1

Кредо истинного благородства: «В уединенье выплавить свой дух…»

Сложно сказать, являлась ли эта строка подлинным кредо Максимилиана Волошина, но то, что она существует, вписана в поля русской поэзии свидетельствует о жреческом предназначение поэзии оной.

Лабиринты Волошина пространны, в них легко дышится, и тайна мира, его космоса раскрывается великими формами и формулами созвучий:

Серый шифер. Белый тополь.

Пламенеющий залив.

В серебристой мгле олив

Усеченный холм — Акрополь.

Ряд рассеченных ступеней,

Портик тяжких Пропилей,

И за грудами камений

В сетке легких синих теней

Искры мраморных аллей.

Помимо всего прочего дело красоты возвышать дух людей, настраивать души на такой лад, когда кропотливая мелочь повседневной рутины остаётся далеко внизу, и Волошин, созидая сад стихов, демонстрировал это с блеском.

Греция и Рим, европейская культура, каменный пламень готики, русская история световыми потоками проницали его стихи, каждый раз несколько иначе раскрывая свою реальность.

Простота и необыкновенность любви земной предстаёт в совершенной огранке, как ювелирное изделие:

Как Млечный Путь, любовь твоя

Во мне мерцает влагой звездной,

 

В зеркальных снах над водной бездной

Алмазность пытки затая.

Словно звёздный каталог раскидываются перед нами стихи Волошина, и, войдя вслед за ним в Руанский собор, можно ощутить и материально-духовных подвиг строителей, и молитвенные усилия многих, ушедших в неизвестность поколений.

Волошин-мистик.

Волошин-жрец.

Волошин земной и крепкий, исходивший тысячи дорог, несущий в себе огонь такой человечности, какая лучше всего выражена строками:

А я стою один меж них
В ревущем пламени и дыме
И всеми силами своими
Молюсь за тех и за других.

Подлинность стиха, как откровение молитвы, и капсула формы, не допускающая расхлябанности, не позволит никого обмануть.

Поэтические перламутры Волошина сверкают и матово мерцают, испуская силу, для измерения которой не изобретено ещё приборов, и сила эта противоречит банальному дыханию смерти.

2

Прохождение единой сквозной мысли через сумму стихотворений «Пути России» подвергнуто вибрациям от соприкосновения с бездной времени.

Но все стихи этого цикла брызжут разнообразием цвета: точно Волошин-живописец определяет здесь тугую поэтическую струну…

…рвутся гроздья рябины, и торжествующая драгоценная ноша золотого и лилового заката опускается ниже и ниже, роняя серые и оливковые тени; полыхает зелень, и реки, синея и отливая серебром, утекают прямо в страну небес.

«Стенькин суд» столь же неистов, сколь сулит откровение поднимающийся из мистических вод Китеж.

Китеж – глобальный терем русской всеобщности.

Китеж – вечно живая надежда в безнадёжно рушащемся мире.

Из живых языков огня лепившиеся стихи, сходящиеся в грандиозный свод русской трагедии и величия.

(Интересно вообразить бушующий волошинский стих, живописующий последующие события с мощным русским в них участием).

И разверзался всей силой Аввакум, вмещённый в поэму! Нет, выхлёстывающий, рвущийся из неё, до рождения видевший солнце, разверстое, как кладезь…

Хляби, пепел, беды адовы…

Но «Пути России» вздымаются в небеса мистическим столпом, столпник которого – само солнце.

3

У него был огромный размах – великолепная тематическая амплитуда: от «Кастаньет» до «Святой Руси» — с извечной мерой мастерства, никогда не нарушаемой: Волошин гранил стихи ювелирно, насыщая их таинственными волнами субстанции поэзии: которую чувствовал сердцем сердца.

…он врывался в недра ветхозаветной тематики, открывая там новые яруса поэзии, новые её этажи и рубежи:

Восставшему в гордыне дерзновенной,

Лишенному владений и сынов,

Простертому на стогнах городов

На гноище поруганной вселенной, —

 

Мне — Иову — сказал Господь:

«Смотри:

Вот царь зверей — всех тварей завершенье,

Левиафан!

Тебе разверзну зренье,

Чтоб видел ты как вне, так и внутри

Частей его согласное строенье

И славил правду мудрости моей.

При шаровой мощи стиха в Волошине не было и толики богоборства: он очевидно воспринимал мир производной божественной любви: и воспевал, воспевал предложенное: сколь бы тяжела ни была история, как бы ни вели себя люди…

…юмор Волошина неожиданными искрами срывается с его грандиозного костра: и юмор лёгок и светел:

Из Крокодилы с Дейшей

Не Дейша ль будет злейшей?

Чуть что не так —

Проглотит натощак…

 

У Дейши руки цепки,

У Дейши зубы крепки.

Не взять нам в толк:

Ты бабушка иль волк?

Виртуозная словесная работа сохраняется и тут; хотя главное в поэтическом своде Волошина: именно верхняя амплитуда: будь то «Руанский собор», вспыхивающий магическими огнями внутренней алхимии, или огромные небесные волны слов, которыми живописует он, исследуя, русскую историю…

Александр Балтин