкому осеннему горизонту и заглядывало красным глазом в подслеповатые окна, словно вызывая мальчика на улицу.

— Папа!..

Серёжка уже несколько раз подходил к отцу, но основной блок везде перегревался, и они с Собакиным уж и не знали, куда его пристроить. Мужчины больше не ползали по чертежам, а сидели на полу и дымили. Кудрявый голубой дым плыл по комнате, словно облака в небе.

— Папа, — снова позвал мальчик, — а вы его в речку! Там воды много, ему прохладно будет.

Отец рассеянно посмотрел на сына:

— Кому прохладно будет?

— Блоку вашему.

— Блок — в речку?.. Ха-ха-ха! — зашёлся от смеха Собакин. — Ай да Сергей! Ай да Валентиныч!.. Вот решение проблемы! Вода! Габариты нас не поджимают.

Теперь смеялись все. Серёжа радовался, что помог взрослым пристроить основной блок, а они, что решение оказалось таким гениально простым.

— Дёшево и сердито!.. Посчитаем! — и снова две головы склонились над исчёрканными листами.

Мальчик ещё потоптался возле них и понял, что его мечта побыть с папой в воскресенье не сбудется.

— Ты погуляй один, сын! — попросил папа. — Понимаешь, вроде что-то наклюнулось. Надо проверить. А?.. Погуляешь?

— Ладно, — Серёжа опустил голову, стараясь изо всех сил сдержать предательские слёзы, которые уже щипали глаза.

— Только в лужи не лезь, — обрадовался папа. Он провел ладонью по жёсткой щётке волос сына, отдёрнул руку, словно укололся. Но знакомая шутка на этот раз не рассмешила мальчика. — Оденься потеплее. Рукавички, знаешь, где лежат?

— Знаю. Мама показывала.

Серёжа одевается медленно, быстро он ещё не научился. Он натянул тёплые брючки, но застроченные «стрелки» почему-то оказались сзади. Чёрный свитер одевался легко. Мальчик втискивается в него головой и на секунду замирает. Он воображает, что это — пещера, подземелье, откуда только три выхода: главный — шире и короче, — для головы, и два длинных, узких тесных коридора — для рук. Главное, их не перепутать. Серёжка дожидается, пока глаза начинают различать тонкие лучики, которые пробиваются сквозь мелкие щёлки «породы», и осторожно двигается вперёд. Вот и конец пути. Яркий свет он ощущает обеими макушками, и торопится освободить глаза, нос и подбородок. Руки тоже благополучно одолели свои проходы.

Шапка надевается совсем просто: ухо — на ухо, и узелок — под подбородком.

Пуговицы на пальто поддаются с трудом. Они упираются, увертываются, и мальчик никак не может накинуть на них петли.

Наконец, он справляется с двумя и решает, что этого вполне достаточно…

***

Серёжа идёт по «своей» улице, по длинному, потемневшему от времени, выщербленному тротуару, из-под которого выбивается буйная трава. Сейчас осень, и трава начала желтеть и жухнуть.

«Топ-топ», — стучат Серёжкины сапожки. «Топ-топ», –  гулко отзываются старые доски. Он знает их все наперечёт, знает, на каких можно покачаться, а где проржавевшие гвозди вскоре выскочат из своих насиженных гнёзд и освободят новые прекрасные качели.

Мальчик идёт и зорко присматривается. Вот здесь, возле древнего почерневшего пня, любит спать Кузя, поросёнок Марии Петровны, хозяйки дома, где они сейчас живут. Обычно Серёжка приносит ему корочку хлеба и чешет прутиком за ухом. Кузя благодарно стонет и закрывает от удовольствия глаза. Но сегодня поросенка нет. Наверное, не дождался или замерз, и его загнали в тёплую стайку.

Серёжа топает вдоль забора дровяного склада. Тут летом густо растут ромашки. Сейчас они почти исчезли, а у тех, которые уцелели, вид жалкий: белоснежные и гладкие ещё недавно лепестки почернели, скособочились, зелёные резные листья высохли. Пропали незабудки и розовая кашка. Остались у забора одни жёлтые мелкие цветочки. Их почему-то называют «куриная слепота» и все презирают, а Серёже они нравятся! Игрушечные словно лакированные ярко–жёлтые чашечки — целый сервиз! — крепко сидят на стеблях и не собираются увядать. Мальчик спрыгивает с тротуара и срывает несколько штук — вот и букет маме! А огоньки так и остались в лесу, что ж, им сегодня повезло!..

Серёжа доходит до конца тротуара, дальше — длинная лестница с площадками. Она полого спускается вниз, не спеша, к широкому шоссе. Мальчик любит стоять здесь: сверху хорошо видны дорога, которая лентой обвивает озеро, и столбы-фонари, установленные вдоль неё. Отсюда в окружении этих крючков-фонарей озеро напоминает Серёже мамину брошь из горного хрусталя — драгоценный камень в фигурной оправе. За озером, на той стороне, высятся многоэтажки — белые, розовые, голубые. И хоть папа и говорит, что их город «типовой», Серёжа уверен, что он самый прекрасный, потому что там всё молодое: и сады, и люди, и дома. И Серёжка ждёт, не дождётся, когда он с родителями переберётся туда. А пока они живут на этой стороне, у Марии Петровны в её старом деревянном доме. Окна в нём такие маленькие и низкие, что Серёжа свободно может в них заглянуть, если встанет на цыпочки.

Сейчас здесь многие живут, но скоро, очень скоро бело-розовый город вырастет, и все уедут туда. А на месте посёлка, будут строить металлургический завод, самый большой в этом крае. Так сказал Серёже папа. Работы хватит всем. Да и теперь никто без дела не сидит. Вот и Серёжа будет выполнять очень важное задание, которое ему дал Иван Степанович, тот самый человек, который вчера в автобусе ему подмигнул.

…С Иваном Степановичем Серёжа познакомился неделю назад. Была суббота, мама готовила ужин, а папа со своим другом Собакиным слушали по радио футбол на первенство мира, поэтому Серёжу выпустили гулять одного. Его внимание привлекла странная машина. Похожа на грузовую, только вместо кузова — платформа с вертикальными рельсами возле кабины. И по ним взад-вперёд ездит «люлька» — площадка с перилами, а на ней — люди: один старый, с лохматыми бровями и усами «веником», другой молодой, без усов, а кепка задом–наперёд одета. Машина стояла у столба, и люди на площадке о чём-то переговаривались, поглядывая на фонарь.

Серёжа подошёл ближе. Дядька с усами его заметил и спросил:

— Интересуешься?..

Серёжа кивнул.

— Тебя как звать, малец?

— Сергей, — споткнувшись на букве «Р», ответил он.

— А — по батюшке?

— По папе? — уточнил мальчик. — Валентинович.

— Ага! Сергей Валентинович. Уважительное имя. А меня — Иван Степанович. А это — мой помощник Василий.

— Очень приятно, — Серёжа слышал, что именно так говорила мама, когда знакомилась с кем-нибудь. — А что вы делаете? — осмелев, спросил он.

— Дрова рубим! — захохотал Василий. Он был быстрый, шумный, с ослепительной улыбкой.

Серёжка улыбнулся, шутки он и сам любил.

— Иди к нам, — позвал Иван Степанович. — Васька, подсади Валентиныча.

Серёжа не успел опомниться, как очутился в люльке.

— Покатаемся? — спросил Василий и крикнул шоферу. — Поехали!

Площадка поползла вверх. Серёже было жутковато, но мальчик изо всех сил старался не показать, что боится.

— Держись за перила. Ничего такого, не стесняйся, — подбодрил Иван Степанович. — Будя! — крикнул он шофёру.

Люлька остановилась, и Серёжа увидел прямо перед собой фонарь. Вблизи он казался громадным пауком, висящим на крючке. Один глаз его матово отливал перламутром, а вторая глазница была пуста.

— Вот сейчас вставим ему второй глаз… — Василий зацепился крючком-«кошкой» за столб и подобрался к самому «пауку». — Валентиныч, подай отвертку!

Мальчик не ожидал, что Василий обратится к нему, и засуетился.

— В ящике, видишь?..

Серёжа протянул Василию длинную на толстой наборной ручке отвёртку, и тот, перегнувшись, ловко подхватил её.

— А теперь — пассатижи.

— Да вон, на крокодила похожи, — подсказал Иван Степанович, видя, что мальчик не знает, какой из инструментов выбрать.

Иван Степанович держал огромный перламутровый колпак, а его помощник споро закручивал гайки.

— Ну вот, и вся любовь! — весело сверкнул зубами Василий. — С двумя-то глазами лучше. Правильно говорю, Валентиныч?

— Правильно, — засмеялся Серёжка.

— Майна! — крикнул Иван Степанович шофёру, и площадка поехала вниз. — Понравилось? — спросил он мальчика. — Скоро и здесь будет светло. Не сегодня–завтра закончим, и подключим.

— А кто будет включать? — робко задал вопрос Серёжа.

— Да хоть бы ты! Хочешь? — лукаво сощурился Василий.

— Хочу, — ответил Серёжка, и сердце его застучало часто-часто. — А как?

— Запросто. Увидишь, как Иван Степанович зажжёт фонари в городе, так и давай команду.

— А что говорить?

— Ну, придумай сам. Чем короче, тем лучше.

Они вставили ещё несколько «глаз» фонарям, и, прощаясь, Иван Степанович крепко сжал плечо Серёже:

— Спасибо, Валентиныч, за помощь.

А Василий напомнил:

— Значит, договорились?.. Степаныч — там, за озером, а ты — здесь.

— Договорились, — серьёзно ответил Серёжа и тоже крепко тряхнул протянутую руку.

— Завтра вечером, как стемнеет, — пробное включение! — услышал мальчик. — Не забудь!..

Машина умчалась, а Серёжка потопал домой.

За обедом он рассказал маме про Ивана Степановича, главного оператора, и про его помощника Василия, и про то, что они доверили ему зажигать фонари здесь, в поселке.

— Не детское это дело! — строго сказала мама. — И не смей больше лазать, куда попало! А если бы ты упал?!

— Там же люлька! И я держался за перила!

— Всё равно не смей! Ещё током дёрнет!

— Линия обесточена, — снисходительно пояснил Серёжка.

— Всё, тема закрыта, — хлопнула по столу мама.

***

На следующий день Серёжа едва дождался вечера. Смеркалось, Мария Петровна уже подоила свою Бурёнку, накормила кур и поросёнка. Пора!.. Мальчик добежал до конца тротуара, остановился на верхней площадке лестницы и стал пристально смотреть на город, боясь пропустить важный момент. Он очень волновался, что не успеет произнести волшебные слова команды, и всё время повторял их про себя.

И всё равно бело–розовый город вспыхнул неожиданно. Серёжа, торопясь и запинаясь, проговорил скороговоркой: «Лаз, два, тлись! Фональ, зажгись!» — и замер в ожидании. Но тёмная цепочка фонарей на их улице и не думала зажигаться.

Серёжа был в отчаянии: букву «Р» он не выговаривал, вместо неё получалась «Л», и фонари-пауки, наверное, просто не поняли его команду!

Слёзы уже царапали глаза и щипали нос, как вдруг мальчик увидел, как огонёк побежал от столба к столбу, образуя праздничную гирлянду вдоль дороги, вокруг озера, всё ближе, ближе… Вот цепочка огней поравнялась с ним и, не останавливаясь, помчалась по улице в конец посёлка! Ура! Получилось! Получилось! Теперь он не просто мальчик не полных четырех лет, а мальчик, зажигающий фонари!

Первым делом, Серёжа поделился своей радостью с папой, но тот сказал, что пусть он не выдумывает глупости. Освещение на улицах включается автоматически, и за этим следит дежурный оператор на электростанции.

…Знакомая сказка «на ночь» почему-то показалась Серёжке ужасно грустной, и он неожиданно для себя расплакался.

Мама переполошилась:

— Что ты, маленький?.. Кто-то обидел?.. Головка болит?..

— Колобка жалко!..

— Чего его жалеть, этого хвастунишку! — успокоилась мама.

— Жалко! — упрямился мальчик. — Он же поверил лисе, а она обманула! Съела!

— Но ведь это сказка. А сказка — ложь, да в ней… что?.. намёк! Добрым молодцам урок.

— Всё равно нельзя! Нельзя!

— Успокойся, маленький. Ты устал. Спи, утром всё пройдёт, — мама поцеловала сына, укрыла тёплым одеялом, подтолкнула со всех сторон, чтобы ни одной щёлочки не осталось. — Я посижу возле тебя. Спи!..

***

Прошла ровно неделя с пробного испытания. И вчера в автобусе Иван Степанович подал ему тайный знак: начиная с сегодняшнего вечера, в их посёлке будет всегда светло! И это зависит теперь от него, от Сергея Валентиновича! Вот почему Серёжа хотел, чтобы папа был рядом, чтобы убедился: он говорит правду!..

Сегодня было морозно. Серебристая изморозь покрыла тонкой пеленой доски тротуара, крыши домов. Низкое солнце не грело. Холодный пронзительный ветер тянул с озера, отчего его гладкая поверхность морщилась и шершавилась.

Серёжка стоял на открытой площадке, на самом его пути, и ветер не преминул накинуться на мальчика. Он залезал за пазуху, пробирался в рукава, в сапожки. Шапочка была вязаная, дырчатая, тут для разбойника вообще не было преграды. У Серёжи вскоре замёрзли уши, нос посинел, а губы одеревенели. Руки он спрятал в карманы, но и там тоже хозяйничал непрошеный гость…

Мальчик не знал, сколько времени. Уйти домой, чтобы одеться теплее, он боялся. Ещё минутку, ещё немножко, и цепочка огней побежит из бело-розового города сюда… Серёжка сел на корточки, привалился спиной к забору. Поднял воротничок пальто, засунул рукав в рукав. Стало теплее. Теперь ветер налетал только сбоку и отскакивал: мальчик не очень-то подпускал его к себе.

Сумерки стремительно надвигались на посёлок, окутывая его плотной завесой. Блестело только озеро. «Сейчас!.. Сейчас…»

— Серёжа!.. Сергей!.. — услышал он голос отца.

— Се-рё-га!.. — сложив руки рупором, кричал Собакин.

Мальчик попытался встать, но его ноги плохо слушались. Они стали тяжёлые, чужие. Серёжа сделал шаг и чуть не закричал от боли: тысячи иголочек впились в них.

— Папа! — как можно громче позвал он. Однако крик получился жалобный, еле слышный.

Собакин первым заметил маленькую фигурку на белой простыне тротуара. Он подхватил мальчика на руки и быстрым шагом пошёл к дому.

— Ты что же, брат!.. Так и замёрзнуть можно. Зачем сидел под забором?

Серёжа шевелил губами, но слова почему-то прилипали к языку и не хотели выходить на холод.

Подбежал Серёжин папа, прижал к себе, внёс в дом. Здесь тепло, весело трещит печка, на стене пляшут причудливые существа. Из кухни доносится знакомый и вкусный запах оладушек. Отец спускает сына на пол, тот всё ещё дрожит и молчит.

Собакин скрывается в кухне и через минуту появляется с кружкой тёплого молока.
— Пей, братец, пей! Надо согреться.

Серёжка послушно пьёт.

— Раздень его, Валька, — говорит тихо Собакин. — Ванну надо горячую. Я приготовлю.

Серёжка сопротивляется отцовым рукам: «Не хочу!.. Отпусти!.. Мне надо на улицу!» Но силы не равны: одежда снята, и мальчик заливается слезами:

— Фонали, фонали, — твердит он. — Зажечь… Я должен зажечь!..

Мужчины переглядываются: бредит?..

— Давай-ка, Серый, ложись, — говорит Серёжин папа. — Ох, и попадёт нам от твоей матери!.. Ишь, бунтарь доморощенный…

— Постой, — вмешался Собакин. — Ну-ка, объясни толком, что за «фонали»?

— Фонали, понимаешь?.. На улице. Я зажигаю фонали! Чтобы светло было, всем людям!.. В голоде — Иван Степанович, а здесь я! Он мне получил! Я сказал папе, а он не велит!.. —  Серёжка зарыдал.

— Спокойно. Что надо сказать?.. — Собакин наклоняется к мальчику и сквозь всхлипывания едва разбирает «волшебные слова» команды. — Понял. Будь покоен, всё сделаю! — он кидается к дверям и исчезает.

Серёжка подбегает к окну и приникает к стеклу. Перед их домом стоит фонарный столб, и мальчик устремляет напряжённый взгляд вверх, где прячутся в темноте пока слепые «глаза» фонаря. «Лаз, два, тлись, фональ, зажгись!» — шепчет он и ждёт, ждёт. А вдруг Собакин спутает?.. Вдруг забудет слова?..

Серёжин папа стоит рядом и тоже смотрит на тёмные силуэты деревьев, тёмное небо за окном. И вдруг бело-розовый город за озером вспыхивает тысячами огней. Огоньки огибают озеро, поднимаются в гору и бегут цепочкой по дороге от столба к столбу. Вот ожил тёмный фонарь, их сосед, ярко загорелись его «глаза», и огоньки помчались дальше по поселку.

«Раз, два, трись, фонарь, зажгись!» — невольно повторяет за сыном отец, и его руки ложатся мальчику на плечи.

А по светлому коридору, через посёлок, бесконечной вереницей движутся машины, гружёные стройматериалами и тяжёлой техникой. Они направляются в Озерск, бело–розовый город, на большую и важную стройку страны.

Римма Кошурникова