Замечательный и необычный художник и поэт БОРУХ (Борис Аркадьевич Штейнберг… громкое имя в художественном мире России и зарубежом. Работы в музеях и частных коллекциях. И сложнейшая, драматичнейшая судьба, впрочем, как и у всей его семьи. Сын репрессированного – а в зрелом возрасте участник знаменитой «бульдозерной выставки». Предлагаем вниманию читателей «Клаузуры» справку о Борухе и тексты нескольких авторов о нем (взаимно дополняющих друг друга).

И мини-подборку его стихов.

***

Борух родился в 1938 г. в семье поэта и переводчика Аркадия Штейнберга и Валентины Георгиевны, урожд. Алоничевой. Брат Эдуард также стал художником. В 1941 г. отец был призван на фронт; после войны арестован; осуждён по 58-й ст. на 8 лет. Семья «врага народа» Штейнберга столкнулась с дискриминацией, Борис был вынужден оставить школу (получил домашнее образование у отца). Тогда же начал писать прозу. После освобождения отца Борис уехал с ним в Ухту, на поселение. В 1953 г., после смерти Сталина, Штейнберги поселились в Тарусе, собравшей в те годы потрясающее «племя» интеллигентов. Они оказали огромное влияние на 16-летнего подростка. Летом 1957 года в Тарусу на практику приехал 1-й курс художественного факультета ВГИКа. Борух познакомился с И. Вулохом, В. Воробьёвым, В. Коневским и создал первые ташистские работы. С 1960 г. жил в Москве. Тесно общался с художниками А. Звереввым, Дм. Плавинским, И. Куклисом и др. В 1963 году окончательно оставил литературу и сосредоточился на создании визуальных работ. После первых поп-арт-работ (ассамбляжей), в конце 1960-х начал создавать «металлические» картины, в основном объёмные композиции.  В 1966 г. познакомился с Е. Рухиным, молодым художником. Через три года — с Татьяной Левицкой, будущей женой и сподвижницей, под его влиянием ставшей самобытной художницей. В 1974 г. вошел в движение художников за свои права, руководимому Рабиным. Участник несанкционированной выставке (на окраине Москвы, под открытым небом); бульдозерами и поливальными машинами разгоняли зрителей и художников, многих aрестовали. В 1975 г. участвовал в квартирных выставках и вошёл в инициативную группу по проведению официально разрешённой выставки в Доме культуры на ВДНХ. В 1978 г. судом отправлен в психиатрическую больницу на «принудительное лечение». Жена сумела уберечь его от психотропных инъекций. Лечащий врач позволил рисовать — в подвале. В больнице Борух занялся графикой, соединяя символы раннехристианские и средневековые с современностью. Писал короткие новеллы, почти притчи. Выйдя из больницы, участвовал в квартирных выставках. Там его работы увидел Джон Матисон, швейцарский искусствовед, и организовал их выставки в Швейцарии и Германии. Персональные выставки Боруха прошли в 1982 (Цюрих, Кёльн, Амстердам), 1983 (США), 1987 (Швейцария), 1988 (ФРГ). В 1991 г., в Москве — участник выставки «Другое искусство». В 2002 г. в картинной галерее Московского еврейского общинного центра — последняя при жизни Боруха персональная выставка «Что искала душа моя». Умер в 2003 г.

Перевод статьи швейцарского искусствоведа Джона Матисона в буклете к персональной выставке Бориса Боруха (Швейцария и Германия).

Борух Штейнберг  рассказывает…

Впервые  я увидел работы Боруха в одной маленькой частной галерее, в квартире на верхнем этаже заднего корпуса  большого жилого дома в Москве. Меня взяли туда друзья. Несколькими днями позже меня пригласили туда вновь, так как там был один из выставляющихся художников. Так я познакомился с Борухом.

Он мне напомнил фигуру из литературы… много раз описанную, много раз прочитанную: большой, худой, тёмный, с бородой, с глазами, таинственно выглядывающими из под  стёкол очков. Его жена Таня тоже была там, изящная красивая женщина. Почти робко (боязливо), ощупью мы изучали друг друга : Что хочет этот русский? Кто этот незнакомец? После небольшой закуски в галерее мы поехали к нему домой. Во время длинного вечера с большим количеством разной водки и собранными и приготовлеными им самим ягодами, грибами, он рассказал о себе.

«Я родился в 1938 году в Москве. Школу я посещал только до 2 класса, поскольку  у меня были постоянно проблемы с учителями и одноклассниками. С моим отцом  познакомился только в 1952 году, в возрасте 14 лет»

«Почему же так поздно?»

«Он пошел в 1941 году на фронт, в 1944 был арестован и осуждён на 8 лет в лагеря.

В 1952 году после своего освобождения он приехал на несколько дней в Москву, чтобы повидаться со своей семьёй.  Тогда он взял меня с собой.

«Куда же вы с ним поехали?»

«В Ухту,  республику Коми, в город  на европейской стороне Урала, но далеко на севере.  Здесь, где он должен был отбыть часть своего срока, мой отец работал медбратом. В 1953 году мы вернулись вместе в центральную Россию. В область Калуги, в маленький городок южнее Москвы, где у моего отца до войны была дача. От него я получил своё образование, свои знания»

«Он  был художник, поэт и переводчик, считался знатоком  многих европейских и славянских языков. «Потерянный рай» Милтона перевёл на русский язык он. Он, а заодно и круг его друзей оказали на меня большое влияние,  были моими учителями. Тогда я и начал писать»

«Это значит, что ты не всегда был художником?»

«Да, поскольку вначале литература была для меня важнее. В 1953 году я уехал в Западную Сибирь и более года работал там лесорубом и рыбаком. То время, мои переживания  и мои странствия имели для меня большое значение и влились потом в мои рассказы и короткие романы.Я жил также на Кавказе, в Крыму и на Карпатах.»

«А когда ты начал заниматься рисунком  и живописью?»

«Это было в начале 60-х годов. Я внезапно бросил писать, думая, что время для понимания моих рассказов ещё не пришло, и начал писать картины, вначале в стиле поп-арта и ташизма,  спонтанно, не придавая особого значения  этому  способу выражения. Однако ушёл в это с головой»

«Да, в конце 60-х годов я начал работать с отходами от штампов, перфорированной металлической лентой. Я пытался отнять у  картины статику и придать ей фиктивное движение, а именно таким образом, чтобы в обработанных металлических деталях отражалась окружающа среда. Таким образом  работы переставали быть неподвижными.»

«Рисунки, которые я видел в галерее, более поздние?»

«Конечно, когда в 1978 году я попал в психушку — из-за  шубообразной шизофрении, что это такое, я и сам до сих пор не знаю — то начал совершенно неожиданно рисовать. Мой лечащий врач, о котором я с любовью и благодарностью вспоминаю, позволил мне рисовать в подвале нашего отделения»

«Почему?»

«Мир не без добрых людей, но и не без Божьей помощи. Таня (жена Боруха – примеч. ред.) принесла мне бумагу и краски,  а то кроме  Библии и книги Рудольфа Коха «The Book of Signs“ у меня  в больнице ничего не было. Мне подарили её американские друзья.  Я многому научился из этой книги, бесконечно многому, особенно глубокому изучению символики»

«Твои рисунки содержат много религиозной символики, но они возможно менее современны, чем  металлические работы»

«Согласен. Я пытался, под влиянием Коха, обьединить раннехристианскую и средневековую символику. Я не иконописец, но думаю, что мне удалось выразить современными средствами то, что несет в себе старая икона. Кстати, все рисунки, созданные в клинике, имеют наряду с моей подписью и знак ПБ-N5»

«Что означают губы, которые часто доминируют в композиции?»

«Губы —  это женщина как символ чистоты  и это одновременно язык. В комбинации с церковью они для меня — знак Богоматери, один из самых, на мой взгляд, важных символов православной церкви. Однако они важны не только для композиционного решения в картине, они для меня являются желанием донести до зрителя что-то важное в наше тяжёлое и жестокое время. Я хочу указать людям на «Бытие». Знаки на рисунках должны разгадываться как кроссворд, причём линии и чистые цвета — это как подсказки для прочтения простейших истин. И если первые работы в этом направлении – попытки сложных решений, то, думаю, что со временем, пришёл к более простым и ясным ответам. Для меня это – притчи о Терпимости, Милосердии , близости к Богу.

«Ты много рассказывал о своём отце, а кто была твоя мать?»

«О да, она была замечательной женщиной, можно сказать,  собирательным образом  простой русской матери. Её жизненная позиция оказала на меня большое влияние. Её девичью фамилию «Алоничева» я взял как псевдоним, которым подписывал свои рассказы. Значение ее личности проявилось особенно тогда, когда на её похоронах собралось  удивительно большое колличество самых значительных писателей и художников»

…Так для меня замкнулся круг.  Пронизанная традицией современная живопись, полная религиозной символики, созданная человеком, полным любви к своим родителям. Возможно даже аллегория русской судьбы.

Днями позже, вылетая из Москвы домой, можно было высмотреть леса сквозь облака и туманную дымку. И я вспомнил, что везу домой банку с грибами, собранными Таней и Борухом,  Ещё одно воспоминание о России. О ядовитости грибов я мог не беспокоиться, так как художник Борух очень хорошо знал лес.

***

Стихи Боруха (Бориса Штейнберга)

 ЛЕГЕНДА

 Багровый  цветок кирпичика

Сегодня приснился мне.

Окна восковое личико

Со мню наедине.

 Пока за оградой стелется

Тугая, как нить, луна,

И песню свою погорельцы

Раскладывают у окна —

 Безумная, неомыта

Тоска моего греха —

Я встретила инвалида

Под дикий крик петуха.

 Не  зря по ночам я плакала.

Из рощи не выходя,

Сам Бог протянул мне яблоко

 Теплое от дождя.

 Белесые  звезды акации

Пылали над землей

Когда он ушел  на станцию,

Меня отвели домой.

 И злобно соседи лютые

Подсматривают из-за угла –

Как я накормлю малютку,

Ведь грудь моя так мала.

***

Милая, неискренняя,

 Мы с тобою какие-то лишние,

Промелькнувшие синими искрами,

Сумасшедшими брызжа мыслями.

Мы с  тобою совсем никчемные,

И какие-то очень случайные,

Со своими судьбами темными,

Понимаем одни лишь крайности.

То ли  город был опытной своднею,

То ли случай нас свел на улице.

Ты светилась как ночь новогодняя,

Но уже немного сутулилась.

Все пришло так нежданно, негаданно

Захлестнуло тоскою доверчивой,

Эта ночь была страшно темная

И дышала случайными встречами.

Милая, неисренняя…

***

Кофейный запах дней минувших,

Назойливых, как комары,

Как миражи далекой суши,

Как повторившиеся сны,

Как хлопья тающего снега,

Как кучевые облака,

Хранящие кристаллы смеха,

Пришедшие издалека.

Как серебристый звон капелей,

Как умирающий закат,

Как бешеный порыв метели

И к революциям набат.

Иль с горьким привкусом полыни,

С обидой терпкою в глазах,

Как на этапах песни ссыльных

И гнев, застывший на устах.

Они приходят незаметно

Бесшумной поступью ночей

В румянце близкого рассвета,

В опавших листьях тополей,

Бредут по старым переулкам,

Настойчиво    стучатся в дверь.

Приносят запахи окурков,

И прелесть русских деревень.

Кофейный запах дней минувших,

Назойливых как комары.

И может быть,  совсем не нужных,

Как отгоревшие огни.

***

Что искала душа моя…

Юлия Королькова, 03.10.2002

«Борух» — это имя художник Борис Штейнберг придумал, чтобы не путали с родным братом, тоже художником, Эдуардом Штейнбергом. Родился Борух в Москве 9 июня 1938 года в семье переводчика Аркадия Акимовича Штейнберга. В 1941 году отец ушел на фронт, а в 1944 был арестован и осужден по 58й «политической» статье. Только через 8 лет, отсидев свой срок от звонка до звонка, он вышел на свободу. Свидание с семьей было кратким: в Москве ему разрешили пробыть всего несколько дней, а затем отправили на поселение в город Ухту, в республику Коми, как вольнонаемного врача. Аркадий Акимович отбыл на Север не один: с ним поехал младший сын — Борух. Старший Штейнберг был незаурядной многогранной личностью: поэт, писатель, художник, скульптор, музыкант, игравший на многих музыкальных инструментах, переводчик, знавший 15 языков, гениальный педагог. Будучи сыном «врага народа», Борух был вынужден расстаться со школой еще во втором классе. Благодаря отцу он получил такое блестящее образование, какое не могла дать ни одна советская школа. В Ухте Борух под руководством отца начал заниматься творчеством. Здесь были написаны первые стихи и рассказы.В конце 1953 года они вдвоем вернулись с Севера. Но жить в Москве отбывшему срок по политической статье не разрешалось. Аркадий Акимович поселился с семьей в небольшом городке Калужской области Тарусе, живописно раскинувшейся на высоком берегу Оки. Таруса еще до революции привлекала художников, поэтов и писателей своими великолепными пейзажами. Ее называли «Русским Барбизоном». Цветаевы, Толстые, Борисов-Мусатов, Крымов, Ватагин, Паустовский, Заболоцкий в разное время отдыхали и работали в Тарусе.

До войны у семьи Штейнбергов был большой двухэтажный дом, но возвратиться в него им уже не пришлось: он был конфискован у семьи «врага народа». Таруса, находящаяся за знаменитым 101 километром, стала домом для многих писателей, поэтов и художников, вернувшихся из заключения. Круг интеллигенции, собравшейся в то время в Тарусе, был впечатляющим. Кто-то приехал после ареста и лагерей, поскольку жить в Москве и других крупных городах было нельзя, для других же это было просто дачное место. Константин Паустовский, Надежда Мандельштам, Николай Заболоцкий, Борис Свешников были друзьями, гостями и собеседниками Аркадия Акимовича. Общение с этими людьми оказало на Боруха, тогда шестнадцатилетнего подростка, огромное влияние. Летом 1957 года в Тарусу приезжает на практику художественный факультет ВГИКа. Борух знакомится с художниками В. Воробьевым, И. Вулохом и В. Коневским. В Тарусе он начинает писать свои первые живописные работы.

С 1960 года Борух живет в Москве. Художники Анатолий Зверев, Дмитрий Плавинский, Александр Харитонов, Игорь Куклис – вот новый круг общения молодого живописца. Все они жили неподалеку друг от друга, что, помимо общих интересов, способствовало регулярному общению. Первым покупателем картин Боруха стал бразильский дипломат Гидо Суарес, и это придало еще больше азарта в работе молодому художнику: оказалось, что его картины не только кому-то интересны, но даже есть люди, готовые платить деньги за его искусство.

В 1974 году Борух примкнул к группе художников, активно отстаивавших свои права на свободу творчества. Лидером этой группы был Оскар Рабин. Группа художников устроила несанкционированную выставку неофициального искусства под открытым небом на окраине Москвы. Власть выступила против художников и их картин с помощью бульдозеров и поливальных машин, многие художники были арестованы. Боруху ареста удалось избежать, и художник продолжает активно участвовать в «квартирных» выставках, а в сентябре 1975 года входит в инициативную группу по проведению первой официально разрешенной выставки нового искусства на ВДНХ.

Тяжелым испытанием для художника стал период 1977-78 годов. Сначала ограбили его квартиру. Бесследно исчезла коллекция графических работ русских авангардистов 20-х годов, коллекция русских икон, деньги. Следователи не находят ни воров, ни украденного, а, быть может, и не ищут. Для кого стараться? Сомнительная личность — художник, диссидент. Попытка же найти воров самому чуть не стоила художнику жизни: он получает тяжелые ранения и при смерти попадает в больницу. Чтобы хоть как-то поправить дела, выйдя из больницы, он пытается продать бывшие в семье золотые монеты царской чеканки, но и это ему не удается. Штейнберга арестовывают и отдают под суд за незаконную торговлю золотом. Суд и психиатрическая экспертиза признают его невменяемым и отправляют на принудительное лечение в закрытую психиатрическую лечебницу. Жене и друзьям художника стоило больших трудов и хлопот, чтобы добиться отмены принудительного лечения (уколов, разрушающих психику). Он был переведен в другое отделение, где впервые за историю этой «психушки» была организована творческая мастерская. В ней Борух нашел свой новый живописный язык.

Почти год Борух «лечился» в психиатрической клинике. Как это часто бывает у творческих людей, беда обернулась благом. В больнице, в мастерской, закрывшись на ключ, он мог работать часами, как монах в своей келье. Почти год он посвятил изучению двух книг: Библии и «Книги знаков» Рудольфа Коха, рассказывавшей о языческих и религиозных символах архаических культур. Читая эти книги, Борух пытается проникнуть в сакральный смысл каждого слова, каждого знака, и, творчески переплавив увиденное, соединить древние тексты и знаки со своим пониманием жизни.

Татьяна принесла бумагу и краски, и в больнице начался новый период творчества Боруха – графика. Еще занимаясь литературой, он писал короткие новеллы, почти притчи. Его графические листы — это притчи на холсте и бумаге. Своими работами он пытается напомнить людям о милосердии, терпении, сострадании и смирении. Эти работы надолго останавливают зрителя, пытающегося разгадать смысл таинственных знаков. После выхода из больницы Борух с 1978 года совсем прекратил светскую жизнь. Работа, семья и несколько друзей, которых, кажется, можно сосчитать по пальцам одной руки.

Все время Борух отдает работе. Рано встает, рано ложится спать. «У художника не бывает свободного времени», — говорит он. По-прежнему на рабочем столе лежит Библия, изучение которой не прекращается много лет, и книга Коха о знаках. Выполняемые им произведения всегда очень трудоемки: покрытые слоями искрящегося металла, таинственно мерцая, они рассказывают о вечных загадках бытия: о любви, о жизни и смерти, о Б-ге. Работая с металлом, таким неподатливым, но очень пластичным в его руках материалом, он добивается высокой выразительности. «Почему вы выбрали металл?» — спросила я у Боруха. «Вы путаете, не художник выбирает материал, а материал находит художника», — был ответ. Работает он над каждой картиной подолгу, никуда не торопясь, бывает, не один год, добиваясь максимальной выразительности. Быть может, эти картины из металла следовало бы назвать барельефами, так они объемны, многослойны и многофигурны.

Графические листы продолжают тему поиска разумности и гармонии бытия. «Я понять тебя хочу, смысла я в тебе ищу». Мир был создан Б-гом нам на радость. Так почему же столько горя, войн и смерти вокруг? Почему даже самые близкие люди так часто не могут понять друг друга? Мудрый, много переживший человек пытается дать ответ на эти вечные вопросы, создавая свое идеальное, гармоничное пространство. И только шелковые нити, сшивающие на холсте несоединимое, дают нам понять, как глубоко ранит художника далеко не идеальная наша действительность. «В молодости понимание свободы звучит так: чего хочу, то и делаю, сейчас я понял, что формула свободы иная: не делать того, чего не хочешь». Работа, любовь, дети – что искала душа моя?

***

Стихи Боруха (Бориса Штейнберга)

Полынь горька,

К тому ж она,

Имеет оловянный цвет.

И острый запах бытия.

Неприхотлива….

С давних пор,

Считаясь вредным сорняком,

Она растет особняком,

Среди подобных ей же трав,

Как бы храня  свой гордый нрав.

Но,  горечь терпкая листов,

Волшебной силою полна.

Служила испокон веков,

Для темно-красного вина.

И в тишине монастырей,

И на пирах у королей,

И в наш  неврастеничный век,

Вино будило горький смех.

***

Профессиональное опьянение

/ С. Черному. /

Сапожник — в стельку пьян,

Животновод — напился как скотина,

Матросу — по колено океан,

А дегустатор — кружкой хлещет вина.

Столяр — упившись в доску, спит.

Шатаясь, дворник, подметает небо,

Тяжелым языком, ворочает пиит,

И что-то пишет на  заборе хлебом.

Священник пьян до положенья риз,

Асенизатор пробует помои,

И вдребезги напившись, анархист,

Проклятья шлет, общественному строю.

Художник, сделавши из красок винегрет,

Собрату, маляру, умильно предлагает,

И в меру пьян  бредет интеллигент,

Пища о равенстве последнему трамваю.

Всяк пьян по своему, один тише воды,

Другой — орет, с  трагическим надрывом,

А третий от греха, и от беды,

Спешит домой, тряся суконным рылом.

***

Хорошо звездой прокрасться в ночь,

Проскользнуть по каплям фонарей.

Шубу снега,  сбросить с хрупких плеч,

 Мертвенно уснувших тополей.

Просто так,  бродить по переулкам,

Улыбаться случайным прохожим.

Подсмотреть в укромном закоулке

Две блаженно улыбаюшиеся рожи.

Кто они? Влюбленные иль воры.

Темнота и полночь,  неразборчивы.

Мне же наплевать, я вышел в город,

Проскользнул по крышам узорчатым.

Вышел просто так,  чтоб  раствориться,

Затеряться меж домищ и домиков,

Девушке случайной поклониться,

Показаться ей заезжим комиком.

И плевать,  что там кого-то грабят,

Кто-то в подворотнях целуется,

Я сегодня удивительно занят,

Поражаюсь в заснеженной улице.

***

О персональной выставке художника Боруха «СВОБОДА — НЕСВОБОДА»

Эту аннотацию написала Юлия Лебедева, куратор выставки. Она прошла в июне и июле 2008 г., в выставочном зале музея «Другое искусство» Музейного центра РГГУ и была приурочена к 70-летию со дня рождения художника. В экспозицию вошли работы из музея «Другое искусство», собрания семьи, частных коллекций и галереи «Романовъ».

Борух – так стали называть художника Бориса Аркадьевича Штейнберга (1938-2003), когда в доме Штейнбергов в Тарусе появился еще один Борис –после освобождения приехал из лагеря друг отца, художник Борис Петрович Свешников.  И Борух оставил себе это имя, чтобы его не путали с братом, художником Эдуардом Штейнбергом, и отцом Аркадием Штейнбергом, известным филологом, переводчиком, поэтом, художником и музыкантом.

Борух — нонконформист с рождения.  Он был сыном «врага народа»(Аркадия Акимовича не миновала участь сотен тысяч людей в сталинское время: десять лет он провел в лагерях). Восьмилетним мальчиком Борух восстал против травли в школе (травили за то, что еврей и за то, что отец – врага народа) и после жестокой драки с директорским сыном перестал посещать занятия.

Затем, получив блестящее образование лишь в 14 лет от вернувшегося Аркадия Акимовича, Борух начинает писать рассказы и стихи. Его семья тогда живет в маленьком городке Тарусе, которая постепенно превратилась в «островок интеллектуалов». Отец и интереснейший круг его друзей оказали на Боруха большое влияние. В конце 50-х — начале 60-х среди литераторов и художников складывается так называемая «Тарусская группа» ( Аркадий Штейнберг, его сыновья, Константин Паустовский с семьей, Надежда Мандельштам, Николай Заболоцкий, Анастасия Цветаева-Эфрос, художники Борис Свешников, Дмитрий Плавинский, часто приезжают Анатолий Зверев, Александр Харитонов). В 1957 году Борух знакомится с приехавшими на практику студентами художественного факультета ВГИКа Игорем Вулохом и Виталием Каневским. После этого он делает свои первые ташистские работы.

Уже в Москве в 1963 году Борух прекращает занятия литературой и увлекается визульным творчеством.  После первых поп-артистских работ (ассамбляжей), в конце 1960-х Борух начинает создавать «металлические» картины.

Материалом для своих творений он избирает производственные отходы от штампа – перфорированную металлическую ленту . «Я пытался отнять у картины статику и придать ей фиктивное движение таким образом, чтобы в обработанных металлических деталях отражалась окружающая среда. Таким образом, работы переставали быть неподвижными». Получались удивительные пластичные работы, с абстрактным или фигуративным сюжетами. При помощи столь сложной фактуры можно было создать и портрет, и пейзаж, и геометрическую композицию. Это уже картины-объекты  — тенденция, характерная для искусства авангарда 70-х, но даже в этом, как и  в осмыслении наследия конструктивизма, Борух — новатор. Для него всегда была  чрезвычайно важна фактура. Его работы часто трехмерны и до конца понять замысел можно только при внимательном рассмотрении произведения. Фотографии и репродукции искажают, упрощают восприятие.

В самом конце 1970-х Борух, находясь в больнице, начинает заниматься графикой. В отличие  от внешней нарочитой жесткости металлических работ, его рисунки воздушные и   тонкие – созданы с помощью мельчайших точек темперой, гуашью, тушью или фломастером. В этих работах появляется разнообразие цвета– от пастельно-нежных до люминесцентно-ярких красок. Внимательно изучив «Книгу знаков» Рудольфа Коха, он создает серии на библейские темы, используя систему древних религиозных символов. Параллельно с графикой точками, в начале 1980-х создаются яркие работы фломастером.  Одновременно Борух не бросает и металл. Избранные им сюжеты нередко переосмысляются и в живописной абстракции, где переплетаются и обретают новый смысл геометрические формы и знаки.

Через все творчество художника проходит тема свободы и несвободы. В жизни – прямой, вспыльчивый и горячий, Борух в своем искусстве никогда не высказывался прямолинейно, ведя, скорее, спокойный философский разговор о внутренней свободе личности.

Он участвовал в важнейших политических акциях советских художников-нонконформистов в 1970-е: в так называемой «Бульдозерной выставке», в выставке в Измайлово, в павильоне «Дом Культуры» на ВДНХ, многочисленных квартирных выставках. С 1970-го года его работы участвовали в выставках за границей и лишь впервые были показаны на родине в 1991 году на выставке «Другое искусство» в Государственной Третьяковской галерее.

Тексты и фото из архива Татьяны Левицкой