Сидеть на ступеньках, лавочках, на полу – это так по-юношески, задорно, молодёжно.

Ибо юношество – это всегда неформально. Вопреки.

Кто поведёт всю поэтическую тусовку за собой. Кто станет во главе её, в первых рядах?

У нас есть такие талантливые яркие люди!

Анна Долгарева, как она пишет сама в своей личной группе — самый нежный панк от поэзии. Произвожу смыслы. Автор шести книг и самый молодой лауреат Григорьевской премии.

Как известно, что писателя Горького всегда сопровождала свита. Как пишет И. М. Нефедова: «После Украины Горький живет с семьей в селе Каменное около Торжка, в Тверской губернии, у своего друга химика Васильева. Здесь он часто бывает на бумажной фабрике и на стекольном заводе, видит страшные условия труда рабочих стеклодувов, сближается с местными социал-демократами, продолжает начатый на Украине роман «Фома Гордеев» (Свои крупные произведения Горький называл повестями, но литературоведы нередко называют их романами.) В январе 1898 года Горький возвращается в Нижний.»

Источник: http://gorkiy-lit.ru/gorkiy/about/nefedova-gorkij/nefedova-gorkij-3.htm

И действительно – студенчество, поклонники, любители всегда сопровождали писателя толпой за ним ходили. Вились вокруг него десятками. Окружали, разговаривали.

«В сентябре он возвращается в Нижний. Здесь на новый, 1901 год Горький устраивает для полутора тысяч детей нижегородской бедноты елку — с цветными электрическими лампочками (тогда это казалось почти чудом) и подарками: мешком с фунтом гостинцев, сапогами, рубахой. С грустью смотрел он на недетскую печаль в глазах маленьких гостей, на их старческую серьезность, негодуя на тех, кто лишил детей детства.

Горький не переоценивал своей помощи бедноте: «Из пятисот вчерашних мальцов, быть может, один будет читать. Да, не больше. Ибо остальные издохнут преждевременно от кори, тифа, скарлатины, дифтерии, холеры, поноса — от голода, холода, грязи…»

Устраивает Горький для нижегородских босяков чайную «Столбы». В «Столбах» работала бесплатная амбулатория, за четыре года было устроено более ста концертов. Надпись у входа гласила: «Спирт есть яд, так же как мышьяк, как белена, как опий и как множество других веществ, убивающих человека…»

Источник: http://gorkiy-lit.ru/gorkiy/about/nefedova-gorkij/nefedova-gorkij-3.htm

Горький – ведущий за собой людей.

Каждое время рождало на свет таких писателей – вожаков. Они становились светом в конце туннеля. Им рукоплескали. Книги их зачитывали до дыр.

Середина 90-х годов, начало двухтысячных и, наконец, двадцатые годы нынешнего века – перешли на некий разговорный жанр в виде блогерства, подписчиков, кумиров.

Поклонники Виктора Цоя – Цой жив.

Поклонники Кипелова – я свободен.

Поклонники Рича – это настоящая, трепещущая живая толпа, если глядеть из зала – это колышущийся шёлк.

Но одно дело – песня. Рэп. Мелодия. Звучания.

Иное дело – тексты стихотворений.

И здесь в первых рядах молодёжного движения Анна Долгарева. Я видела горящие глаза девушек, юношей, видела их вдумчивых, рукоплещущих, восторженных.

Итак, нам нужны такие, как Аничка (Лемерт) – люди.

Одна Анна не справится, слишком большой объём русской публики от возрастных до молодых. Отсюда – усталость, не высыпание. И поезд, когда туловищем в сторону дома – это праздник.

(Закату и его маме Надежде)

Звали её Надежда,

учительница в школе.

И был у неё ласковый сын сероглазый.

А когда началось — на временном расколе —

ушёл на войну, не сомневаясь ни разу.

Отложил мечты когда-нибудь доехать к Байкалу,

отложил мечты — повзрослею, мол, подрасту.

И слышался сердца стук и колёсный стук.

И большая страна за окном вагона мелькала,

и было ему тридцать три.

Как Илье Муромцу или Христу.

Когда она прочитала

«Погиб самый светлый парень»,

Ей даже имя не нужно было — и так поняла.

И был сентябрь горячей кровью ошпарен,

и Оскол-река как из бутылочного стекла.

Звали её Надежда, но надеяться было не на что.

Сползала по стеночке.

Хоронили в открытом гробу, сдержать не могла вой.

Господи, почему.

Господи, для чего.

А потом подошла — такая уже, не юная

(Это её на иконах молодой рисуют, с младенцем),

Говорит: я своего тоже на руках баюкала,

Тоже потом хоронила — куда же деться.

А потом, говорит, восстал через три дня.

Так, говорит, и будет, слушай меня.

И открыла Надежда глаза — а рядом более никого.

И только плат на плечах чужой -.

сияющий,

огневой.

(АННА ДОЛГАРЕВА)

В чём сам феномен Анны? В неком огромном Гоголе находящемся внутри  её. В большой культурной программе, заложенной внутри этой милой девушки? В неком русском коде Малороссии. В Умении воевать – в умении видеть, спасать, ждать, в отзывчившим сердце. И это не сладкое варенье с мёдом, с чаем и сахаром – это огневая боль, роящаяся  в пчелином улье.

Итак, вникнем в художественный мир в её удвоенный трагизм, в полымь художественной рефлексии, когда мир поэтических образов, эстетическое бытие являет большую красоту, хотя оно и не находится на поверхности, а наоборот сам образ обряжается в мысленный флёр происходящего наяву. Как известно «гоголизация» текстов поэтов малорусского направления неистощима. Здесь и круглые метафоры некой иронии, светлой и тёмной хтони, в некой стихийности событий, в умении входить в мир мёртвых и в мир живых, чувствуя их фантомно и проникая в их послесмертие:

Как много времени, — мы думали, когда

оно текло, как виски из стакана,

и вытекло. И разделили страны,

районы, области и города.

А ведь могли бы, за руки держась,

Не расставаться никогда на свете,

но верили бесхитростно, как дети,

не знающие смерти: этот джаз

не кончится, у жизни нет конца.

Неспешно шли, на набережной птицы

взлетали – и куда тут торопиться.

Еще успеет голубь из птенца

Стать взрослым, и, допустим, через год

мы будем сыпать крошки на ступени,

мы будем вечно счастливы, как пенье

на клиросе на Пасху не пройдет.

Но наступила темнота – а мы

друг друга взять за руки не успели,

поодиночке в обездоленном апреле

наощупь движемся, поем среди чумы.

Но голубь вырастет. Послушай, да постой:

большой такой, доверчивый и сизый,

он прилетит на краешек карниза

той комнаты, где будем мы с тобой.

И мы, что времени постигнуть не могли,

пойдем, когда откроются границы,

куда глядят глаза, где шевелится

трава под ветром до краев земли.

И это умение разгадывать помыслы всего живого: человека, кота, леса, солнца, умение вкладывать в песнь стихийность, обволокшие её метафорой.

Кроме этого – у поэта всегда много дел: он собиратель. Он мифологизатор. Он волонтёр самого себя.

И я честно говорю: у Ани есть сила пионервожатого.

Всеобщего. Всероссийского.

Если можно бы было напроситься в помощники, то я бы пошла.

Но это не всё. Здесь больше. Здесь многогранней. И многораспахнутей что ли.

Поговорим о поэзии.

О Новой книге «Вернись живой».

Главное – вернись. Это словно бы уже победа одновременно и пока длится сражение – но победа уже ощутима. Она в воздухе. Она плывёт. Через некий Миргород, через его главных героев. Аничкиных героев. Начиная с кота Феликса. «Зима обняла; через белое проступая,

Маячит призрак разбомбленного сарая.

Рябина обледенела, синицы на ветках.

Новые две могилы — тоже разведка.

Тлеющая сигарета, яблоко да печенье.

Дверца в оградке скрипит, как качели.

Белая тишина, ни памяти, ни печали.

Помнишь, как мама с папой тебя на руках качали?

Всё ты, конечно, помнишь; ещё покурим,

Мы — не живые, не мёртвые — нынче дежурим

По классу. Ты под землёй, я сверху, но ты не бойся:

Вне жизни и смерти мы одного свойства.

Так что прорвёмся: по разные стороны Стикса

Взявшись за руки — в просторах белее гипса

Мы отдежурим: чего мы ещё не видели.

Я обещала котёнка твоим родителям.»

Много раз обращала внимание на количество подписчиков на страничках поэтов. У Анны уже более 24 тыс. Для поэтической странички это чудесно. Ибо поэзия. У Анны она хрупкая, движенческая, столбовая, русская, надёжная.

«Пока превращалась в красную линию кровавая нить,

Пока, скрежеща, переламывалась эпоха,

Я молилась, чтоб не пришлось тебя хоронить,

И действительно опоздала на похороны.

Время пройдёт, прирастут дубы годовыми кольцами,

Будет стоять памятник молодому солдату.

Я как-то спросила, почему ты пошёл добровольцем.

Ты пожал плечами: «Открыли военкоматы».

А двадцатого сентября над тобою сложились стены,

И война побежала дальше большими скачками.

Вот и всё, что я могу рассказать про великие перемены.

И ещё я не знаю, как посмотрю в глаза твоей маме.

Анна Долгарева | Стихи

Игорь Алькин. Закат.

25.07.1989 — 20.09.2022

Поминайте.»

Любой стих Анны – это помянник. На котором имя. Любое имя – поэзия.

Её росток. Сплетение.

Вообще, молодёжь у нас чаще всего ассоциируется с Тургеневским «Отцы и дети», с Прилепинским «Санькя», с Лимоновским «Эдичка»,  то есть с неким противостоянием супротив взрослых – консервативных, как я, комплементарных, скучных, инертных.

Значит, нарастающее в молодёжных рядах, надо приводить в порядок.

Когда под крылом взрослого и мудрого направляющего сеять «доброе, разумное, вечное».

И оно не заканчивается. Невозможно, чтобы один раз посеял и всегда будет расти. Много лет. Веков. Нет. Надо сеять каждую весну. Русскую весну, которая приходит не часто. Но до этого надо взращивать семена, лелеять их. Бережно хранить.

Это постоянная работа.

А не когда – пригодился поэт, достал его из коробочки. Тот поплясал. И обратно.

Так не бывает. Поэту завсегда нужен простор.

И до и после коробочки.

Сегодня достали одних. Завтра вынули иных. Послезавтра третьих.

Так тоже неверно. Поэтов надо выгуливать и проветривать. И на крайний случай публиковать в наших малочисленных, малотиражных, безгонорарных журналах.

Их всего пять-семь.

Они там не перемещаются.

Им мало. Им тесно. А некоторым никогда.

Эту тему надо поднимать на уровне министерства. Хотя сейчас поэтов прикрепили к мин- цифре. То есть к арифметике.

Настоящий Гоголь! Ну, истинный!

Если у нас будет хорошо укреплён тыл. То у нас будет побеждающий фронт.

Культурный тыл, если вспоминать прошлые годы, был всегда надёжен.

И тут дело не в свободе-несвободе. А в том, что он нужен сейчас сильнее всего.

Тыл надо было тоже готовить.

Мобилизовать. И кормить. И публиковать. И спектаклезировать. Кинематографировать. Просто нельзя его было бросать на самотёк. Чтобы сорняки не проросли.

Сейчас, надсаживаемся, корчуем, выкорчёвываем, борщевики изгоняем из наших лесов литературных. И чтец, и жнец – мы…

Но это к слову.

…А Сашка снился матери. Она

Тогда ещё не знала, но узнала

Потом, когда до них дошла война.

Так вот, так вот: касаемо финала.

Вошёл он в хату, был по пояс голый,

Вспотевший, и уставший, и весёлый,

И попросил водицы из колодца.

И вот он пьёт, вода по шее льётся,

И мама говорит ему: останься,

Хоть на денёк, на час, давай хоть чаю.

А он смеётся, головой качает:

Мол, дальше мне, дойти ещё до станции.

Там, говорит, такая же война.

Мирняк, вояки, все, мол, вперемешку.

Напился и рюкзак на плечи вскинул.

Ушёл, и свет был по следам, как вешки.

Тогда и зарыдала в голосину

(АННА ДОЛГАРЕВА)

Поэзия Анна – это сон во сне.

И мы продвигаемся по его высокому свету, ища выход. Находя вход. Прорастая сквозь него. Становясь его частью.

Анна – как поводырь в лучший поэтический  мир для многих. И свет виден. И ярок он.

Светлана Леонтьева

член  Союза писателей России