— Сегодня в проходной объявление повесили, — сказал Толька Фирсов жене. — Тринадцатого – собрание. В шесть часов.

— Может, обойдётся? – жалобно предположила Катя. – Может, опять деньги будут собирать?

— Ага, — иронично хмыкнул Толька. —  Будут. Всем нам на венок. Похоже, отсобирались.

— Господи, и чего они к нашим огородам привязались? – затянула привычную уже волынку Катя. – Ну, кому мы мешаем? Кому?

— Была бы земля, — сказал Толька. – А кому на неё облизнуться — найдётся. Обязательно.

— Земля… — скривила губы Катя. – Если бы они тогда и на самом деле землю раздавали…

— А их не чешет, что привозная. Они там не огурцы с помидорами сажать собираются.  Им главное – участок.

— А может… — сказала Катя. Толька отрицательно качнул головой.

— Не, всё точно. Скрипуха сказал.

(Скрипуха, или Санька Скрипаков, был их соседом по огороду. Санькина сестра работала в заводском профкоме, поэтому сведениям можно было верить.)

— Может всё-таки обойдётся? – упорно не хотела верить Катя.

— Тьфу ты! – сплюнул Толька. – Чего обойдётся-то? Почему обойдётся? В этом году нашим огородам сколько? Правильно, семь лет. Участки давали, чего говорили? Что дают в аренду —  в аренду, не в вечное пользование! – на эти самые семь лет! Срок истёк. Всё. Сливайте воду, выносите вещи.

— Толь, ведь и дом снесут! (Нет, эта Катя она всем катям Катя! Нет, оставят! Обязательно! Персонально тебе! Твой единственный! У всех снесут, а твой оставят! Ну не дура, а?).

— Конечно, снесут! А как же? Когда участки давали, то чего говорили? Никаких капитальных построек!

— Но ведь все, считай, построились…

— Вот всех и снесут!

— Жалко!

-У пчёлки в попке.

— Сволочи, — сказал Катя. – Козлы.

— Это ты мне говоришь? – прищурился Толька.

— Ну и говорю! – закипятилась Катя. – Ну и чего? Сказать, что ли, нельзя? Подумаешь, нежный какой!

— А чего мне-то? – теперь уже завёлся и сам Толька. – Вот пойдём на собрание, там и выступай! А то нашла, понимаешь, громоотвод!

— И выступлю! – пообещала Катя. – Я так выступлю! Я всё скажу! Пусть хоть в  тюрьму сажают, но всё выскажу! Обязательно! Хоть раз в жизни!

— Ну-ну, — кивнул Толька. – Дерзай. Ты — женщина боевая. Может, чего и получится.  Может, даже и не посадят. Дадут условно. Лет сто.

— Дурак!

— Сама дура!

В общем, разругались вдрыск. Из-за чего? Ах, да, из-за огорода…

В пятницу, тринадцатого, после первой рабочей смены, конференц-зал заводоуправления был полон. Оно и понятно: не какое-нибудь торжественное заседание к очередной государственной дате, или, не как в недавнем прошлом, партийное собрание или хозактив. Сейчас вопрос решался совсем неказённый и совершенно  нешуточный: о прекращении деятельности заводского огородного кооператива. Собрались все: и из общества огородников и садоводов, и корреспонденты местных газет и телевидения, и даже из городской администрации.

Гости сразу прошли на сцену, в президиум, сразу дали понять, кто в этом доме хозяин и кого надо слушать и соответственно одобрять их «гениальные» предложения. Одобрять дружно и безоговорочно, потому что на заводе готовяться сокращения, и поэтому тот, кто будет обобрять не так активно и сикренне, как это требуется, может запросто сами понимаете… И даже не может, а обязательно. Первым, так сказать, скорбным списком.

— Ну, сегодня будет шорох, — наклонившись к Тольке, возбуждённо прошептал Скрипуха. – Вишь, даже городские власти пожаловали. Катюх, а ты чего такая красная-то?

— К битве приготовилась, — ответил за жену Толька. – Говорил ей: надень мои боксёрские перчатки.

— Умный больно! – рявкнула Катя (она в подобные серьёзные моменты совершенно забывала, что есть такое понятие – юмор). – Я им и без перчаток такой сейчас бокс устрою. Пусть только попробуют!

— Всё, — хихикнул Скрипуха. – Капец администрации. Уносите ноги. Катя пришла.

— Балабон, — шикнула она в ответ. – Только и умеете за бабские юбки прятаться.

— Это почему же… — начал было Скрипуха возмущенно, но в это время из-за стола президиума поднялся председатель профкома. Физиономия у председателя была одновременно и деловой, и недовольной, и высокомерной. Никто из заводчан толком и не мог понять, как этот совершенно неизвестный на заводе человек вдруг стал этим самым председателем. Хотя чего непонятного: пришли новые хозяева, и привели его с собой. Хотите такого деятеля – не хотите, тот вопрос даже не обсуждался. Это называется – новая кадровая политика.

— Давайте начнём! – зычным голосом произнёс он. — Предлагаю избрать в президиум представителей городской администрации, председателя городского Общества огородников и садоводов…

— А они, чего там, на сцене, уже уселись-то? – задиристо крикнул кто-то из задних рядов. – Они чего? Уже сами себя выбрали, что ли?

Профкомовский председатель нахмурил брови. Городские на подначку не отреагировали, сразу давая понять, что бойцы они – закалённые.

— …а также представителей от нашего заводского огородного кооператива, – продолжил председатель. – Предлагайте!

— Якименку! – опять выкрикнули из задних рядов.

— У нас здесь чего? – рявкнул председатель профкома. – Новгородское вече или нормальное собрание? Вы ещё здесь семечки лузгать начните! Если предлагаете – вставайте и нормально называйте! Не на базаре!

Из всё тех же задних рядов послышались смешки. Народ там подобрался на редкость несерьёзный. Чего и  говорить, трухи и гнилья на заводе хватало. Взять тот же погрузочно-разгрузочный: воруют, не стесняясь. А уговаривать – бесполезно. Единственный выход —  за ворота. Всё правильно. Выговоры и прочие увещевания остались в нашем славном застойном советском прошлом.

— Якименко! Прошу голосовать! Попрошу вас, Иван Данилович, на сцену! Ещё кого будете предлагать?

И вдруг – Толька сначала и не понял – встала Катя.

— Ребята! – сказала она, громко повернувшись к залу. – Меня выберите!

— А чего? – засмеялся зал, впрочем, совершенно не обидно. – Давай, Катьк! Фирсову предлагаем!

— Большинство, – сказал председатель. – Катерина…

— Михайловна! – подсказала Катя.

-…Михайловна! Прошу и вас! Ещё или хватит?

— Шаронову! Валентина, чего молчишь? Ребята, поднимайте руки!

— Так…Шаронова. Ну, хватит?

— Хватит! Давай начинать!

— Следующий пункт, — и главный профкомовец опять строго взглянул на собравшихся. – Нужно выбрать председателя собрания и секретаря.

— Тебя — в председатели! А Валентину – секретарём!

— Да, – ехидно хмыкнул профкомовец. – Как была толпа толпой, такой и… А, впрочем, вам решать… Согласны? Голосуем! Единогласно!

— Тогда начнём, — продолжил он. – Слово для отчёта представляется председателю огородного товарищества «Сосновка» Якименко Ивану Даниловичу. Иван Данилович, прошу!

— А теперь последний вопрос, – сказал он после отчёта, как-то непонятно то ли улыбаясь, то ли ухмыляясь. – Вопрос о истечении срока аренды земельного участка вашего садово -огородного товарищества. Я предвижу ваше, граждане, настроение, поэтому хочу сказать одно: давайте всё-таки решим этот вопрос спокойно, без ругани. Договорились?

Зал молчал. Зал нехорошо молчал. Очень нехорошо. И уже по одному этому молчанию можно было с уверенностью сказать, что ничем хорошим сегодняшнее собрание не закончится. Председатель тоже  понимал, что здесь,в зале, сидит не изнеженная интеллигентная публика вроде печально прославившихся на всю страну московских «Речников». Здесь публика подобралась серьёзная, Закона не боящаяся. Тюрьму повидавшая. Здесь цыканье и угрозы, как говорится, не прокатят.

— Ну что ж, — вздохнул предпрофкома обречённо. – Кому-то надо начинать. Похоже, придётся мне.

Он откашлялся, обвёл зал внимательным и даже цепким, словно выискивал потенциальных скрытых врагов, взглядом.

— Срок аренды закончился два месяца назад, — продолжил он. – То есть, уже два месяца как ваши земли…то есть, земли, арендованные семь лет назад вашим… нашим огородным товариществом у завода, вернулись по закону их прежнему хозяину. С вами уже проводилась беседа по поводу того, чтобы вы освободили ваши… то есть, выделенные вам по  плану аренды земельные участки. Администрация завода пошла вам навстречу и предоставила двухмесячный срок для выполнения своего законного требования. Ни один из вас с места не тронулся. В таком случае, ваши действия автоматически стали считаться как самозахват не принадлежащей вам территории. Вопросы есть?

Зал молчал. Председатель непроизвольно поёжился.

— Поэтому мне поручено объявить решение руководства завода: двадцатого, к восьми часам утра, на территорию садово-огородного товарищества прибудет соответствующая рабочая техника и приступит к расчистке территории. Повторяю: двадцатого, в восемь часов утра. Вопросы? Нет? Ну вот и…

— Погодь, председатель, — раздался спокойный голос и из середины зала поднялся Степан Кругляшов, оператор цементных печей, высокий грузный мужик с широким рваным шрамом на правой щеке – памятью службы в одной из бывших «горячих точек» бывшего Советского Союза.

– У меня вопрос. А для чего вам наша территория?

— Я не имею полномочий… — привычно начал было председатель профкома, но Кругляшов не дал ему договорить, криво усмехнулся и повернулся к сидящим сзади.

— Вообще, граждане, у нас наблюдается удивительная картина, — сказал он. – Вот выступает наш заводской председатель профкома. Он же, по идее, должен за нас быть! Не за начальников — за рабочих! Он же председатель нашего рабочего профессионального союза! Он деньги получает за то, чтобы защищать наши интересы —  а он чего защищает? А?

— Это демагогия, — быстро сказал председатель профкома. – Есть договор, в  котором чётко определены сроки и условия, права и обязанности, которые каждая задействованная в этом документе сторона обязуется – слышите, обязуется! – исполнять! Заводская администрация свои обязанности выполнила. Теперь очередь за вами. Кто вас просил городить хоромы на своих участках? Вам говорили, чтобы не городить? Предупреждали? А вы не послушали. Вот теперь и получите то, чего хотели получить. Есть, в конце концов, закон!

— А я чихала на такой закон! – вдруг звонко выкрикнула Катя. – Да, чихала! Это не мой закон! Потому что он меня не защищает!

— Извините, но это уже несерьёзный разговор, — фыркнул председатель. – Не я же их пишу, эти законы.

— А кстати, о законе, — сказал Кругляшов. Он так и стоял посередине зала. – Понятно, что все они сейчас пишутся под богатеев. Но всё-таки —  у нас речка рядом. Можно сказать, водоохранная зона…

— А в такой зоне строительство личных построек запрещено! – сгоряча ляпнул председатель.

— Неправда ваша, — качнул головой Кругляшов. – С первого января двутыщи седьмого года действует новый Водный кодекс. Так вот он не запрещает ведение строительства в водоохранной зоне.

— Во Кругляш! – восторженно ахнули где-то ближе к дверям. – Недаром что контуженный! Уже все законы успел прошерстить! Голова! Как же ему там, в Таджикистане, её не отрезали-то?

— Разрешите? – и из-за президиумного стола поднялся молодой, интеллигентно-студенческого вида человек с приятной улыбкой на лице.

— Моя фамилия Ромоданов, зовут Илья Борисович, – представился он. – Я – юрист независимой юридической фирмы «Фемида» (значит, купленный, сразу поняли сидящие в зале). Насчёт Водного кодекса вы, гражданин, правильно сказали. Он строительство не запрещает, но не всё так просто. Дело в том, что постройки, возведённые до первого января названного вами года узаконить практически невозможно. Они могут быть признаны самовольными в соответствии со статьей двести дведцать два Гражданского кодекса Российской Федерации. Я с вами согласен – виновато несовершенство тогдашней законодательной базы. Но, извините, от нас вами она не зависит.

— А от нас ничего не зависит! – опять начала кипятиться Катя. – Вообще! Мы как были быдлом для всех этих… —  и кивнула куда-то вбок и верх, — …такими и остались! Нас вообще никто и никогда ни о чём не спрашивает!

— Вот именно, — поддержал её доселе молчавший Якименко. – И с этим садами-огородами… Кинули как собаке кость: нате, жрите, только заткнитесь —  а как всё с заводом оформили, как его к рукам прибрали, то хватит. Сворачивайте свои курятники! Нам эта территория самим нужна.

— Ну, это, знаете ли, только разговоры, — непринуждённо улыбнулся другой молодой, оплывающий жиром мужчина, представитель совета директоров. – Если кому интересно, то можете ознакомиться с планом реконструкции. Не такие уж мы кровожадные хищники, который пьют из вас последнюю кровь.

В зале ему не возразили. Да, действительно, с тех пор как на завод пришли новые хозяева – крупная немецкая строительная фирма —  и заработки существенно поднялись, и бытовки капитально отремонтировались, а уж душ с новой баней — так это вообще шик, блеск, красота. Может, действительно зажрались? Но участки-то ой как жалко! Сколько на них пота пролито! Сколько сил затрачено! А сколько водки выпито…

— И вообще, я не вижу повода для обсуждения, – ласково улыбнулся жирный. – Давайте же, наконец, поступать как в цивилизованных странах. Есть закон – его надо исполнять. И всё. Какие тут могут быть вопросы?  — и он повернулся к председателю профкома. – По-моему, можно закрывать собрание.

— А по-моему рано, — спокойно сказал Кругляшов опять поднимаясь с сидения. – Граждане! — повысил он голос, опять поворачиваясь к залу. – У меня тут есть кое-какая интересная информация. Прошу заслушать.

— Давай, Степан! – закричали из зала. – Заслушаем! Тебя – всегда!

— Информация такая. Действительно интересная! На месте наших участков запланировано строительство чего бы вы думали? Асфальтового завода! Документы – вот они, имеются! —  и потряс в воздухе бумагами.

— Во тебе и водоохранная! – ахнул зал. – То цементной пылью травили, а теперь ещё и гудрон здесь варить собираются! Вот это законники! Вот это благодетели!

Жирный малость побледнел. Такого удара он не ожидал.

— Извините, а откуда у вас эти… —  и кивнул на бумаги, которые Степан по-прежнему держал в руке. – Это вы, знаете, как это говорится… на пушку берёте! Это провокация! – крикнул он в зал. –Этого не может быть!

— Чего не может быть? – сощурился Степан. – Вы хотите сказать, что никаких документов с фирмой, как её… — он наклонился над бумагами, прочитал. — …фирмой «АСК – транспорт» не подписывали? Так что ли? Не подписывали?

— Это служебные документы! – тонко взвизгнул жирный. – Закрытые! Они не для широкого обсуждения! Вы не имеете права!

— Значит, не отрицаете? – продолжал Степан. – Асфальтовый завод?

— Я не собираюсь здесь это обсуждать! – жирный оказался на удивление слабым бойцом. Да он, честно говоря, и не ожидал, что договор с этим самым «АСК-транспортом» выйдет за пределы его кабинета. Кто же его вынес? Кто помог? Кого за это давить? Кого наказывать?

— Откуда это у вас?

Степан развел руками: что за неприличный вопрос? Это вы, господа, только второй год здесь, на заводе, работаете! А мы всю жизнь у печей да на мельнице! И мы, и дети наши, уже и внуки подбираются! Как же нам не знать, чем вы дышите? Обязательно должны знать!

— А ты чего молчишь, предсЯдатель? —  с издёвкой выкрикнули из зала. – Не мычишь — не телишься! Думаешь, не знаем, какую они тебе зарплату положили? Мы всё знаем! Такие зарплаты с простыми работягами и рядом не стояли!

— Да? Знаете? – на него, председателя профкома, смотреть было и смешно, и стыдно. – Чего-то вы больно много знаете! А сносить будем! Завтра в восемь! И кое-кто пусть хвосты свои подожмёт! А то ишь распоясались! Законы им, видите ли, не законы! Не уберётесь по-хорошему – милицию позовём! ОМОН!

Лучше бы он этого не говорил…

— Чего? – заревело, засвистело, закружилось по залу так, что покачнулись люстры. – Ты – нас –милицией! Да мы тебя, козла…!

— Тихо! – заорал Степан. – Тихо! Вы чего, не понимаете? Они только этого и ждут!

— Переизбрать его! – крикнула Катя. – Председателя переизбрать! Профкома! Сейчас же, на собрании! Пусть уматывает!

— Да! Переизбрать! – заревел зал. — Немедля! Не желаем!

Домой шли молча. Разговаривать не хотелось. Анатолий чувствовал: добром всё произошедшее не кончится. Всё только начинается.

— Ну и чего? — повернулся он к жене. – Поздравляю! Заместитель председателя профкома – это звучит гордо! Такую… — и выругался. -… на себя навесила. А сносить – всё равно снесут. Они так просто не успокоятся. Вот увидишь.

— Ничего, поглядим, — мрачно сказала Катя. – Степан – мужик грамотный. И ж…пу этим… — и кивнула назад на здание управления. — …лизать не станет. Так что посмотрим! Ничего…

Через месяц, согласно решению городской администрации, огородное товарищество «Сосновка» было упразднено. Бульдозеры под охраной милиции раскатали территорию до первоначального, ещё до садоводческого состояния. Вопрос о строительстве асфальтового завода был спущен на тормозах в ожидании полного успокоения местного населения.

Алексей Курганов