по книге Захара Прилепина

«Шолохов. Незаконный»

Дон – звучное ястребиное название. И одновременно ягодное, рыбное название реки. Здесь, только здесь может хранится на самом дне колечко заветное, откуда, гой еси, мир произошёл. Все тайны – на  дне. Все сгоревшие рукописи. Отгадки. И даже Летопись Первая всея планеты в сундуке под семью замками.

Жёсткое событие 1929 года. Комиссия, где доказывают подлинность рукописи Шолохова и его авторство. Но зачем Медведевой-Томашевской понадобилось судить Михаила Шолохова, ей, находящейся на задворках Европы, какой смысл? И это всё она самая – непролазная, как чаща с можжевельником, как склон, поросший терновником, та самая – зависть. Когда ему всё – тебе ничего. А кто виноват? Ежели не ты сам, а? Пособником и вдохновителем был А. И. Солженицын.  Ибо все знают, как уничтожить соперника, убить, не убивая тяжёлым предметом. Это обвинить его в воровстве.

Дон, где могли утопнуть все. Враз! Дон реки моей. Дон сердца моего. Дон чрева моего. Дон. Дон. Дон!

Кого из нас не обвиняли в заимствованиях. В эпигонстве? В слизывании. Слямзивании. Повторах? О это сладкая, вишнёвая глыбь. Омут! Водоворонка!

Открываю первую страницу книги Захара Николаевича: «После Степана Шолоховы теряются в глубинах времён, но в середине XVII века эта фамилия появляется на Рязанщине. В переписной книге 1646 года записан житель города Зарайска Гаврило Дорофеевич Шолохов. Но первый выявленный предок писателя — не он, а Фирс Борисович Шолохов. Предположительно его отец Борис был сыном Гаврилы Дорофеевича. В 1680-х Фирс был дворовым у боярина, затем поступил в пушкари и поселился в Пушкарской слободе Зарайска. Впервые он упоминается в 1686 году, когда в числе иных зарайских пушкарей был послан на службу в полк воеводы Леонтия Романовича Неплюева». Прилепин штудирует биографию писателя, находя новые и новые ветви родословной. Главная задача – это доказать то, что Шолохов сам, именно он автор всего того наследия, что загадочным образом обрело ореол мученичества. Было распято. Сошло на Голгофу. Но сам писатель всех простил по-христиански. И простил то, что его семья была вынуждена скитаться по съемным домам. Что его рождение – незаконно. Что он татарчонок. Что его гордая казачка мать вынуждена была жить с нелюбимым, что сам Шолохов носил фамилию Кузнецов.

Книга Захара – это полудетективный продукт исследования. Привязь биографии писателя к реальным людям и от них к выдуманным персонажам с изменёнными фамилиями. Наверно, сколько будет времён, столько же будет исследований. Найдено троп. И будут люди погружаться в Дон, который Нетихий, а опасный, глубокий, с колодезными подземными ручьями, с плотвицей, щуками! Ай, ловись, рыбка!

«Благодарю за огромную помощь, оказанную мне в работе:

— внука писателя Александра Михайловича Шолохова, когда-то предложившего мне взяться за этот труд и тем самым оказавшего автору великое доверие;

— дочь писателя Светлану Михайловну Шолохову, несказанно поразившую меня, о чём подробнее будет сказано ниже;

— литературоведа Юрия Александровича Дворяшина, давшего мне многие дельные советы.

Посвящаю эту книгу памяти:

— Валентина Фёдоровича Юркина, многолетнего руководителя

«Молодой гвардии», крепкого и жизнелюбивого советского человека;

— Андрея Витальевича Петрова, главного редактора издательства, добрейшего мужика, с которым мы договорились сделать эту книгу, но результата он уже не увидел;

— Родиона Владимировича Графа-Сафонова, моего друга и сослуживца, многократно перечитывавшего любимого своего писателя Шолохова и погибшего в мае 2022-го в боях за русскую землю.»

Так пишет Прилепин в аннотации.

И сердце заходится от любви к его русскому высокому Слову. Писатели вы ми, писатели! Именно такого ранга известности, как Прилепин и ждал, наверно, сам Михаил Александрович Шолохов.

***

Расследования, КАК КРИТИЧЕСКАЯ МАССА воды в Доне.

Они полномерны и исчисляются в тоннах. Это тебе не бег на расстояния. Это большое русское раздолье.

1905, 24 мая — Михаил Александрович Шолохов родился на хуторе Кружилин станицы Вёшенской области Войска Донского. Родители — сын купца Александр Михайлович Шолохов и Анастасия Даниловна Кузнецова (Черникова).

(Здесь надо подробно остановиться на том, что А. Д. Кузнецову побивал муженёк, тот самый С. Кузнецов. И она, как Аксинья ушла от него к барину жить. И в 1913 А. М. Шолохов и А. Д. Кузнецова обвенчались после кончины её официального мужа С. Кузнецова. Миша «усыновлён» собственным отцом и записан как «сын мещанина».)

1910 — семья Шолоховых переезжает на хутор Каргинский в связи с поступлением отца на службу приказчиком к купцу И. С. Левочкину.

1912 — Миша принят в Каргинское мужское приходское училище по второму году обучения.

1914 — из-за болезни глаз Миша оставляет школу и уезжает лечиться в Москву в глазную клинику доктора К. Д. Снегирёва. В столице Михаила определяют в частную гимназию имени Г. Шелапутина. Далее отец переводит сына в Богучарскую мужскую гимназию в Воронежской губернии. А из-за приближения немецких войск гимназия в 1918 г, в которой учился Шолохов, была закрыта, и ему пришлось уехать домой, в хутор Плешаков, где его отец работал управляющим паровой мельницей еланского купца И. Симонова. А осенью того же года  отец отдаёт сына в Вёшенскую гимназию. 1919, март — июнь — в Вёшенской вспыхивает антибольшевистское восстание казаков. Семья Шолоховых вновь переселяется в станицу Каргинскую. Далее,бросив мельницу и недостроенный дом в Плешакове, семья Шолоховых переезжает на хутор Рубежный, где проживает в съёмной комнате Ф. А. Попова. В 1920 — после восстановления в Каргинской Советской власти Шолохов работает учителем по ликвидации неграмотности среди взрослого населения, делопроизводителем в Каргинском станичном исполкоме. Играет в спектаклях Каргинского народного театра, пишет для него пьесы.

Биография написана подробно. Осень…весна…Станица Вёшенская. Дом Ф. Попова. Соседи! Они  подлинные! Братья-Дроздовы = братья-Мелиховы. А у семьи Дроздовых Шолоховы как раз снимали угол для проживания. А сами братья стали боевыми командирами Вёшенского казачьего восстания. (Как об этом мог бы написать Ф. Крюков, если он не знал лично Дроздовых? Да никак!) Далее – работники на мельнице, коей заправлял отец Михаила Александровича, все списаны с натуры, так сказать! Мельников – это Харлампий, у которого Шорохов какое-то время проживал, это судьба списанная с реального человека. Даже фото есть – сидит человек, глаза у него с паволокой казачьей, усы пышные, взгляд ястребиный. «Когда мы умираем – то в небо взмывает ангел! Когда мы воскресаем, то с неба падает дождь!» Ирина Николаевна Медведева-Томашевская, это некая рябь на волнах Дона. Это малый, чёрный Донец кровавый, это война миров. Вот спросить бы этого человека – а вам-то на что? Думаю, для фейка и пиара. Это, выражаясь современным языком. Многие литературоведы пиарятся на известном имени. Это же так круто – вчера тебя знать не знали, а на завтра достопочтенная литературнаяпублика за голову хватается, ай да, Ирина Николаевна, ай да, с… сын! А ведь рукописи Шолохова нашлись! И нашлось ещё много чего:

1. Любопытные и любознательные шолоховеды.

2. Любители справедливости.

3. Нашла сама справедливость в лице З. Прилепина

Люди русские они такие – им правда нужна! А не заграничная болтовня. Именно там находится тот самый институт фейков. Тот самый вектор – как оболгать наших кумиров, писателей, художников. Даже жизнь Анны Ахматовой представить в карикатурах и комиксах. А смерть Сталина исказить до безобразия.

Вы не находите?

Будь моя воля я бы не стала так возносить Солженицына. Язык его книг — публицистический. Отнюдь не писательский. Нет задора. Любви мало. Но это моё мнение.

***

ПОДВОДНЫЕ КАМНИ Дона:

Захар Прилепин воспроизвел набор  шолоховедческих словно отлитых в граните и меди основ: многие  герои «Тихого Дона» были известны Шолохову лично. Именно с них и слеплены яркие, глубокие персонажи! Основной мотив Прилепина  существующий на самом деле хутор Каргина – той самой заполошной Каргинской станицы, что описана в “Тихом Доне». Герман Ермолаев _ исследователь, так писал о Вешенских краеведах: «Возможно, что Сердинов-младший и интервьюеры из Вешенской средней школы были склонны сосредоточить внимание скорее на чертах сходства, чем различия, между персонажами романа и их прототипами.» Память людская не меркнет, друзья! И через 40-50 лет тем более! Мы носители этой памяти великого Дона и всех его песков, камней, мелкой береговой поросли! Отсюда площадь в станице —  там строение скрипучее, пожарка да дом торговый! И  мастерская швейных машин Зингера. Это могло быть лишь в одном Каргине! Ибо это вправду было в Каргине! В Татарском не было, ну и что, не вашего ума дело, Исаевич! (Федот Бодовскй Штокман явно произнёс, что  «слесарь, хочу мастерскую открыть»! И поэтому слухайте внимательно-с! И Шолохов памятлив был чрезвычайно, хотя жил в Каргине только в 1910-1914 г, помнил всё, хотя уехали они оттуда, когда ему было девять лет. САМА помню всё-всё, когда была  подростком, помню, как незаконно обвинили меня в том, что я телевизор исцарапала. И как с мальчишками по гаражам гоняла. Как в 5 лет с горки деревянной скатилась летом! И занозы выковыривала, тоже помню.

А люди? Так люди до сих предо мной, как живые. Ольга. Танька. Вася-Фантомас. Но вернёмся к Прилепину! К Дону и Задонью!

605 страниц чистого Дона. Реального. Люди! Самые настоящие. Фольклор! Бери горстями и черпай их, пей, целуй, подноси в лицу, вглядывайся, вчитывайся, тони, люби, болей, расти детей.

Но пока будет существовать ТИХИЙ ДОН люди будут спорить о нём, как о живом и неподатливом. Как словно с космоса прилетел. Ну, и прилетел! Чего же не прилететь-то?

Много-много их – безъязыких, бесформенных.

А Шолохов – патриот.

И 12 раз на Нобелевку подавал. И отказывали. И с Хрущёвым рыбу ловил на Дону. И со Сталиным переписку вёл. По-простому. Ибо знал: ему можно.

А вы писали письмо Сталину? Хоть раз.

***

ПИСЬМА СТАЛИНУ

Шолохов был обласкан властью. Он писал вождям и получал ответ. Он мог написать Сталину, что едет в Москву, затем следовал приём его в Кремле. Так рассказывает Прилепин в своём диалоге.

«Одним из самых удачливых военачальников Азовского похода 1696 года оказался бывший есаул Степана Разина Фрол Минаев, вовремя отошедший от бунтовщика, потому избежавший наказания и, более того, избранный впоследствии войсковым атаманом Всевеликого Войска Донского. Так род Шолоховых пересекается с древнейшей казачьей историей: не станем утверждать, что прапрапрадед писателя Фирс Шолохов и разинский есаул Фрол Минаев были знакомы, но при осаде Азова они, конечно же, могли видеться…»

Конечно, человек с такой родословной, чьи предки герои – заслуживает уважения. Один из предков – атаман, второй есаул. Колорит! Ответ Сталина Шолохову звучит ещё более нестандартно: «Это так. Но это не все, т. Шолохов. Дело в том, что Ваши письма производят несколько однобокое впечатление. Об этом я хочу написать Вам несколько слов. Я поблагодарил Вас за письма, так как они вскрывают болячку нашей партийно-советской работы, вскрывают то, как иногда наши работники, желая обуздать врага, бьют нечаянно по друзьям и докатываются до садизма. Но это не значит, что я во всем согласен с Вами. Вы видите одну сторону, видите не плохо. Но это только одна сторона дела. Чтобы не ошибиться в политике (Ваши письма — не беллетристика, а сплошная политика), надо обозреть, надо уметь видеть и другую сторону. А другая сторона состоит в том, что уважаемые хлеборобы вашего района (и не только вашего района) проводили «итальянку» (саботаж!) и не прочь были оставить рабочих, Красную армию — без хлеба. Тот факт, что саботаж был тихий и внешне безобидный (без крови), — этот факт не меняет того, что уважаемые хлеборобы по сути дела вели «тишайшую» войну с советской властью. Войну на измор, дорогой тов. Шолохов… Конечно, это обстоятельство ни в какой мере не может оправдать тех безобразий, которые были допущены, как уверяете Вы, нашими работниками. И виновные в этих безобразиях должны понести должное наказание. Но все же ясно, как божий день, что уважаемые хлеборобы не такие уж безобидные люди, как это могло бы показаться издали». (СТАЛИН)

В результате – виновники наказаны. Перегибы устранены.

А вот часть текста письма самого Шолохова: «Сажание «в холодную». «Есть яма?» — «Нет». — «Ступай, садись в амбар!» Колхозника раздевают до белья и босого сажают в амбар или сарай. Время действия — январь, февраль, часто в амбары сажали целыми бригадами. В Ващаевском колхозе колхозницам обливали ноги и подолы юбок керосином, зажигали, а потом тушили: «Скажешь, где яма! Опять подожгу!» В этом же колхозе допрашиваемую клали в яму, до половины зарывали и продолжали допрос…»

Но Захар Прилепин продолжает в форме расследования шаг за шагом. Факт за фактом. Одновременно раскрывая колоритную фигуру Шолохова. Его любовь к народу. Его боль. «Прокручиваешь его жизнь — к началу или к закату — схожая картина. Совсем ребёнок, босоногий казачок, стоит возле кружка хуторских стариков, не откликается на призыв сверстников продолжить игру: вслушивается. Только жилка на виске пульсирует. Мать поёт песни — малоросские, казачьи, русские, — немеет, вникая; помнит почти каждую наизусть. Насыщается песнями, как солнцем и ветром. К отцу наезжают знакомые: тулится возле, наблюдая явившихся — мещан, купцов, крестьян, казаков; ребёнка снедает неизъяснимое любопытство. Темнеет уже — и вдруг отец, оборачиваясь, чтоб окликнуть жену, видит поразительные, из потусторонья взирающие глаза единственного сына. «Сынок, и ты здесь?» Тот еле заметно кивает; отвечает шёпотом, утвердительно: здесь». А теперь перейдём к эпизодам: соседка Андрониха (бабка). «На ком, акромя Аксиньи,мне жениться? Не на бабке же Андронихе!» — из «Тихого Дона». А также оградка, церковь, кладбище, курган, Каргинский храм, тропинка, священник Виссарион, магазин монополька, мокрый луг…всё это Шолоховское – истинное, из детства. Доказательства на лицо. Тысячи мелочей и совпадений. Ну и какой тут Фёдор Крюков? А переезды и перемещения семьи Шолохова? Они один в один совпадают с перемещениями главных героев, уход, отдаление и приближение фронта, даже запрягали лошадей в Вёшенском по-особенному!

Аникушка! Это, как говорит Захар, «сквозной персонаж». Он присутствует в ключевых эпизодах романа. Выходя из куреня все видят перво наперво Аникушку.

Мой Антипушка – как Аникушка то ли старик, то ли просто сосед.

И это яблочное чувство – понимать душу Аникушки.

И этот образ из народа.

Шолохов много раз высылал главу за главой Сталину тексты своих новых глав романа. И это тоже были письма. Письма-сюжеты. Письма-размышления. Письма- потоки!

Прилепин планомерно, словно тоже пишет письма Сталину, рассказывает и повествует!

«Напридумал это Михаил, — ответила Мария Петровна, — Он же такой был выдумщик. Никогда и ничего он не превышал. Я же с ним ходила по дворам. И не раз. Зайдем в курень, а там ребятишек, как цыплят, мал-мала меньше. Он, не раздумывая, говорил сразу же: «Тут брать нечего. Пойдем дальше. Пока прощевайте, казачата…Я вел крутую линию, да и время было крутое; шибко я комиссарил, был судим ревтрибуналом за превышение власти. Два дня ждал смерти, а потом пришли и выпустили, жить очень хотелось».

Язык Шолохова – неповторимый, сочный, донской! Речной! Изложение мастерское! Хотя письма Сталину написаны сугубо канцелярским наречием. Без оборотов и метафор. Лаконично и последовательно. Ибо нельзя отбирать последнее: люди с голода сгинут!

Захар Прилепин последовательно, сосредоточенно ведёт расследование, это почти детектив, ибо убивали писателя планомерно. Дискредитируя его бессмертное произведения. Зачем? Отчего?

О…эта человека зависть!

Отчего не я такой? Отчего не меня так любят? Отчего я не видел того, что видел Шолохов?

И плывёт, плывёт Шолоховское небо. Казачье. Донское. «Не свои страсти и метания — а саму жизнь, как она есть. Ничего не забыл; спрятал в сердце, — как ребёнок прячет самую удивительную находку и несёт в ладони к отцу. Пётр Луговой, ближайший шолоховский товарищ в тридцатые, так рассказывал: «Встречаясь с людьми, беседуя с ними…Шолохов ничего не записывал. Он всё это запоминал в точности…. Шолохов называл фамилии, имена, отчества людей, с которыми говорил, с которыми встречался… приводил многочисленные факты… описывал лица людей, которых видел, лица девушек, платки, которыми они были покрыты, их цвет и качество». Театральный режиссёр Леон Мазрухо с удивлением замечал: Шолохов помнил, когда в прошлом году — и в позапрошлом, и за год до того, и за десять тоже — пошёл первый снег и когда случился перелёт осенних птичьих стай.» (ИЗ КНИГИ  З. ПРИЛЕПИНА «Шолохов. Незаконный». Само содержание книги – художественный элемент – «Перелом, Заступник, Сталинский Коньяк, Русская Партия, Народный, Месть…», уже в содержании кроется интрига, задел, эпилог и пролог. Ну, и конечно, время там. Как волны Дона, как степь, как любовь, как понятное сердцу и загадочное уму. Ибо в Шолохова надо лишь верить! В то, что мог 22 летний юноша понимать горечь женщины оставленной, преданной (пример матери и соседей), понимать каково это рожать (раньше рожали в избах, прикрывшись занавеской из ситца), понимать душу женскую, жаждующую любви, знать, что такое хлеб и мельница (ибо отец Шолохова имел во владении мельницу в селе). Разве трудно понимать ту жизнь, коей ты живёшь?

Но отчего людям завидно? И не простым людям, а писателям? Отчего такие гонения на Шолохова, Травля Фадеева? Оттого, что бессмертие всегда – зависть!

Чёрная.

Как Дон ночной, гулеванный, не унимаемый, весь в ветрах и стуже.

А тихим он уже никогда не станет!

***

 Ту, которая «не зарастёт, тропа»

утоптала! Самолично. На пригорке.

Дон, товарищ речка! В лоб звезда

упирается тебе в немом восторге.

Ничего не трогай. Не дыши.

Просто слушай: Дон, Дон, Дон и только.

Здесь под небом Шолоховским вширь,

под вишнёвым, пёстрым, мезозойским

Танаис Великий, Гранд Танас,

Красно- Евразийская империя!

…О, как плохо пишется сейчас,

если вы не здесь, не в этой эре вы!

Ни как Симонов, который «Жди меня»,

ни как Маяковский тот, что «Нате» вам!

Ни как Шолохов, что уголь из огня!

Надо так творить, как на распятии!

Горлом окровавленным: Дон, Дон!

Подними волну, хотя б  раз в жизни

и кричи испепелённым ртом,

и ори, пусть тонут все гуртом.

Задыхаясь,

пишут об отчизне.

Нас воспитывали люди – встаньте в строй,

(в гимнастёрках цвета хаки солнца,

трубка на столе, кисет простой,

а глаза бездоннее колодца.)

Реки времени воспитывали нас,

ласточки на белом Диком поле,

поражающий копьём змеиный глаз,

нас Святой воспитывал Георгий!

Побежим, бывало, ввысь, где март!

А вокруг – всё синее.

всё – синее!

Нас воспитывал кинотеатр,

что извечно звали мы «Россиею».

О, как я отчаянно дралась!

Сразу видно, косточка рабочая.

Огребали все за первый класс,

ну и прочая, и прочая, и прочая!

Пролетарская моя ты целина!

Христианская моя ты, златоробная!

И сражались все, любой из нас,

как сейчас сражаются за родину!

Светлана Леонтьева

член  Союза писателей России

фото автора