Хотелось бы прокомментировать некоторые реалии, сопутствующие созданию Сергеем Есениным цикла «Персидские мотивы», которые были написаны как новый этап творчества, и были навеяны не столько поездками в закавказские республики, сколько внутренней потребностью создания совершенно нового мотива поэзии. И душевного, и географического. Мотивы Востока (цветы Тегерана, черная чадра, ширазский ковер, цветочные чащи, цветение дикое, запах олеандра и левкоя), воплощенные как в природе, так и в реалиях живого и неживого мира, блестящая языковая и поэтическая находка. Они услаждают слух, радуют глаз. Представляют яркие краски небывалой роскоши далекого края. С его загадками, тайнами, неоспоримой нежностью женственной доминанты. Она, в свою очередь, представлена в образах лирических героинь, наполняющих поэзию ощущением гибкости, ласки, целомудрия, красоты. В этой неге определенная тяга к миру не гибели, а спасения, не смерти, а воскрешения и любви.  Находясь на территории Тифлиса и Баку, Есенин только собирается в Тегеран, мечтает или говорит об этом. Путешествие туда слишком опасно. Однако, внутреннее желание двигаться далее, к самым глубинам Востока, настолько сильно, что создается ощущение постоянного присутствия поэта именно там, окруженного персидскими реалиями и сочиняющего персидскую поэзию.

***

Улеглась моя былая рана —
Пьяный бред не гложет сердце мне.
Синими цветами Тегерана
Я лечу их нынче в чайхане.

Сам чайханщик с круглыми плечами,
Чтобы славилась пред русским чайхана,
Угощает меня красным чаем
Вместо крепкой водки и вина.

Угощай, хозяин, да не очень.
Много роз цветет в твоем саду.
Незадаром мне мигнули очи,
Приоткинув черную чадру.

Мы в России девушек весенних
На цепи не держим, как собак,
Поцелуям учимся без денег,
Без кинжальных хитростей и драк.

Ну, а этой за движенья стана,
Что лицом похожа на зарю,
Подарю я шаль из Хороссана
И ковер ширазский подарю.

Наливай, хозяин, крепче чаю,
Я тебе вовеки не солгу.
За себя я нынче отвечаю,
За тебя ответить не могу.

И на дверь ты взглядывай не очень,
Все равно калитка есть в саду…
Незадаром мне мигнули очи,
Приоткинув черную чадру.

1924 г.

 Большим событиями в жизни Есенина были его поездки в закавказские республики. За последние два года жизни он бывал там трижды, каждый раз набираясь новых впечатлений.

Из воспоминаний Василия Болдовкина, младшего брата Петра Чагина, известного партийного и издательского работника, друга Сергея Есенина о марте 1924 года:

«Легко спрыгнув с машины, держа в одной руке небольшой несессер, в другой — изрядно помятую кепку, Сергей быстро вошел в парадное, и через несколько минут мы обнимались и целовались, как старые друзья, истомленные разлукой. Он поцеловал руку моей матери и назвал себя: «Сергей».

Его вьющиеся, цвета спелой пшеницы, волосы прядями спадали на лоб. Открытые голубые задумчивые глаза и очаровательная непринужденная улыбка говорили о жизнерадостности и сразу располагали к себе. Широкая, грузинского покроя мышиного цвета рубашка, расстегнутая в вороте и подтянутая узким восточным ремешком, складно сшитые «в бутылочку», тщательно отутюженные короткие (по тому времени модные) брюки, желтые ботинки «джимми» и серые носки сидели на нем изящно, говоря о хорошей фигуре, придавая его движениям полную непринужденность».

 Выехав из Москвы в начале сентября 1924 года, Есенин до конца февраля 1925 года пробыл в Баку, Тифлисе, Батуме. Много печатался в закавказских газетах. В письмах сообщал: «Работается и пишется ме дьявольски хорошо. До весны я могу и не приехать. Меня тянут в Сухум, Эривань, Трапезунд и Тегеран, потом опять в Баку». Здесь были написаны «Памяти Брюсова», «Письмо к женщине», «Русь уходящая», «Русь бесприютная», начата работа над «Анной Снегиной» и циклом стихотворений «Персидские мотивы».

Тифлис, Баку, Батум того времени, удивительно колоритны. Любопытное описание Тифлиса конца XIX века оставил дед поэта Александра Блока, Андрей Николае­вич Бекетов. Тифлис был первым ме­стом его работы. Из его обширных путевых очерков приве­дем для наглядности один отрывок:

«Майдан и армянский базар, с выхо­дящими из них переулками и тем­ными рядами, всего более характери­зуют его, как азиатский город, не говоря об Авлабаре, представляющем нечто вроде Каль­кутты или Каира. Майдан, или татарский базар, есть тесная площадь, постоянно набитая народом. Если смот­реть на нее с обрывистого, каменистого Сололакского хребта, ограничивающего город с юга, то, кроме голов человеческих, лошадиных, буйволовых, бычачьих, ослиных и даже верблюжьих, почти ничего не видно. Зловонные испарения подымаются над Майданом густою тучею; грязь редко высы­хает. Тут представители разнообразного населения Тифлиса: татары, в рыжеватых шапках и бурках, с черными, седыми, красными и белыми бородами; дородные армяне, с наклонными шеями, в чистых чухах и московских картузах; молодцеватые грузины, перетянутые, часто засаленные и обор­ванные, с шапками, заломленными набекрень; кабардинцы, дико смотрящие исподлобья и продаю­щие оружие и бурки; мулла в белой чалме; персияне с красными ногтями, в аршинных шапках и ши­роких кафта­нах, или абах своих; на ногах у них пестрые носки и маленькие туфли, надетые на одни только пальцы».

 Есенин словно вбирает в свою поэзию и существующих мир Востока, и мир, проступающий сквозь его историю, иллюзии и даже сны:

***

Я спросил сегодня у менялы,
Что даёт за полтумана по рублю,
Как сказать мне для прекрасной Лалы
По-персидски нежное «люблю»?

Я спросил сегодня у менялы,
Легче ветра, тише Ванских струй,
Как назвать мне для прекрасной Лалы
Слово ласковое «поцелуй»?

И ещё спросил я у менялы,
В сердце робость глубже притая,
Как сказать мне для прекрасной Лалы,
Как сказать ей, что она «моя»?

И ответил мне меняла кратко:
О любви в словах не говорят,
О любви вздыхают лишь украдкой,
Да глаза, как яхонты, горят.

Поцелуй названья не имеет,
Поцелуй не надпись на гробах.
Красной розой поцелуи веют,
Лепестками тая на губах.

От любви не требуют поруки,
С нею знают радость и беду.
«Ты — моя» сказать лишь могут руки,
Что срывали чёрную чадру.

Особенно знаменательны были встречи Есенина с Сергеем Кировым и Михаилом Фрунзе, происходившие в Баку. Они пробудила в нем огромный интерес к личности обоих деятелей, к их боевому прошлому. Есенин выспрашивал у знакомых подробности работы Кирова в Одиннадцатой Армии, организации им обороны Астрахани, деятельности Фрунзе в годы гражданской войны. Киров, в свою очередь, с большим вниманием отнесся к Есенину и поручил редактору газеты «Бакинский рабочий» Петру Чагину как можно шире показать ему промышленный Азербайджан (ввести в «стихию промыслов», как отмечал сам поэт) и создать ему условия для творческих занятий. Узнав у Чагина, что поэт собирался в Персию для работы над циклом стихотворений (а поездка в Персию была по тем временам небезопасна), Киров предложил Чагину создать для поэта иллюзию Персии в самом Баку и его окрестностях. Поручение было выполнено и Чагин поселил поэта на одной из бывших ханских дач с огромным садом, фонтаном, бассейном и всевозможными восточными украшениями. Иллюзию усиливала атмосфера древней восточной поэзии, в которую погрузился Есенин, читая персидских лириков Фирдоуси. Саади и других.

***

Ты сказала, что Саади
Целовал лишь только в грудь.
Подожди ты, Бога ради,
Обучусь когда-нибудь!

Ты пропела: «За Ефратом
Розы лучше смертных дев».
Если был бы я богатым,
То другой сложил напев.

Я б порезал розы эти,
Ведь одна отрада мне —
Чтобы не было на свете
Лучше милой Шаганэ.

И не мучь меня заветом,
У меня заветов нет.
Коль родился я поэтом,
То целуюсь, как поэт.

1924 г.

 Саади (1184-1292) – прославленный поэт родом из Шираза (Южный Иран)

 Есенина в Баку опекал Петр Иванович Чагин (Болдовкин) (1898—1967) — партийный работник, журналист, в те годы встреч с Есениным — секретарь ЦК Компартии Азербайджана и редактор газеты «Бакинский рабочий», впоследствии — редактор «Красной газеты» (Ленинград), газеты «Заря Востока» (Тифлис), директор ряда издательств. Он был одним из ближайших друзей Есенина в 1924—1925 годах. Есенин с вниманием прислушивался к его литературным советам. Свой сборник «Персидские мотивы» он открыл посвящением: «С любовью и дружбою Петру Ивановичу Чагину». Ему же посвящено стихотворение «Стансы». В 1925 году в Баку вышел сборник Есенина «Русь Советская» с предисловием Чагина. В нем подчеркивалось, что вошедшие в сборник стихи — «предвестники настоящей революционной весны есенинского творчества», отмечалось, что «в гражданских стихах Есенина нашел свое поэтическое выражение перелом, происходящий теперь в настроениях и сознании нашей интеллигенции. Это лишний раз свидетельствует о непочатой силе есенинского таланта и о том, какого большого поэта приобретает в нем революция».

***

Никогда я не был на Босфоре,
Ты меня не спрашивай о нем.
Я в твоих глазах увидел море,
Полыхающее голубым огнем.

Не ходил в Багдад я с караваном,
Не возил я шелк туда и хну.
Наклонись своим красивым станом,
На коленях дай мне отдохнуть.

Или снова, сколько ни проси я,
Для тебя навеки дела нет,
Что в далеком имени — Россия —
Я известный, признанный поэт.

У меня в душе звенит тальянка,
При луне собачий слышу лай.
Разве ты не хочешь, персиянка,
Увидать далекий синий край?

Я сюда приехал не от скуки —
Ты меня, незримая, звала.
И меня твои лебяжьи руки
Обвивали, словно два крыла.

Я давно ищу в судьбе покоя,
И хоть прошлой жизни не кляну,
Расскажи мне что-нибудь такое
Про твою веселую страну.

Заглуши в душе тоску тальянки,
Напои дыханьем свежих чар,
Чтобы я о дальней северянке
Не вздыхал, не думал, не скучал.

И хотя я не был на Босфоре —
Я тебе придумаю о нем.
Все равно — глаза твои, как море,
Голубым колышутся огнем.

1924 г.

В Баку случилось неприятное происшествие. В ресторане гостиницы «Новая Европа», где он остановился, Есенин столкнулся со своим старым знакомым, чекистом Яковом Блюмкиным, в свое время поддерживавшим Есенина и даже поручавшимся за него, когда того ЧК арестовало осенью 1920 года. За обедом Блюмкин познакомил Есенина с женщиной, которую представил как свою жену. Но Есенин не поверил и через некоторое время отпустил в ее адрес какой-то фривольно-легкомысленный комплимент. Блюмкин разъярился и, выхватив револьвер, начал угрожать Есенину, упоминая его «похождения в Америке» и причастность к «Ордену» русских экстремистов. Есенин, даже не пытаясь успокоить собеседника, вышел из ресторана и в тот же вечер, ничего не сообщив Чагину о своем коротком пребывании в Баку, вместе с Илларионом Бардиным уехал в Тифлис. «Об этом происшествии мне потом рассказывал художник Константин Соколов. Сам Есенин молчал», комментировал события Н. Вержбицкий.

Воздух прозрачный и синий,
Выйду в цветочные чащи.
Путник, в лазурь уходящий,
Ты не дойдешь до пустыни.
Воздух прозрачный и синий.

Лугом пройдешь, как садом,
Садом в цветенье диком,
Ты не удержишься взглядом,
Чтоб не припасть к гвоздикам.
Лугом пройдешь, как садом.

Шепот ли, шорох иль шелесть —
Нежность, как песни Саади.
Вмиг отразится во взгляде
Месяца желтая прелесть,
Нежность, как песни Саади.

Голос раздастся пери,
Тихий, как флейта Гассана.
В крепких объятиях стана
Нет ни тревог, ни потери,
Только лишь флейта Гассана.

Вот он, удел желанный
Всех, кто в пути устали.
Ветер благоуханный
Пью я сухими устами,
Ветер благоуханный.

1925 г.

Со слов Шагане Тальян, батумской знакомой поэта, пошла по свету гулять история о том, что якобы «Москва кабацкая» была издана при поддержке Луначарского, поставившего условием издания книги разрыв Есенина с имажинистами. Очевидно, история здесь сильно переиначена. Если Есенин и рассказал ей нечто подобное, то намеренно все затемнив и исказив – вплоть до имен действующих лиц. Фраза, сказанная как бы мимоходом в кремлевском разговоре (дескать, для чего вам эта компания?), прозвучала как намек. А 31 августа письмо за подписью Есенина и Ивана Грузинова о роспуске группы «имажинисты» «в доселе известном составе» было напечатано в газете «Правда», где прежде не публиковалось ни одной есенинской строки.

Руки милой — пара лебедей —
В золоте волос моих ныряют.
Все на этом свете из людей
Песнь любви поют и повторяют.

Пел и я когда-то далеко
И теперь пою про то же снова,
Потому и дышит глубоко
Нежностью пропитанное слово.

Если душу вылюбить до дна,
Сердце станет глыбой золотою.
Только тегеранская луна
Не согреет песни теплотою.

Я не знаю, как мне жизнь прожить:
Догореть ли в ласках милой Шаги
Иль под старость трепетно тужить
О прошедшей песенной отваге?

У всего своя походка есть:
Что приятно уху, что — для глаза.
Если перс слагает плохо песнь,
Значит, он вовек не из Шираза.

Про меня же и за эти песни
Говорите так среди людей:
Он бы пел нежнее и чудесней,
Да сгубила пара лебедей.

1925 г.

 Знавший поэта Матвей Ройзман пишет в своих воспоминаниях, что Есенин увлекался восточной лирикой еще в 1920 году:

«Когда я уходил, увидел, что он, взяв с полки какую-то книгу в серой обложке, собирается лезть наверх. Я заглянул на обложку: это были «Персидские лирики», вышедшие в издании Сабашниковых в 1916 году. Эту даже по тем временам редкую книгу я видел у Есенина и дома, в Богословском переулке. Он сказал мне: «Советую почитать. Да как следует. И запиши, что понравится».

Интерес к Востоку возникал и из общения с Александром Ширяевцем, одним из новокрестьянских поэтов, с которым Есенин был тесно связан, особенно после переезда Ширяевца в Москву из Средней Азии, где он проживал до 1922 года. Стремлением ближе познакомиться с жизнью Востока можно объяснить и поездки Есенина в Среднюю Азию. Все это позволяет утверждать, что не путешествие на Кавказ вызвало в поэте желание обратиться к мотивам восточной лирики, а, наоборот, знакомство с нею обострило его внимание к Востоку и, в частности, к Персии. Сам поэт связывал пребывание на Кавказе с наиболее удобной возможностью приблизиться к Персии и побывать в ней.

«Сижу в Тифлисе, — писал он 17 октября 1924 года Галине Бениславской, — дожидаюсь денег из Баку и поеду в Тегеран. Первая попытка проехать через Тавриз не удалась» (V — 180).

А 22 октября того же года вновь, обращаясь к ней же, замечал:

«Мне кажется, я приеду не очень скоро. Не скоро потому, что делать мне в Москве нечего. По кабакам ходить надоело. Несколько времени поживу в Тегеране, а потом поеду в Батум или в Баку» (V — 182).

В письме Петру Чагину 14 декабря 1924 года из Батума поэт все еще не терял надежды попасть в Персию: «Я должен быть в Сухуме и Эривани. Черт знает, может быть, я проберусь к Петру в Тегеран»

 «Отчего луна так светит тускло
На сады и стены Хороссана?
Словно я хожу равниной русской
Под шуршащим пологом тумана» —

Так спросил я, дорогая Лала,
У молчащих ночью кипарисов,
Но их рать ни слова не сказала,
К небу гордо головы завысив.

«Отчего луна так светит грустно?» —
У цветов спросил я в тихой чаще,
И цветы сказали: «Ты почувствуй
По печали розы шелестящей».

Лепестками роза расплескалась,
Лепестками тайно мне сказала:
«Шаганэ твоя с другим ласкалась,
Шаганэ другого целовала».

Говорила: «Русский не заметит…
Сердцу — песнь, а песне — жизнь и тело…»
Оттого луна так тускло светит,
Оттого печально побледнела.

Слишком много виделось измены,
Слез и мук, кто ждал их, кто не хочет.
. . .
Но и все ж вовек благословенны
На земле сиреневые ночи.

1925 г.

 Вместе с кошмаром «Москвы кабацкой» из поэзии Есенина исчезает грубый натурализм, наблюдавшийся ранее в освещении темы любви. Высокое чувство он выражает теперь романтически возвышенно, находя в восточной природе, обычаях, житейской мудрости романтику, которой проникнут весь этот цикл.

Если раньше поэт спрашивал себя «отчего прослыл я шарлатаном, отчего прослыл я скандалистом», то теперь он спрашивает у менялы: «Как сказать мне для прекрасной Лалы по-персидски нежное «люблю»? Как далеко это от таких, например, строк: «Что ж ты смотришь так синими брызгами? Иль в морду хошь?». Теперь любовь для поэта не «зараза» и не «чума», и он подбирает самые нежные слова, чтобы рассказать о ней.

Задумав написать персидский цикл, Есенин в письме из Батуми к Г. А. Бениславской от 20 декабря 1924 года сообщал: «Персидские мотивы» это у меня целая книга в 20 стихотворений». И хотя двадцать стихотворений написано не было, книга оказалась завершенной. В ней отчетливо заметна эволюция новых настроений автора.

Из батумских писем Есенина, написанных в декабре – январе 1924–1925 годов:

Петру Чагину: «Работаю и скоро пришлю Вам поэму, по-моему, лучше всего, что я написал» (П. Чагину). (Г. Бениславской).

Подытоживая данные комментарии, хочется отметить, что «Персидские мотивы» в творчестве Есенина – важное средство создания образного ряда. Нарочито акцентируя созданный характер описаний и картинок («Никогда я не был на Босфоре»), поэт, с одной стороны, воссоздает мир заново, подчеркивая мифологию реалий Востока А с другой стороны, воссоздает образы совершенно реальной и прекрасной любви, полной неги и нежности («Ты сказала, что Саади целовал лишь только в грудь», «Так спросил я, дорогая Лала, У молчащих ночью кипарисов»).

Дымка России предстает для Есенина в синем цвете. Именно по ней часто тоскует лирический герой, оказавшийся в далекой стране. Сама Персия окрашена яркими цветами и красками. Поэт подчеркивает прозрачный воздух далекой Персии, который видится ему голубым, ласковым, прозрачным. В желтый цвет Есенин окрашивает чары и влюбленное сердце.

Нина Щербак

Литература:

1. Белый А. Я был меж вас…М.: Вагриус, 2004
2. Бениславская Г.А. Дневник. Воспоминания. Письма к Есенину. С-Петербург: Фонд «Содружество», 2001
3. Берберова Нина, Блок и его время. Биография. М.: Издательство Независимой Газеты, 1999
4. Берберова Н. Курсив мой. М.: Согласие, 1996
5. Блок А. Записные книжки. 1901-1920//А. А. Блок (под общ. ред. В.Н. Орлова). М., 1965
6. Воспоминания о Сергее Есенине. М.: Московский рабочий, 1965
7. Городецкий С. О Сергее Есенине//Воспоминания о Сергее Есенине. М.: Московский рабочий, 1965
8. Дункан А. Моя жизнь. Моя Россия. Мой Есенин. Воспоминания. Айседора Дункан. Моя жизнь. Мэри Дести. Нерассказанная история. (Перевод с англ М. Дести). М.: Изд-во политической литературы, 1992
9. Есенин С. Собрание стихотворений. С 4-х томах. М., Л.: Гиз, 1926-1927
10. Есенин С. Избранное. М.: Гослитиздат, 1946
11. Есенин С. Избранное. М.: Гослитиздат, 1952
12. Есенин С. Сочинения. В 2-х томах. М.: Государственное издательство Художественной литературы, 1956
13. Есенин С. Стихотворения и поэмы. Л.: Советский писатель, 1986
14. Есенин, С. URL: esenin.niv.ru (дата обращения 19.07.2016)
15. Есенин, С. URL: esenin.ru/o-esenine/ (дата обращения 19.07.2016)
16. Горький М. Собрание сочинений в тридцати томах, М.: Гослитиздат, 1952.
17. C.А. Есенин в воспоминаниях современников. В 2-х томах. (Вступ. статья, составление и комментарии А.А. Козловского). М.: Худ. Литература, 1986
18. Иванов, Г. Собрание сочинений в трех томах. М.: Согласие, 1993
19. Куняев, Ст. Куняев С. Сергей Есенин. М.:Молодая гвардия, 2015
20. Мариенгоф А. Это вам, потомки! Записки сорокалетнего мужчины. Екатерина. С-Петербург: Петро-РИФ, 1994
21. Наумов Е. Сергей Есенин. Личность. Творчество. Эпоха. Л.:Лениздат, 1969
22. Прокушев Ю.Л. Сергей Есенин. Образ. Стихи. Эпоха. М.: Московский рабочий, 1975
23. Розанов И.Н. Воспоминания о Сергее Есенине// Воспоминания о Сергее Есенине. М.: Московский рабочий, 1965
24. Струве, Г. Русская литература в изгнании. Paris: YMCA-PRESS, 1984
25. Щербак Н. Кумиры. Истории Великой Любви. Любовь поэтов серебряного века. С-Пб: Астрель, 2012.
26. Эвентов И.С. Сергей Есенин. М.: Просвещение, 1987

фото автора