Душа путешествует в жизни

не только по горизонтали, но и по вертикали,

и лишь по мере раскрытия сознания человека

может осознать это и причины

данного перемещения в ту или другую сторону.

Такое редко происходит в детстве,

чаще в уже зрелом возрасте.

Мальчик жил в небольшом посёлке, стоящем на песке, в глубокой лесной провинции, и втайне мечтал о большом городе, о каких слышал по радио — крупной чёрной картонной тарелке, висевшей над его постелью. Однако таковых поблизости он не знал, ведь родители из своей местности не выезжали. Тёти, родные младшие сёстры матери, учившиеся в медицинском институте в далёком краю, приезжая к ним на летние студенческие каникулы, рассказывали о жизни в нём. Но потом, после окончания усердной учёбы, они, не имея ни «внушительной», ни «волосатой» руки, по распределению уехали в сельские больницы и тоже никуда оттуда не ездили. Одна из них, отработав три обязательных года, получила в городе, где родилась и из которого ребёнком уехала в эвакуацию, квартиру как мать-одиночка с младенцем на руках и как врач, необходимый на тот момент для оборонного предприятия…

Однажды мальчик, его звали Лёней, сильно обиделся на суровый и даже жестокий, во всяком случае, вроде так показалось, несправедливый поступок матери, когда она единым махом сбросила с письменного стола на пол фигурки героев любимой им книги «Волшебник изумрудного города» и её продолжений, частью вырезанные из дерева, частью вылепленные из пластилина, кропотливо изготовленные своими руками. Он ожидал хотя бы скупой похвалы рукоделию, а вместо этого фигурки, с большой любовью исполненные, теперь основательно искалеченные, валялись по полу. Лёня написал обстоятельное и взволнованное письмо, и не «на деревню дедушке», а как раз тёте, получившей квартиру, слёзно жалуясь на беспричинную, холодную безжалостность матери, описывая все, далеко не единичные, а во множестве имевшие быть в прошлом случаи несправедливого отношения к нему. Мальчикпросил забрать его к себе, чтобы там окончить среднюю школу и поступить в институт, в который, правда, ещё не решил.

И всё удалось будто по лёгкому мановению послушной волшебной палочки: и тётя согласилась принять, и мать отпустила, в чём определяющую роль, что после стало ясно, сыграли два весомых для неё аргумента: тот край, естественно, являлся и её малой родиной и заманчивая перспектива серьёзной учёбы сына. Только на этом чудесное волшебство не кончилось. В памятный вечер, когда пришло ответное письмо с сердечным согласием, Лёня лежал в постели, но не спал. Комната наполнилась молчаливым сумраком. Стояла глубокая осень, однако необычно мягкая и тёплая, и форточка была открыта настежь. За окном погромыхивало — неслыханная редкость в данное время года,— тем не менее, ожидаемый дождь не начинался. Вдруг через форточку медленно вплыл небольшой огненный шар и направился прямо к нему. На середине пути он неожиданно остановился. Они как бы неотрывно и пристально глядели друг на друга. Минуло, наверное, несколько мгновений, казавшихся продолжительными, по крайней мере, так чувствовалось, и шар поплыл к окну и исчез за ним….

А в морозном, суровом январе, после окончания второй учебной четверти в школе, Лёня с матерью ехал в город к тёте. Неизвестное, но перспетивное  будущее, многообещающая, мечталось, жизнь в новой среде, иная, несельская школа, заманчивые перспективы затмевали в возбуждённом подростковом сознании невольное сожаление о родном доме, любимых местах, где читал и играл, откуда любил обозревать близлежащие, милые сердцу, живописные окрестности; о поселковой библиотеке, в которой, несмотря на несовершеннолетие, был записан в предыдущем году во взрослое отделение; о близких друзьях детства. Это, в совокупности своей, оставалось позади, а он на скором поезде всё быстрее и быстрее устремлялся вперёд.

Во время езды Лёня буквально прилип к вагонному окну и любовался очень красивыми, проплывающими мимо зимними лесными, полевыми и жилыми пейзажами. С крупными и пышными шапками снега на растущих одиноко и группами деревьях, на крышах — как на экране поселкового кинотеатра и вместе с тем Дома культуры, куда он часто бегал за десять копеек вместо покупки любимого мороженного. И эта неподдельная и несказанная радость от увиденного, уходящего вдаль, в прошлое, хотя и вроде закрывающего от него интересное и увлекательное новое завтра, рождала в нём, казалось, неизбывную жизненную, ещё не до конца осознаваемую им, но созидательную силу. Однако невдомёк Лёне тогда, что она являлась в основном не мужской, ибо полученное воспитание в раннем детстве и отрочестве и, видимо, таковое будет и далее получать,— порой строгое, порой доброе,— а всё же чисто женское. Только женщины довлели над ним — мать, пусть и суровая, и одинокая строгая тётя, к кому он ехал. Отец был мягким, безобидным человеком, жившим подобно редкому и нежному домашнему растению и не касавшимся развития детей во всех столь необходимых аспектах — физическом, половом, умственном и нравственном. В их немалом семействе имелись двое настоящих мужчин — двоюродный дед и дядя, его сын, но те жили далеко, да и семейство не представляло собой сплочённый род… И не понимал мальчик в ту далёкую беззаботную пору, почему именно такие родители даны ему как проблемные дети, которых он должен воспитывать, будучи выше по духу, а с другой стороны, учиться их положительным человеческим качествам, чтобы синтезировать в себе. Тонкие материи в настоящем роде не стали для него в ту пору ещё понятными.

…Минуло время. И вот свершилось. После ничем не примечательных двух с половиной лет старательной школьной учёбы Леонид поступил в политехнический институт, и на перспективную специальность. В тот год и семья перебралась на родину матери. И у парня оказалась отдельная, непроходная, просторная комната в трёхкомнатной, удобной планировки, квартире, в доме, расположенном в зелёном районе. Красивый, уходящий вдаль вид открывался из его окна.

Зимне-весеннее полугодие второго учебного курса Лёня закончил блестяще, на одни «отлично», что являлось немаловажным, ибо давало право на получение повышенной стипендии. А это для весьма небогатой семьи с сорока рублями на человека — неплохое дополнительное подспорье для бюджета размером в десять рублей. Данный семестр вообще выдался для Леонида праздничным, чему способствовало и одобрительное отношение ряда преподавателей, и друзья-одногруппники, и увлекательные книги — особенно одна из них о повсеместности разумной жизни во Вселенной — и многое иное. В каникулы он по нечаянной путёвке поехал отдыхать в студенческий оздоровительный лагерь, действительно, полностью соответствовавший определению «оздоровительный» — кругом выдыхающие озон хвойные леса, величавая река — приток Волги, теплая и солнечная и погода, чистое голубое небо. Лёня наслаждался освежающим отдыхом и восстанавливался от шести экзаменационных напряжений: выпускных в школе, вступительных в вуз и четырёх за два года обучения, будучи прилежным студентом. Необходимо было набираться и благотворных сил на близкое будущее.

Огромная, захватывающая радость — ежедневное и частое купание в реке. Нужно сказать, что, благодаря неполноценному, «женскому» воспитанию, Леонид не приучил себя куда-то ходить или ездить, чтобы окунуться в водную стихию. А тут рядом река — большая, многоводная, с  ровным, чуть пологим у лагеря дном. И однажды, хотя не умел плавать, решил применить свои навыки плавания без дыхания и лицом в воду, приобретённые в дни короткого гостевания — краткого, но незабываемого мига свободы от влияния женщин — у двоюродного деда в Ташкенте, на изрядных размеров чистейшем озере Центрального парка. Проплыв по довольно широкому кругу далеко от песчаного пляжного берега, пока хватало воздуха в лёгких,— а хватало надолго, объём их позволял,— он захотел встать на уже ставшее привычным неглубокое дно, и… дна не оказалось.

Как потом выяснилось, Лёня попал в речной омут, вода была очень холодной, но для не умеющего плавать и это стало достаточным. Резкий холод, полная неожиданность произошедшего привели к внезапной потере отчётливого ощущения «лево-право» — «верх-низ», сковали движения, его закрутило и потянуло вглубь. Воздух в лёгких кончился, парень начал задыхаться и заглатывать воду. В сознании замелькали ключевые, подобные кадрам кино, эпизоды недолгой жизни, только почему-то в обратном хронологическом порядке — с сегодняшнего дня и до рождения, причём появление на свет представлялось осмысленным. И удивительно, никакого страха неминуемой физической смерти, ни предсмертной воли жить не ощущалось. Имел место лишь всепоглощающий оценочный интерес души к видимому им, и живое сожаление о не свершившемся будущем посетило на краткий миг.

И в этот момент Леонид почувствовал, что чья-то сильная рука обхватила за талию и вытащила на ровную поверхность спасительного дна. Однако, выйдя на берег и получив от своего спасителя помощь в восстановлении дыхания, он ограничился одним «спасибо» и рукопожатием и, встречаясь с ним в следующие дни, не поблагодарил, как положено, и не спросил ни имени, ни номера телефона. После случившегося Лёня ни с кем не общался, ни о чём не думал, находился будто в вязком тумане. И ранним вечером, несмотря на громкие оживлённые разговоры соседей по палатке и громкую бодрую музыку на танцплощадке, неодолимый сон объял его.

…И приснилось. Он являл собой некое могущественное Существо, высокой духовной степени, до какой возвысился длительными, сознавал, эпохами предшествующего существования. Глубокое уважение равных ему и порой благоговейное поклонение занимавших более низкий иерархический уровень — вот это его и окружало. Но не настоящее наполняло существование, а многочисленные священные обязанности служения, лежавшие на нём и на верных соратниках. Обязанности по всемерному развитию и непрерывному совершенствованию сферы, за которую те несли ответственность, включающую постепенную эволюцию индивидуального и коллективного сознания её бесчисленных обитателей, братское сотрудничество с непосредственными кураторами других эволюционных сфер и дальними обитаемыми звёздными мирами. Мощное неземное свечение, излучавшееся Леоном,— Существо звали именно так,— было видно в ближних и дальних, высоких и более низких горних слоях, в прошлом и будущем, ибо там времени, в обычном смысле сего слова, не существовало. Он обладал колоссальными возможностями, вполне заслуженными своим бессмертным духом…

И вдруг Леон увидел бескрайнюю тьму — та объяла пространство вокруг него, и в данном окружении понял себя исключительно единственным, непревзойдённым светом. Вслед за этим пришла мысль, показывающая его главным, наибольшим, словно нет, не существовало и не будет, даже Свыше, подобных в целой Вселенной, и могущим всё делать, всем управлять без чьей-либо  посторонней помощи, не нуждающимся ни в ком.

…Разноголосый шум и резкие толчки кровати разбудили Леонида. Оказалось, в палатку подселили ещё одного парня (профсоюзные путёвки давались на двенадцать дней, но не по твёрдому, а по скользящему графику) и сдвигали их металлические разборные кровати, чтобы разместить новую. Сон, как он ни старался, более не возвращался.

До конца двухнедельного отдыха в лагере и по возвращении домой Лёня так и находился в глубоком и непонятном трансе, не реагируя на происходящее вокруг. Когда состояние прошло, пришло ощущение больших и кардинальных, качественных изменений. Во-первых, возникло настойчивое и неодолимое стремление, логически ничем не подкреплённое, отсоединиться от ребят из институтской группы, от близких, без каких-либо внятных объяснений порвать знакомство с девушкой, с которой познакомился нынешней весной и влюбился в неё — даже пламенные стихи ей посвящал. Во-вторых, вдруг началось резкое и решительное неприятие страны и её социалистического быта. Причём, это являлось и неприятием встречаемых на улице и в транспорте людей, касалось и незначительных мелочей. И мало того, в сознании всё не принимаемое в стране и жизни социума быстро вытеснялось и заменялось противоположными образами и категориями. И сокровенные мысли с чувствами в данном направлении постоянно текли и укреплялись.

А родные увещевали Леонида, мол, хорошая, порядочная девушка, и у неё может развиться чахотка от горьких сердечных переживаний. И ребята из группы пытались вернуть его в прежнее нормальное, живое общение. Однако предпринимаемое было тщетным, душа не отзывалась на сердечную доброту и любовь, на дружеское доверие и самоё дружбу. Он день за днём более и более погружался в мутный и вязкий сумрак полной отсоединённости, обособленности и самости…

И в то время ему приснился второй сон. Существо, Леон, пал с огромной духовной высоты светлого существования и неумолимо опускался ступень за ступенью Иерархической Лестницы ниже и ниже. На каждой ступени он задерживался на достаточно продолжительный срок и активно, огненно  противодействовал Светлым Силам, хотя поначалу не осознавал их таковыми, а даже наоборот. Затем упорное противодействие стало осмысленным, именно ожесточённой борьбой со Светом. И всё-таки  внутри в нём что-то постоянно сопротивлялось, и приходилось преодолевать сопротивление. Но падение, или, вернее, постепенное, и тем не менее безудержное, низвержение продолжалось. И вот уже Леон достиг той ступени, где потребовалось разделение на две отдельные половины — мужскую и женскую…

Резкий и требовательный звонок старенького будильника — надо сказать, в те его юные годы будильники были механическими, то есть с однообразным и сразу же на полную мощность, без постепенного нарастания звука, как у нынешних сотовых телефонов и смартфонов с айфонами, звонком — разбудил Леонида, властно вырвав из сна. Накануне он поздно лёг, а утром предстояло идти на «важную» лекцию, где доцент отмечал непришедших, нерадивых студентов (а их всего-то имелось две группы, не трудно провести короткую перекличку), потом на экзамене корректируя в связи с этим оценку. На лекцию Лёня благополучно успел и, увидев недалеко от входа в аудиторию свободное место, сел рядом с самой красивой девушкой из четырёх симпатичных на сорок парней по избранной им специальности. Она сочувственно взглянула на него, невыспавшегося, и шепнула, чуть коснувшись расслабленной руки на колене: «Хочешь, я помогу тебе?» Леонид вопросительно воззрился на неё. «Нет, не в качестве “скорой помощи” сейчас, а вообще… А ты мне с курсовыми и другими работами…» Он промолчал.

Тёти, очень ответственные, у которых Лёня рос до поступления в институт (вторая из них тоже переехала в свой родной город и устроилась в нём), и заботливая бабушка, их мать, запугали доверчивого провинциального  паренька. Мол, девицы, современные, лишь и думают, как окрутить молодого человека, оженить, тем более интеллигентного, и так и норовят забеременеть для пущей верности. И, мол,  если парень откажется, могут исключить из комсомола и, соответственно, автоматически из вуза. Послушный Лёня принял всё за неукоснительную программу действий в отношении противоположного, девичьего пола. А родители, когда он уже жил с ними, никакой воспитательной работы не только в интимном плане, а и в целом не проводили. И парень рос, можно сказать, «тарзаном», без не то что мудрого, но и в целом без какого-либо водительства. Настоящее во многом вытекало и из обособленности и затворничества…

Леонид не ответил той девушке, и далее в общении принимал отрешённый вид, будто ничего такого и не слышал.

Парень старался все очередные, переходные экзамены, с семестра в семестр, с курса на курс, сдавать на «хорошо» и «отлично», чтобы не остаться без стипендии и не отяготить и без того нищую жизнь крупной, по тем временам, семьи из пяти человек. И это — на фоне полного одиночества. Сердобольные люди познакомили его с девушкой — некрасивой, но доброй, образованной и культурной, интеллигентной. Однажды они устроили небольшую вечеринку на четверых: кроме них — ещё её близкая подруга с парнем. Лёня, подвыпив, пригласил подругу на танец и… поцеловал. Дружеская вечеринка, естественно, в момент стала недружественной и закончилась. В дальнейшем девушка простила, и тем не менее он оставил её.

…И тут ему приснился третий сон. Существо, вернее, это уже был «он», покинулл свою женскую, вторую половину на том исходном уровне, где разделились, и опустился на более низкий, физический план, где жил как мужчина — Леон, всё более опускавшийся, что называется, от плохого к худшему, проявляя внутреннее духовное зло, а данное, несомненно, гораздо хуже физического.

 …А Леонид дальше и дальше уходил в себя, озлоблялся против страны и лелеял потаённую мечту перебраться на Запад. В озлобленном и фактически болезненном сознании возникали различные планы — найти людей, с кем похитили бы похитить самолёт, проникли на пароход, идущий за границу, на худой конец жениться на девушке, семья которой хочет выехать в Израиль, и тому подобное. Одногруппники и сокурсники, не догадывающиеся о его воинственных помыслах и замыслах, но видевшие отчужденное одиночество, пытались вывести на товарищескую беседу, только… напрасно.

В итоге он, сдав заключительный, строгий государственный экзамен и защитив диплом (а руководитель по дипломной работе предлагал непосредственную помощь — устроить в хорошую, престижную «фирму» по специальности), оборвав все связи, не явился на «последний звонок» — прощальную товарищескую вечеринку в ресторане в завершение длительного обучения в институте. Нужно сказать,— Леонид получил справку о свободном трудоустройстве, то есть возможность выбора: либо устроиться на работу по месту жительства, либо обратиться с этой целью к дяде, обитавшему в другом краю, но в те годы занимавшему одну из главных должностей на авиазаводе, либо… Он выбрал третий вариант, и собрав необходимые вещи, уехал наобум Лазаря в Одессу, имея лишь один контактный адрес, добытый через родственников. Люди, проживавшие по сему адресу, и другие, с кем Лёня, поставивший себе целью найти работу, чтобы закрепиться в портовом (читай пограничном) городе, знакомился, не смогли помочь и очень мягко, доброжелательно и ненавязчиво так или иначе советовали вернуться в родные места, в благоустроенную трёхкомнатную квартиру, устроиться там на работу, жениться, ну, в общем, остепениться. Не обосновавшись в Одессе,— не на вокзале же жить,— парень вернулся обратно домой.

И в первую ночь Леониду снова приснился сон из серии предыдущих снов данного содержательного плана. Женская половина Леона, Леонелла, длительное время существовала в сфере, где рассталась с ним. Однако неодолимое бессознательное, буквально магнитное влечение к своей мужской части побудило Леонеллу, знающую, что он пребываетт где-то на Земле, воплотиться на физическом плане. И она смогла это сделать, сохранив значительную долю высшего сознания и, после длительных упорных и неустанных поисков, обнаружив Леона. Но в результате нескольких активных взаимодействий с ним поняла — тот, уже сильно погрязший в бесчисленных тайных и явных пороках, не нуждается в ней и его совсем ничего не тянет к ней. И хотя Леонелла не прервала общения и постоянно находилась рядом, он тесно общался с явно демоническими личностями обоего пола. В итоге Леон совершил тяжкое умышленное преступление, приведшее к чёткой грани, за которой могло быть одно —  полное исчезновение.

Известно, демонические слои — а у них строгая тёмная иерархия,— питаются негативной энергией живущих на Земле людей, энергией бесчисленных и всевозможных страданий, любого горя, запущенных болезней, бурных ссор и конфликтов; энергией многолюдных сборищ, например, корриды или футбольного стадиона и так далее; энергией, излучаемой жертвами при различных, и тем более массовых катастрофах и крушениях, тех или иных войнах и прочих кровопролитиях. Для данных целей они используют и земных помощников, способствующих организации подобных явлений. Леон мог встроиться в одну из функциональных структур и также получить свой энергоинформационный канал питания, только для этого необходимо было поступиться личной независимостью, какую он ставил превыше всего, и тратить определённые усилия на необходимые по обязанности занятия, чего ему делать не хотелось. И решив раздобыть персональный канал надлежащего питания «незаконным» путём, Леон соблазнил мелкого «клерка» одной из функциональных демонических организаций, обманув того: якобы ждёт высокого назначения и после возьмёт его на значительно бóльшую, «хлебную» должность, чем занимаемая теперь. Задуманное свершилось. Но действия их оказались настолько самонадеянными и настолько шитыми белыми нитками, что результат не заставил себя долго ждать. Однако Леон потянул за собой к наказанию и того бедного «клерка», свалив на него большой объём вины.

… Леонид проснулся в некоем вязком тумане и от непонятного сна, и от полного незнания о дальнейших действиях. Так и лежал в постели, когда в комнату медленно вошла сестра, присела рядом и предложила познакомиться со своей школьной подругой, братья которой якобы желают уехать в Израиль. Он очень ухватился за столь «полезное» знакомство, и оно состоялось. Леонид, весьма различаясь с новой знакомой и образованием, и интеллектом, будучи несовместим и психологически, невзирая упорно шёл к цели — то есть к женитьбе с предполагаемой предстоящей выгодой. В итоге и женитьба случилась. Как и следовало ожидать, жили молодые супруги крайне плохо — даже кошка с собакой порой живут дружнее. Бурные ссоры по сущим мелочам, крики, постоянные унижения с её стороны, часто и на людях (чего до брака и в помине не было!), следовали почти ежедневно, а между ссорами наступало угнетённое состояние, когда не хотелось ни думать, ни разговаривать,— какое-то небытие. И сразу, когда Леонид выходил из подобого состояния,— опять ссоры, крики, унижения. И так происходило всегда… А старые идеи, несмотря на всё, властвовали над ним. И он нашёл людей, желающих того же и думающих подобным образом… Началось ощутимое психологическое давление соответствующей структуры уже вне семейных рамок. В то время Лёня совершил ряд серьёзных ошибок на работе, повлёкших порчу электронного оборудования, и встал вопрос о его предстоящем увольнении.

Однажды молодой человек в полном разладе сознания вернулся домой и, не открывая ключом, нажал кнопку дверного звонка. «Вам кого?» — спросила жена. В другой раз Леонид, может, и не обратил бы на это излишнего внимания, только сейчас, на эмоционально безрадостном фоне всего происходящего, сказанное сильно подействовало на него. Не обедая, он крепко выпил, что довольно редко случалось, и завалился спать.

… Многосерийный сон, столь долго, но с длительными и неравными промежутками, приходивший к нему, продолжился. Леонелла терпя всюду следовала за Леоном. И в самый последний, решающий миг перед исчезновением того, собравшись и призвав на добровольную помощь Светлых, оставленных им, кого она тоже, естественно, знала, оживила крохотную искру Света, ещё тлеющую в нём. Леон же, озлобившись, убил её. Невзирая на то, искра была активирована. Леонелла ни мало не сомневалась в его поступке, а тем не менее пошла на героическую жертву ради грядущего спасения Леона.

… Леонид проснулся в тяжёлом, угнетённом состоянии. Одно наложилось на другое: и жёсткое психологическое давление, и конфликтная ситуация на работе, и всякие гадости, неоднократно сообщаемые ему с явным, недвусмысленным намёком на жену, и созвучные всему этому мысли. И он принял спонтанное и жёсткое решение — развестись. Выбрав время, когда супруга с шестилетней любимой дочкой уехали отдыхать на юг, Леонид взял грузовую машину и со своими вещами и книгами сбежал к матери. На настойчивые, непрерывные телефонные звонки жены, вернувшейся с отдыха, не отвечал и домой старался приходить поздно, чтобы звонки не заставали, поменял место работы, вплотную занявшись оздоровлением…

Каждодневная работа стала легче, менее ответственной, и Леонид больше внимания уделял ежедневному вдумчивому чтению книг в определённой, интересующей его области физического, психологического и духовного совершенствования. Мысли сменились, сделались более здравыми, более мудрыми, более возвышенными, и сам он изменился и менялся далее. Можно сказать, что Леонид теперешний и прежний всё более становились как небо и земля. И в тот год ему сделали предложение: «Нам нужен писатель!», произведшее лестное впечатление,— ранее, до начала самосовершенствования, он хотел этого,— и сейчас не имел ничего против, однако думал: о чём станет писать теперь, ведь та неземная высота, на которую поднялся, будет заметно занижена художественным творчеством. А именно небывалый духовный подъём на более значительную высоту занимал тогда все его мысли. И Леонид, чему научился ранее, принял отрешённый вид, будто не слышит сказанного. Далее ему неоднократно и явно намекали на то, чего от него ждут. Но он не отзывался. А рядом не оказалось близкого человека, кто мог бы вразумить. И выходило — Лёня, словно в дурном сне, зашёл в автобус дальнего следования, купил билет у кондуктора, переоделся в салоне и вышел там же, в пункте отправления…

И тут наступил момент, когда Леонида покинуло высокое сознание, мысли упростились, оздоровлением продолжал заниматься лишь по инерции. Духовных произведений уже не читал, если не считать книги по психологии. Допустимо было говорить даже о некоем помрачении ума. Что и послужило возвращению Лёни на прежнее место работы, да на самое низшую ступеньку в штатном расписании. На старой работе тому не обрадовались, включая тех, кому он когда-то помогал…

… А сон всё продолжал сниться… Леон спас соучастника того «служебного» преступления, признав всю вину полностью за собой, и освободил его от несения наказания. В итоге, получив безоговорочное осуждение, Леон, зная — произойдёт именно так,— смирился с этим и скончался страшной физической смертью. И та мучительная смерть достаточно искупила тяжкий грех ложного обвинения и предательства доверившейся ему души.

… После пробуждения повседневная жизнь Леонида, не могущего жить по-старому, снова начала меняться, только теперь в качественно иную сторону, что привело к уходу с той работы, на которую вернулся. Пощли, как позже обозначилось, многие мытарства. Лёня занимался ещё одной работой по специальности, потом трудился менеджером, розничным продавцом в кооперативе, окончил курсы массажистов и работал в данной сфере, распространял книги и где-то с полгода жил на проценты с отданных в ссуду в одну организацию своих скромных денежных накоплений. Далее судьба забросила в российский сетевой маркетинг, где, по большей части из-за серьёзных этических нарушений руководства, вначале успешные компании или разваливались, или постепенно сходили на нет. И он переходил из одной в другую, пока не решил порвать с этим неблагодарным делом и устроился охранником. Однако утомительная работа фактически бессонными сутками подорвала и без того не крепкое здоровье. И Леонид сократил до минимума текущие потребности и стал жить на одну скромную пенсию…

… Серийный сон, ряд лет не посещавший его, однажды всё же приснился… В заключительные, считанные мгновения после смерти Леона Леонелла собрала всю свою жизненную энергию и бросилась на объединение с астральным телом Леона, и тот тогда, на миг, увидел, как видит утопающий, что именно делал и откуда пришёл. Полностью постигший произошедшее мятежный дух не был разложен на первоначальные атомы и постепенно поднимался вверх по эволюционной лестнице…

… Не связанный более никакой работой для зарабатывания необходимых средств к существованию, Леонид снова вернулся к тому сокровенному целостному и живому Учению, которое оставил много лет назад, и начал продвигаться в нём с не великим, но несомненным успехом, целенаправленно работая над собой. Кроме того, он по мере физических сил способствовал неуклонному продвижению истинного Знания среди людей, в основном через Интернет.

Эти занятия помогли ему осознать в той или иной степени и роль женщины в настоящем и будущем, светлый образ Матери Мира, стоящий за ними, а также роль Иерархии Света, значение Её для индивида и плачевные следствия для него из-за отхода от Неё. Помогли осознать то, каким должен быть человек и каким должно быть общество.

«Серийный сон» более не снился…

Яков Шафран