Потянуло меня раз за разом противоречить одному из моих духовных пастырей в молодости, Александру Якимовичу. Главным образом – за отказ  его применять теорию художественности по Выготскому, одно из следствий из которой – возможность по странностям для своего времени находить содержание вдохновения автора или, что то же самое, содержание его подсознательного идеала. (Имеется в виду, что, хоть подсознательный идеал авторскому сознанию и не дан, но он, будучи расшифрован интерпретатором и рассказан словами автору, вызвал бы скорее того согласие, чем возражение.) – Муть изрядная. Из-за чего, наверно, теория Выготского и не применяется никем. (Наверно, пока сканированием мозга не научатся отличать одни подсознательные вещи от других. Например, отличать подсознательную установку от подсознательного идеала.)

В этот раз я  ополчусь против вывода Якимовича, что Рембрандт в «Ночном дозоре» (1642) выразил не патриотические чувства в связи с идущей войной Нидерландов против Испании (окончилась в 1648 году), а дал «повод подумать о том, что такое коллективная мифология [о героических голландцах], что такое самовнушение власти и массовые иллюзии наций [испанцы, мол, к нам больше не сунутся, у них у самих плохо] и социумов о себе самих… подметил в истории те пласты или моменты, которые с точки зрения культурных императивов его родины были сомнительными, даже компрометирующими [слишком загордилась нация]» (Якимович. Искусство непослушания. М. – Сергиев Посад, 2005-2008).

Возражение моё состоит в том, что перечисленное Якимовичем было ВСЕГО ЛИШЬ осознаваемым замыслом, а вдохновлялся Рембрандт другим, подсознательным  идеалом, что, да, успехи у капитализма велики (а капитализм тогда наступил только в Нидерландах), но  как же велики и беды от него! И надо как-то компенсировать…

Нет, возразить Рембрандту окружающим было чем и по сознаваемой части его «фэ».

Вот Якимович пишет, вживаясь в гордецов голландцев:

«Картина закончена в 1642 году. Беды, победы и страхи большой европейской войны остались позади… после двух десятилетий Тридцатилетней войны стало ясно, что католические силы, их союзники и наёмники не могут нанести более серьёзного удара непокорным странам Северной Европы. Консервативная сторона конфликта выдохлась, патриархально-монархическая и католическая политика обанкротилась. Главные силы испанцев скованы в новых стычках и походах, ибо португальцы восстали и борются за государственную независимость от Мадрида, каталонцы обнаруживают непокорность, даже вчерашние союзники французы собираются выступить против воинства Габсбургов. Ни о каких походах в Нидерланды уже не думают в это время ни при дворе испанского короля Филиппа IV, ни в Ватикане. Непокорных и непочтительных голландцев, отпавших от католической веры и от своей метрополии, приходится оставить в покое. Не по доброй воле, а по необходимости. Хорошо информированные и весьма сообразительные мореплаватели, купцы и предприниматели Голландии, её патриции и политические деятели уже отлично сообразили, куда дует ветер и как обстоят дела. Ничто на самом  деле не угрожает в это время маленькой, процветающей и фактически уже вполне независимой стране… Войны не будет. Испанцы не придут… Можно снять с лица возвышенное выражение, расслабиться и даже посмеяться»

(Там же)

А на самом деле, заказ на создание картины получен в 1639 году. «В… 1639… французские войска [союзники и главная надежда голландцев], захватившие Руссильон, проникли в северные провинции Испании. Здесь они натолкнулись на решительное сопротивление народных масс Каталонии. Каталонцы, хотя они и были настроены враждебно по отношению к испанскому правительству, дали серьёзный отпор французам… Миф о непобедимости испанцев был разрушен [только после битвы]… при Рокруа в 1643 году» (Источник). Через год после окончания картины. А в «1642 году французы были разбиты в Южных Нидерландах в сражении при Онкуре» (Там же).

Всё время, пока Рембрандт картину писал, сохранялась неопределённость, кто победит.

Реставрированная картина Рембрандта «Выступление стрелковой роты капитана Франса Баннинга Кока и лейтенанта Виллема ван Рейтенбурга». 1642.

Зато капитализм казался победившим бесповоротно. А с ним пришло колоссальное расслоение, страшная бедность для не вписавшихся.

«Во времена, когда Нидерланды считались самой богатой страной Европы, на «чернь» не приходилось практически никакой доли национального капитала… В 1638 году из 20 тысяч работников текстильных мануфактур Лейдена большая часть проживала в жутких халупах, единственным предметом обстановки которых был соломенный тюфяк… В транспортной промышленности и судостроении, тесно связанных с торговлей, при малейшем замедлении перевозок и товарооборота сворачивалась деятельность и увольнялся персонал. То же происходило и во время военных действий, пусть даже в отдаленных районах… Эксплуатация [детей], иногда брошенных в цех с шести лет, уже к 1620 году обретает в Лейдене, а вскоре и в Амстердаме, Алкмаре, Утрехте и Гронингене тот бесстыдный характер, который она впоследствии примет в Англии на заре эры машин… Приводились примеры, когда хозяева отправляли подростков-подмастерьев после работы в город просить милостыню… Сирот из государственных приютов частенько сдавали в аренду на производство, где они получали за работу жалкие гроши. Во время текстильного бума 1638–1648 годов владельцы лейденских мануфактур «приобрели» 4000 льежских детей, которых доставил один торговец… В 1646 году особым предписанием рабочий день для детей был ограничен 14 часами! …заметно сказалась отмена праздничных дней, установленных некогда католической церковью. Воскресный отдых также более не был гарантирован. Кое-где трудились даже по ночам»

(Источник)

Это сказалось на картине, где изображены богатые люди, «обволакиваниями», как выразился Эжен Фромантен:

«…тёмное облако неизменно заволакивает всё… в чём, однако, нет вовсе ничего приятного…».

Это прорвался подсознательный идеал Рембрандта: бедным плохо и славить надо – их!  Светом без цвета. Чтоб цвет, то бишь богатство, не отвлекал от прославления.

Проявилось «искусство непослушания», метко  названное так  Якимовичем. Но только оно не осознаваемое, как по Якимовичу, а вечное у всех больших художников, неминуемо охваченных каким-нибудь подсознательным идеалом, то есть вдохновением.

Само то вдохновение порождается духом времени.  Но только не тем, о каком написал Якимович в свой книге «Искусство непослушания»:

«В какой-то степени можно здесь сослаться  на «протестантское бесстрашие» и исследовательское отношение к почтенным и общественно почитаемым моментам истории (национальной, библейской, античной или иной). Вспомним о том, что в 1642 году издана одна из немногих голландских теоретических работ об искусстве: это трактат Филипса Ангеля «Похвала искусству живописи». Там явственно звучит призыв к демифологизирующему мышлению. Ангель настоятельно советует не ориентироваться на идеи почтенных предшественников и не повторять образцы старых мастеров, а самостоятельно и независимо углубляться в историю и научиться мыслить о ней без привычных очков».

Так это объясняет эстетическое в «Ночном дозоре» – изображены не позирующие люди, а строящиеся. Новость!

А дух времени не осознаваем и только через подсознательный идеал автора может проявиться – странностью. Дух времени в том, что «говорить о «рабочем вопросе» или «социальной проблеме» в Нидерландах «золотого века» не приходилось, поскольку никто, похоже, не считал сложившееся положение несправедливым» (Источник). Вон, Рембрандт, как через века импрессионисты, славит (светом) абы какую жизнь. Здесь – людей  в неотличимых по цвету одеждах. А больше всего – какую-то юродивую (самое светлое пятно на картине).

Соломон Воложин