Пятница, 29.03.2024
Журнал Клаузура

Мансуров Андрей. «Родина». Рассказ.

Глава из романа «Я подобрал это на свалке!..»

Корабль, конечно, первой заметила Мать.

Ещё бы ей его не заметить! Она же не спит. И все сканнеры и детекторы подключены к ней напрямую. А сканнеры и детекторы у нас — самые дорогие и чувствительные.

Мать — главный компьютер у меня на Корабле. Мы с ней — скрапперы. Ну, вернее, скраппер — я, а она на подхвате.

Занимаемся мы этим делом довольно давно…  Лет этак побольше тридцати с чем-то.

Посетили с «мирными визитами» около сорока населённых планет, больше полутора тысяч ненаселенных, и уж не упомню, сколько туманностей, галактик и чёрных облаков пробороздили!..

Сама профессия скраппера располагает к размышлениям и путешествиям: мы этакие барахольщики Вселенной. И добыча наша — не только металлолом со старых Полигонов — для печей перерабатывающих вторсырьё заводов на астероидах. Или разбитые, наши и чужие, корабли — для Пентагона, Лэнгли, и Массачусетского Технологического.

Мы всегда: чего найдём интересного, полезного и ценного — как только вычислим, чем это может быть полезно людям, и сколько за это можно слупить, сразу тащим на планеты, колонизированные землянами. Ну, или уж прямиком на Землю. Там это добро можно обычно продать дороже всего! Нуворишам-коллекционерам. Всё тем же воякам. Ну, и учёным, разумеется — эти-то рады-радёшеньки, что спецэкспедицию «пробивать», и гранты на неё выколачивать не надо…

Ведь старушка-Родина остаётся, если мне позволят так сказать, рассадником фундаментальной Науки, новейших технологий, и поставщицей лучших в изученной части космоса вооружений. И мозгов.

Ну вот, чтобы эти мозги не заскучали и не покрылись плесенью, мы, как неугомонные мурашики, и тащим со всех уголков дальнего Космоса разные Артефакты. Будь то куски и детали тех же Кораблей. Машины. (Если сохранились какие-нибудь, сильно отличные от наших, людских. Если же — похожи, то такие тащить смысла нет.) Или произведения неземного искусства. Или даже просто дефицитные, выработанные ещё в древности, полезные ископаемые… Пусть изучают. Используют. И заодно думают, как продвинуть нашу любимую Цивилизацию ещё дальше по пути Прогресса, и Человечество — выше по лестнице самосовершенствования!..

Чёрт, красиво изложил! Да я – прям Шекспир! Или Софокл? Э-э, неважно! На старости лет, глядишь, точно — мемуары напишу. Чуть переработав то, что пишу вот сейчас в бортовом Журнале. Или ещё какой-нибудь научно-философский трактат накорябаю. Назову как-нибудь покрасивей. И наукообразно. Типа: «Влияние новейших социально-культовых артефактов и фразеологизмов цивилизации Альдебаран-зет 3/5671 на совершенствование структурных характеристик инструментальной стали, или как сделать железо прочнее с помощью амулетов и заклинаний».

А что? Мне док Натан (Дослужившийся не без помощи наших находок до места Зав. Секцией, и звания профессора!) из Массачусетского Технологического так и сказал: «Ты (То есть, я!) продвинул наши разработки дальше, чем все чёртовы субсидии Конгресса!» Приятно.

Да и воякам я кое-что подбросил. Взять хотя бы универсальный поглотитель всех существующих излучений… Теперь все Линкоры Флота абсолютно невидимы!

Конечно, сделал я всё это, и многое другое, отнюдь не бесплатно.

Так что, как я уже говорил, у нас с Матерью на счетах девяти планет лежат весьма круглые суммы. И недвижимость, и акции кое-какие, приносят стабильный доход. И вилла есть на Вендисе-3, на самом берегу самого спокойного Моря самой «курортной» планеты… Можно бы успокоиться, и мирно почивать на лаврах.

Ага, вот и Матери тоже смешно. Она-то меня знает, как облупленного.

Так уж устроен наш брат скраппер — сюда «правильные» и последовательные люди, вроде бухгалтеров, или офис-менеджеров, не идут. А идут те, кто вечно чего-то ищет…

Куш?

Думаю, вряд ли. Ведь скольких я знаю, кроме нас с Матерью, удачливых (тьфу-тьфу!), и уже обеспеченных, но… Неуспокоившихся. Кто до самой смерти всё носился по Космосу, совался куда можно, и куда нельзя, искал, искал… Фанатизм? Хм-м… Скорее уж – мания…

Хотите — назовите это Зудом. Да, точно: вечный Зуд в … Ну, где положено!

И, разумеется, иногда наша деятельность связана с известным (А зачастую — неизвестным!) риском. Сколько скрапперов и их кораблей носятся по Вселенной, взорванные и распылённые на кусочки не крупней манной крупы тем, что они нашли! И притащили на корабль, не озаботившись как следует убедиться, что это дело — безопасно всегда. А не только, когда лежит себе там, где его нашли, и ждёт, и призывно-заманчиво искрится ксеноморфной привлекательностью…

Ох, что-то я разошёлся не на шутку! Видать, виновата вот эта самая, последняя, находка.

Вот и потянуло на философию, да «ретроспективу».

К делу.

Мы с Матерью себя любим и ценим, как я уже говорил. Оборудование — лучшее из всего, что можно купить за Деньги.

Этот корабль засёк, однако, самый банальный металлодетектор.

Хорошо, что мы уже гасили скорость, а то пришлось бы возвращаться на пару сотен миллионов миль. Да и так пришлось делать сложные манёвры, и облетать этого малыша со всех сторон, а то — мало ли… Стрельнёт чем!

Вон, мои противометеоритные пушки: никого не спрашивают, а сразу палят во всё, что по их мнению, «плохо летит». Ну и правильно — не бубнить же каждый раз:

— «Капитан! К кораблю приближается опасный объект! Прикажете уничтожить?»

Если бы они так делали, беднягу «Лебедя» — это наш с Матерью Корабль — ещё те же тридцать с лишним лет назад разнесло по всей Вселенной на кусочки не крупнее конфетти.

Так что сближались безопасным курсом, и потихоньку. Но никто в нас не выпалил, хотя на защитные экраны я пустил почти половину мощности третьего реактора. И вот мы зависли на параллельном курсе, в какой-то миле от «объекта».

Мать послала зонд, чтобы он дополнил нашу картину с наружных видеомониторов ещё и изображением со стороны носа, кормы, и другого бока кораблика.

Ничего себе картина. То есть, вполне мирная.

— Ну, — говорю, — Мать… Выкладывай.

Мать у меня вежливая, тактичная и – главное! — давно меня знает. Вот она и говорит:

— Ты, разумеется, уже и сам обо всём догадался. Крохотное водоизмещение и весь крайне примитивный наружный дизайн говорят о том, что это — спасательная капсула. Точный возраст назову, только когда отберу пробы. По косвенным же признакам могу сообщить лишь, что этой капсуле не менее пятидесяти тысяч лет, и сделана она для существ, если и отличающихся от людей, то весьма незначительно.

Зная твои привычки, сразу скажу: санобработка тебе после её посещения предстоит усиленная.

Поскольку единственные организмы, которые могли там уцелеть, это крайне стойкие и живучие споры неизвестных мне бактерий и вирусов, специализирующиеся как раз на гуманоидах. К тому же наверняка мутировавшие, и очень агрессивные… Буду убивать их жёстким излучением.

Так и знай: вовнутрь не впущу, пока не буду полностью удовлетворена.

— Вот спасибо, — говорю, — Можешь же, когда захочешь, вселить оптимизм, и веру в светлое будущее в душу беспечного искателя сокровищ и ловца приключений на свою …опу. Готовь челнок.

— Давно он готов. — и точно, я слышал, как ещё час назад, когда она только сказала об «объекте», её манипуляторы в трюме чего-то таскали и чем-то громыхали. Отлично. Ну, я же говорил — понимаем друг друга с полуслова… И иногда даже вообще без слов.

Челнок мой прошёл, как и корабль, огни и воды. Так что оружия на борту чуть ли не больше, чем, к примеру, на Линкоре Флота. Я же говорю: более мнительных, завистливых, и одержимых коллекционерской страстью к разным смертоносным железкам, парней, чем нормальные скрапперы, в Космосе нет.

Подлетаю, причаливаю. Одеваю скафандр и экзоскелет, выплываю наружу.

Шлюз спасательной капсулы, само-собой, не действует. Хорошо, что я «посадил» челнок (Если можно так назвать закрепление магнитными захватами на скорлупке, которая в пять раз меньше моего, приземлявшегося на тысячах больших и малых небесных тел, агрегата!) прямо рядом со шлюзом. Мать озаботилась залезть манипуляторами, которых у неё натыкано и внутри, и снаружи челнока, в распределительный щиток капсулы. Всё там обследовала. Подала питание на борт.

Однако ничего не случилось. Чёртовы механизмы совершенно заклинило. Ещё бы: за пятьдесят-то тысяч лет любая смазка превратится в камень, да и сервомоторы сгниют!

Пришлось применить всё тот же экзоскелет, и вскрыть наружный люк силой. После чего сразу выяснилось, что в нём, в экзоскелете то есть, я в крохотную шлюзовую камеру не пролезу.

Ах вы так со мной!.. Чего я мучаюсь, у меня же есть…

Мать установила вокруг отверстия шлюза герметичную палатку (Ну как — палатку. Здоровенная пластиковая ёмкость, формой похожая на эскимосское иглу, и диаметром метров пять.).

Чтобы, значит, уж наверняка не повредить тому, что внутри, при разгерметизации.

Открыв внутренний люк с помощью дроида, Мать любезно сообщила, что «воздуха, пригодного для дыхания» внутри нет. Да и вообще воздуха нет. Улетучился, стало быть, через сдохшие прокладки, и дырки от микрометеоритов.

Чего я, спрашивается, с этой палаткой мучился…

Приказал сложить её и убрать обратно.

— Давай, вдвигай туда чёртову камеру!

Осмотрев всё то, что передал монитор, я треснул себя по шлему скафандра перчаткой. (Блин! Каждый раз попадаюсь на это, когда хочу почесать в затылке!) Да, печально.

Собственно, именно это Мать и предсказывала. А теперь придётся лезть внутрь, чтобы, так сказать, воочию…

Десять гибернаторов, или капсул для гиперсна, сразу сказали мне о многом.

Во-первых, если кто и построил эту спасательную шлюпку, сделано это было до открытия ими гиперпривода. Просто жутко представить, сколько же этим беднягам приходилось спать — при досветовых-то скоростях! Вот это настойчивость! Ну, и смелость. Или — безрассудство. Это — как посмотреть: даже когда у нас эту технологию, как говорится, «вылизали», шансы проснуться… э-э… умственно полноценным, были примерно двадцать к одному. (Ну, в смысле, на девятнадцать, благополучно всё о прошлой жизни помнивших, приходился один… Временно потерянный для Общества, назовём это так!)

Как говаривали древние поэты — «Безумству храбрых поём мы песню…». Всё хорошо. Но ключевое слово всё же — Безумству.

Впрочем, это моё личное мнение. Эти же для себя решили.

А во-вторых, эвакуация производилась в спешке. Спасённых — ну, вернее, пытавшихся спастись — на борту оказалось всего двое.

Мужчина был на вид крепок и силён. Чем-то он даже напоминал меня в молодости. Простые и несколько грубые черты лица. Коротко остриженные волосы. Майка камуфляжной расцветки, жетон с личными данными на цепочке на груди. Ни дать ни взять — матёрый морпех.

Но у него не было кистей рук. На обрубки были наложены жгуты и повязки.

Женщина же оказалась…

Очень красива. Это — если мягко говорить. Даже меня, уж понавидавшегося всяких специально «клонированных» отборных, и подправленных усилиями пластохирургов, косметологов, и т.п. чертовски хорошо оплачиваемых спецов, женщин, предназначенных для Элиты, (Всяких Сенаторов, Падишахов, да финансовых межпланетных воротил!) поразил вид этой… Погибшей. Буквально – я не шучу! – волосы на голове зашевелились, когда присмотрелся к ней получше: наверное, так выглядели пресловутые олимпийские богини…

Запоминающееся лицо. Великолепная фигура.

Ничего не скажешь — гармоничная была пара… Словно прошедшие кастинг на племенных производителей здорового и красивого Потомства. Там, куда летели…

То, что оба были мертвы, не мешало мне восхищаться их физическим совершенством. Хотя иссохшая в вакууме кожа и обтягивала мумифицированные тела, почти как на древнеегипетских мумиях, и лица казались болезненно бледными — от потери крови.

Я долго стоял молча. Не мог поверить глазам — они казались чертовски похожими на самых обычных… людей.

И вот они плавают в Космосе уже пятьдесят тысяч лет, а мы — то есть, Человечество — вышли в это универсальное связующее Разумные Существа Пространство всего пять-шесть сотен лет назад! И как же так получилось, что мы не встретились? Или…

Однако мы никогда не посылали в Глубокий Космос корабли с гибернаторами — даже в тот бурный и дорогостоящий период, когда ещё не изобрели гиперпривода. А вот они — решились-таки. Может ли всё же быть так, что они наши…

— Мать. Отбери все нужные пробы, и в первую очередь проверь их ДНК.

Её манипуляторы вползли вовнутрь, и принялись аккуратно вскрывать прозрачные колпаки, и отбирать пробы. Я всё не мог оторвать взгляда от женщины. Даже в виде мумии она оставалась как-то уж слишком красива. Что-то было в ней…

Мистическое! Притягивающее взгляд и завораживающее. О такой жене можно только мечтать… Так. Стоп. Куда это меня потянуло: никакого клонирования! Скраппер — профессия для одиночек!

Обойдя саркофаг — Тьфу ты! Капсулу! — с другой стороны, я увидел и ещё кое-что.

Весь стол под женщиной был покрыт коркой засохшей крови. Похоже, вся эта кровь из несчастной  вытекла через ужасную рану на боку, наспех перевязанную странными розовыми, похожими на псевдокожу, бинтами.

Осмотрев мужчину, я убедился, что и он ранен — на затылке большой пролом, и осколки черепа буквально торчат наружу.

— Мать! Ты уже наверняка всё проанализировала. Скажи, что здесь произошло?

— Их основной корабль погиб, скорее всего, от какого-то взрыва. И вряд ли это был метеорит — иначе спасшихся было бы больше, и их тела… не получили бы столь специфических повреждений. Вероятнее всего, по моим расчётам, — внутренняя авария, последствия которой мужчина как раз и пытался ликвидировать.

Воздух на основном корабле сохранился лишь в небольшой части отсеков. Иначе спасшихся — опять-таки было бы больше. Живучесть, и сила духа этих двоих просто поразительны.

Как с такими ранами им удалось добраться до капсулы, и лечь в гибернаторы, я сказать затрудняюсь. Первым умер мужчина. Вернее, он уже был мёртв, когда попал в гибернатор. С такой раной выжить невозможно: сканнер показывает абсолютно летальные повреждения мозга. Сюда его явно перенесла женщина. Возможно, в состоянии аффекта она и не заметила, что он…

Прости.

Сама женщина погибла от потери крови. Похоже, автодоктор капсулы был повреждён, и ей пришлось перевязывать себя самой. Сделано это очень… непрофессионально. Анализ показывает, что умерли оба задолго до того, как вышел весь воздух. То есть, она практически не мучилась — умерла во сне.

— Что там… с анализом ДНК? — я смог заговорить только с третьей попытки. Воздух всё как-то не набирался в лёгкие. Опять, что ли, чёртов климатизатор барахлит? А, нет: работает нормально: все лампочки, вроде, горят.

— Придётся ждать ещё полчаса. Я сейчас дезинфицирую пробы, чтобы внести их на «Лебедя». И только потом смогу применить наш электронный…

— Да, я понял.

— Что мы будем делать с ними?

— Не знаю… Я ещё не решил. — я действительно не решил. Во-первых, мне всегда казалось кощунством сдавать в металлолом капсулы с телами, как, бывало, делал кое-кто из наших. Во-вторых, тревожить вечный сон этих двоих, столь похожих на нас, мне вообще не хотелось. Это было бы как-то… непорядочно, что ли. Кощунство?

— Ты нашла бортовой журнал, или чёртов блок памяти бортового компьютера?

— Да.

— Извлеки его, вдруг там хоть что-то осталось.

— Поняла. Сделаю, как только освободятся манипуляторы челнока.

Мне всё равно пришлось ждать, пока не освободилась наша шлюзовая. Но находиться рядом с этими двоими оказалось всё же выше моих сил — сидя над шлюзом, а затем и встав, я оставался снаружи, глядя, как мой дроид устанавливает на место и заваривает внутренний, а затем и внешний люк спасательной капсулы.

Чувствовал я себя погано.

Словно это действительно я сам там погиб. И вот смотрю на себя спустя неизмеримые тысячелетия…

Неужели эти двое, в самом расцвете зрелости и способностей, (по виду им казалось не больше сорока) полные сил и стремлений, должны были погибнуть вот так, не добравшись ни до дома, ни до места, куда летели… А куда они летели? И зачем?

Была ли у них хотя бы надежда на спасение?

Странное чувство. А, к дьяволу — всё равно объяснить не смогу! Раньше со мной при виде погибших астронавтов такого не случалось уж точно. А тут… Словно что-то древнее, инстинкт, что ли, какой-то, там, глубоко внутри меня — предчувствовал, что история не кончилась. И дальше дела пойдут только хуже.

Не говоря уже о том, что деньгами здесь не пахнет.

Когда я, наконец, прошёл весь утомительный облучательно-опрыскивательный карантин, устроенный Матерью в тамбуре челнока, а потом и «Лебедя», двинулся прямо в рубку.

Отсек с нашей научной аппаратурой (Ага — она у нас тоже самая дорогая. Но это не мешает ей периодически, в самый неподходящий момент, ломаться!) так и гудел. А уж лампочками разноцветными переливался — что твоя Рождественская ёлочка.

Я чувствовал голод, но всё равно пока есть не мог. Так и слонялся по рубке.

— Код определён. — говорит через какое-то время Мать, — И ты опять оказался прав. Они могли бы быть твоими родителями. Вернее — прародителями.

— То есть… Это тоже земляне?!

— Н-нет. Не совсем так. Кое-какие мои, как ты их называешь, аналитическо-дедуктивные программы, позволяют с вероятностью в девяносто шесть (Ого! Для Матери это — почти абсолютно достоверно!) процентов сказать, что вы с ними происходите от общего предка. И разделение путей земной цивилизации и вот этой, произошло никак не позже пятидесяти пяти — шестидесяти тысяч лет назад.

— Подожди-ка… получается, что если бы… капсула с более удачливыми спасшимися с того, как ты говоришь, взорвавшегося, Корабля, прилетела на Землю, и они выжили, то мы, люди, вот такими бы и получились — настолько похожими? И даже… э-э… могли бы скрещиваться с этими… пра-предками? Ну, если бы, конечно, встретились.

— Да, ты примерно правильно обрисовал ситуацию. Вы бы получились похожими. И могли бы. Скрещиваться. И давать потомство.

Я молчал. Перед глазами всё стояло прекрасное лицо моей «праматери». Странное ощущение. Тягостное. А ещё я почему-то чувствовал себя в чём-то виноватым… Не знаю только, в чём.

— Так мы, говоришь, потомки каких-то общих?..

— С вероятностью девяносто шесть…

— Хорошо, я понял. — ситуация более-менее прояснялась. Наверное, такое возможно.

Получается, все эти чёртовы историки и археологи-оппозиционеры, которые утверждали, что земля была заселена потомками древних звёздных переселенцев, правы?!

И вот я — тот придурок, который сможет это доказать… Фактами?

Почесав в затылке (теперь-то, конечно, ничто не мешало!), я прошёлся ещё раз по рубке. Хотя тут у меня не больно-то находишься: всё функционально, и свободного пространства примерно восемь квадратных метров. Думать теснота, однако, не мешает. Скорее, наоборот.

— Ладно. С общими предками понятно. Скажи теперь, что там с… памятью бортжурнала?

— Ничего. Носитель информации практически разрушен. А дубликата, ведущегося для страховки на бумаге, как это принято у землян, я не обнаружила. Зато порадую тебя: есть голографическая запись в кристалле изумруда. Там, на капсуле, имелся видеомагнитофон.

— Заинтриговала. Воспроизвести сможешь?

— Смогу. Но придётся подождать. На этот раз около часа.

Странное устройство из оптико-механических деталей, которое Мать соорудила в нашей ремонтной мастерской в трюме, поразило меня своей… неаккуратностью, что ли. Обычно моя хозяйка не грешит безалаберностью, и старается если уж делать, то и чтобы работало исправно, и выглядело… э-э… эстетично.

Но работать эта штука работала.

Изображение поморгало синим, затем перешло в красный, и, наконец, Мать подобрала цвета, близкие к естественным. Первое, что больно резануло по сердцу — сплошная кровь!

В крови был весь мужчина, лежащий на полу ничком, кровью был покрыт комбинезон женщины. На полу, под мужчиной, тоже уже натекла огромная, медленно расползающаяся, почти чёрная лужа.

Женщина, стоя на коленях, что-то делала с рукой своего напарника. Лицо её вдруг поднялось от так и не подававшего признаков жизни мужчины, и с выражением, которого не передать словами, обернулось к объективу.

— Аракс юу гиредде! Мразвейсэз! — голос был слышен плохо, а понять, что она говорила я смог и без Матери, которая перевела:

— Будьте вы прокляты! Мерзавцы!

После этого женщина, вытянув руку, что-то нажала возле объектива, и следующая картинка выглядела немного иначе.

Мужчина с уже перевязанными руками лежал на ложе гибернатора, колпак был откинут.

Возле головы несчастного торчала выдвинутая из стены штанга с каким-то громоздким оборудованием на конце, а женщина злобно смотрела мне в лицо, подойдя почти вплотную к объективу.

Она бросала отрывистые фразы, лицо сводила судорога — явно ненависти, которую, боюсь, и словами-то не выразить. Но она старалась сдержаться, и говорить чётко.

Вот только звук почему-то не записался.

Мать нарушила тишину:

— Читаю по губам: — «Теперь-то вы довольны, гнусные твари? «Благородная миссия» накрылась …» — … э-э… нецензурное слово, обозначающее женский половой орган. Смысл идиомы означает полный крах, — «Все мертвы! И те, кто дежурил, и те, кто спал — покойники! Я проклинаю тот день, когда…» — нарочито спокойный тон Матери так резко контрастировал с тем, что видели мои глаза, что я застыл, покрывшись липким потом. Кулаки почему-то сами собой сжались. И к горлу подступил подозрительный комок.

Домыслить нетрудно.

Изображение дёрнулось, и исчезло. Затем снова проявилось и застыло: женщина стояла, подавшись к объективу, и сжав так, что побелели костяшки пальцев, оба маленьких кулачка. Волосы, местами слипшиеся от пота и крови, создавали странный ореол вокруг лица. Наверное, так могла выглядеть Горгона-Медуза… Если бы не слёзы в глазах.

Даже в гневе её лицо было божественно (Да, не побоюсь этого слова — именно оно передаёт мои ощущения! Аж мурашки по коже!) прекрасным. И это несмотря на то, что на нём одновременно были и злоба, и горе, и разочарование… И что-то ещё, чего никогда не понять тому, кто сам не испытывал горечи утраты близких.

Стоп-кадр длился, наверное, целую вечность, пока меня не прорвало:

— Выключи!

Мать убрала полупрозрачную голограмму.

Буркнув: — «Я — в душе!», я принялся прямо на ходу стягивать комбинезон.

Чувствовал я себя грязным, испачкавшимся… И — всё равно, в чём-то виноватым.

Словно это я послал их почти на верную гибель, снарядив корабль так, что они…

Эти несчастные потерпели неудачу.

Но они-то хоть к чему-то стремились. Боролись за какую-то… Идею. Высшую Цель. Миссию.

А… Я?..

Помывшись и поев, я заставил себя вернуться в рубку, и продолжить.

— Мать. Что твоему «аналитически-дедуктивному» блоку сказала вся конструкция их капсулы, и просмотренное изображение в целом?

— Всё это практически только подтвердило мои первоначальные выкладки.

Цивилизация почти аналогична нашей, на уровне лет на триста ниже теперешнего. Даже надписи на панелях приборов читаются и расшифровываются очень легко. Но вот сами приборы… Намного хуже наших. И крайне ненадёжны. Просто удивительно, как Корабль с таким… э-э… отвратительным оборудованием решились отправить в явно ответственный и длительный полёт.

Мы ещё помолчали. Я не мог сидеть, и снова нарезал круги вокруг пульта. Мать не мешала. Она у меня всё знает — особенно, когда меня лучше не трогать…

Наконец я прервал слишком уж затянувшуюся паузу:

— Мать! Зная тебя, я могу предположить, что ты уже проложила курс туда, где произошла эта… катастрофа. И вычислила вероятность нахождения останков их Корабля!

— Да, я это сделала, зная тебя, и зная, что ты знаешь, что я это знаю, и ты и это тоже знаешь.

Ненавижу её, когда она так говорит! Хотя нет, я её люблю. Просто… Иногда она конкретно бесит меня тем, что знает меня лучше, чем я сам! А уж выражается при этом…

Зараза бессовестная.

Хотя, с другой стороны — это и неплохо. Иначе как бы она выручала меня из всех тех, извините, задниц, и того д…ма, куда я регулярно вляпывался со своим любопытным носом, и потакала моим капризам в поисках разного хлама, и приключений на …!

Ну а манеру речи, думаю, она всё же переняла у предыдущего Хозяина. Кривой Пит был страшный циник и пройдоха. Впрочем, чего греха таить — я тоже постарался. Внёс свою лепту в её «воспитание»… Да и блок неформальной логики и юмора, вставленный техником Вассей, явно работает. Вот это я ему, гаду, в следующий раз припомню!

Так что проглотив свои непечатные высказывания, и криво усмехнувшись, я поостыл, и сказал только:

— Хорошо. Полетели, значит! — но всё же поинтересовался, — Ну и какова эта чёртова вероятность, что мы хоть что-то найдём?

— Собственно, вероятность не так уж плоха. Здесь дело в том, что раз их капсула пролетела по прямой, или почти по прямой, столь долго, и её не затянула гравитация никакой звезды, или чёрная дыра, и не уничтожили скопления пыли и облака водорода, я считаю, что само место катастрофы мы найдём и быстро, и сравнительно легко.

Долетим где-то за неделю на восьми световых, и место я найду — с вероятностью более сорока семи процентов. Но вот осталось ли там хоть что-то от корабля, или его забрали спасатели, рассчитать пока не могу. Может, на месте…

— Да и ладно. Меня вполне устроят и сорок семь процентов. — я сел в кресло.

— Что будем делать со спасательной капсулой?

— Ничего. Пусть продолжает лететь, как летела. И они… Пусть остаются на борту.

Лучшей могилы и Памятника для них я придумать не могу. Да и останки тревожить не хочется.

— Поняла. Включаю маршевые двигатели.

Как я уже говорил, при сверхсветовой больше восьми у меня жутко болят зубы и искусственные суставы протезов рук. Летаем, стараясь не превышать. Поэтому как Мать сказала — так и получилось.

В расчётную точку прибыли ровно через неделю.

Ну, как объяснить… Дыра она дыра и есть — хоть планетарного масштаба, хоть в масштабах открытого космоса. Ничего заметного, примечательного, или выдающегося тут не наблюдалось. И если Мать правильно рассчитала расширение Вселенной, ничего здесь не было и пятьдесят тысяч лет назад.

За это время даже мельчайшие следы взрыва, если таковой имел место, полностью исчезли, и даже наши сверхчувствительные сканнеры и датчики почти ничего не учуяли. Однако Мать, со свойственной ей методичностью порывшись в пространстве, нашла пару молекул до сих пор ионизированных микрочастиц чего-то вроде керосина…

Неужели это было их топливо?! Жуть!

— Солнышко моё, — говорю, — Зная меня, ты уже наверняка всё за меня подумало. (Слышу, как она булькнула через динамики трансляции.) Как считаешь — если остатки Корабля откинуло взрывом к какой-нибудь ближайшей солнечной системе, могли они там сохраниться, или… упали на светило?

— Вероятность падения на светило, разумеется, больше — около семидесяти трёх с половиной процентов… Но если в такой системе существовали бы массивные планеты-гиганты, вроде нашего Юпитера, то остатки Корабля действительно могли бы превратиться в вечный спутник такой планеты.

— И ты, лапочка этакая, «зная меня, и зная, что я знаю…»

— Точно. Я уже послала все четыре наших зонда к тем из солнечных систем, которые считаю наиболее перспективными для этого варианта.

— Умница ты у меня. Переработать не дашь. Поэтому я скоро разленюсь окончательно — и стану толстым… И глупым… Ладно, пока ждём возвращения зондов, я, пожалуй, посплю.

Так я и сделал. Но всё равно, пришлось завтракать, отрабатывать на тренажёрах, обедать, прорабатывать учебники и справочники по наукам и искусству, (Должен же я иметь представление о том, сколько можно слупить за предметы, подходящие под эти категории, если найду их!) ужинать и снова спать ещё два дня. Наконец, все зонды вернулись на борт.

Вы не поверите! Нам действительно повезло!

Возле огромного, даже массивней Юпитера, газового гиганта, обнаруженного третьим зондом во вполне рядовой планетной системе, вращалось тело, оставившее очень характерный след в записях металлодетекторов зонда. Состояло оно практически только из металла, и снимки, сделанные оптическими камерами, хоть и с нескольких сотен километров, абсолютно однозначно доказывали, что это…

Корабль.

Моя особо чувствительная к таким дела задница почуяла…

Даже Мать заявила, что «вероятность того, что челнок происходит с этого Корабля» никак не меньше девяноста трёх с чем-то там!..

Мы сразу вылетели. Впрочем, внимательно изучив материалы, полученные остальными зондами. Но там практически ничего лично меня не заинтересовало. Так, обычные планеты. Кислородной атмосферы — ни на одной… Жизни, а, следовательно, и интересных артефактов поэтому и быть не могло.

Что же до полезных ископаемых, то я стараюсь ими теперь не заниматься. Слишком долго ждать, пока обогатители чего-то стоящего нароют и накопят… Нет уж! Пусть роют, обогащают и ждут те, кто помоложе — у них терпение и время есть. Наверное.

Вот: видите, как меня избаловали Мать и материальный достаток. (Опять — тьфу-тьфу!) Мы уже пренебрегаем кропотливой будничной работой рядового скраппера. Подавай нам только сливки-пенки! И вообще чего поинтересней!.. А, ладно — если не потакать себе, любимому, чего же делать-то в предпенсионном возрасте?! Марки коллекционировать? Орхидеи выращивать?

Вот именно — тьфу!..

Корабль был повреждён ну очень сильно.

Похоже, версия Матери о внутреннем взрыве полностью подтвердилась. Рассматривая красивые и чёткие изображения на мониторах, я пошкреб подбородок (Чёрт. Пора опять мазаться кремом от волосяного покрова — вон, щетина повылазила!).

Отсутствовала та часть, где, вероятно, раньше были двигатели. То, что осталось, представляло собой как бы сегмент сигары, отрезанной примерно до половины очень тупыми и корявыми ножницами… Но, похоже, жилые отсеки и рубка должны были находиться именно там, внутри.

Когда подлетел и сделал контрольный круг на челноке, округлая издали сигара превратилась в скопление угловатых и спрямлённых секций и панелей, лишь отдалённо напоминавших обтекаемую конструкцию. Ну и правильно: чего в космосе обтекать-то?..

Спереди всё ещё нелепо торчал как бы дурацкий зонтик из плоских металлических ёмкостей, вероятнее всего когда-то наполненных водой: это они так боролись с пылью и водородом по курсу. Н-да… Без комментариев.

Примерно в середине корпуса, ближе к тому, что напоминало днище, имелась ещё одна пробоина, и довольно крупная. Кое-где на корпусе виднелись и остатки мощных кронштейнов: словно снаружи к нему что-то немаленькое крепилось.

Плохо. Похоже, взрыв-то был не один…

Высадка происходила штатно: я причалил челнок возле одного из грузовых шлюзов. Мать поковыряла в щитках управления, подала напряжение… Всё равно, дроиду пришлось повозиться с внутренним люком, после того, как я убрал внешний, а Мать поставила нашу любимую палатку.

Но воздух, разумеется, испарился и отсюда.

Однако в отсеках и коридорах оказался почти порядок: обломков не валялось, и трупов, как я больше всего опасался, к счастью, тоже. Мать подтвердила мою догадку: выжившие после катастрофы смогли загерметизировать пробоины, и кое-как приспособить уцелевшую часть Корабля для жизни.

Сам Корабль был не таким уж маленьким: длина даже уцелевшей части «полусигары» достигала более трёхсот метров, при диаметре около восьмидесяти. Так что обследовать его, похоже, придётся долго.

А для чего мне дроид? Вот я и пустил его, если можно так сказать, по правому борту. А сам двинулся по левому.

Сила тяжести здесь, конечно, отсутствовала.

Собственно, даже если бы Мать подала напряжение, ничего бы не изменилось: кто бы ни были хозяева этого Корабля, они ещё не изобрели искусственной гравитации. Ну, уж если быть честными — мы сами изобрели её только после открытия гиперпривода: чтобы не расплющиваться в лепёшки при чудовищных ускорениях в сорок и даже больше, любимых «Ж»…

Вот и цокал я теперь магнитными присосками — этакая двуногая лошадь на полтонны — само-собой, я был в экзоскелете.

Картина огромных залов, буквально нашпигованных гибернаторами, меня не удивила. Хотя число их потрясало воображение — не менее трёх-четырёх тысяч. Размещались они как бы в ядре уцелевшей части корабля. Вероятно, строители считали, что так они в большей безопасности. От метеоритов и всего прочего. Словом, внешнего врага.

Это наводило на мысль, что Корабль летел к конкретной цели, и вероятнее всего, должен был доставить колонистов на какую-то уже известную подходящую планету. Осталось только узнать, что это: вынужденное переселение с загаженной и перенаселённой планеты, или эти бедолаги — добровольцы-пионеры, вроде наших, земных.

Мать правильно сказала — примерно по тем же принципам строили большие корабли и мы. Так что и размеры коридоров и кают экипажа, и надписи на стенах, люках и приборах, да и вообще, всё — слишком уж напоминало наше. Земное.

Меня пробрало — волосы на затылке снова стали шевелиться. Так у меня бывает только перед реально большими неприятностями… Я удвоил внимание.

Но всё было мертво. Тишину нарушал только стук моего сердца, да чуть слышное пыхтение сервоприводов систем жизнеобеспечения. Ну, на цоканье магнитных подошв, скрипы ткани скафандра, жужжание сервомоторчиков и редкие щелчки счётчика радиации я привык внимания не обращать.

Прошёл — вернее, проклацал — я запутанным лабиринтом коридоров, межуровневых люков, и вереницей служебных помещений. И как-то инстинктивно нашёл их Рубку.

Помещение вовсе не было большим. Скорее, тесным и чисто функциональным — ну точно как у меня.

Экраны, занимавшие все стены и часть пола и потолка, мертвенно черны. Почти всё покрывал тонкий слой тысячелетней, и вездесущей, словно реликтовое излучение, пыли. Судя по её состоянию на полу и пультах, никого живого здесь не бывало очень давно.

Однако, когда я подошёл к центральному пульту, (А я решился не сразу. Всё стоял у входа — думал. Правда, не помню о чём. О тщете всего сущего?..) в кресле дежурного пилота обнаружил скелет. То есть, реальный скелет, а не мумифицированные останки, как было в гибернаторах.

Вероятно, этот человек был одним из последних, кто остался в живых. И решил встретить свой конец на посту, «в ботинках альпиниста». Наверное, Капитан.

Во всяком случае, на последнюю вахту он одел Парадный Мундир. Белый цвет в рассеиваемой только моими прожекторами темноте, нисколько не выгорел.

Китель, почти как у наших военных: строгий покрой, погоны, лампасы на брюках… Даже фуражка на черепе с остатками коротких волос.

Сидел он, глубоко погрузившись в удобное кресло. Одна рука бесцельно свешивалась до пола. Другая прижимала к груди — вернее, животу — какую-то книгу.

Я сразу понял, что здесь-то Корабельный Журнал вели. Значит, хоть что-то выясним об этих несчастных.

Я подобрался поудобней, зацепился коленом за ручку кресла. (Мать их!..)

Со всеми возможными предосторожностями вынул покрытую пылью сморщенную книгу из-под неестественно длинных фаланг пальцев. Косточка одного из пальцев всё равно рассыпалась в труху, и в гнетущей тишине мои усилители передали в наушник чуть слышный хруст и шелест. Но в сознании они отдались, словно чудовищный взрыв…

Проклятые нервы.

Хотя — чего я так переживаю? Ну, возможные предки, ну все мертвы… Для них я, похоже, уже ничего сделать не смогу. А впрочем…

— Мать. Если я пролистаю этот… Журнал, сможешь отсканировать и перевести текст?

В наушнике, навсегда вживлённого в другое ухо немедленно прозвучал её нарочито нейтральный голос:

— Конечно. Только опусти правую камеру пониже.

Я так и сделал. Основная камера у меня на правом плече. И разрешение у неё такое, что читать обычную книгу можно хоть с двадцати шагов. Камера же на левом плече предназначена для кругового обзора — общей, так сказать, панорамы.

Поэтому когда Мать дистанционно вращает её туда-сюда, сервомоторчик забавно жужжит — словно трудолюбивая пчёлка. Впрочем, ведь это так и есть: Мать заботится о моей безопасности даже больше меня самого. В том числе и поэтому я так храбро и нагло везде прусь: знаю, что тылы надёжно прикрыты, и если что — меня предупредят!

Или — за меня даже постреляют.

Я стал медленно и осторожно листать и просматривать Журнал. Всё — с самого начала…

Первые несколько страниц занимали сложенные в несколько раз чертежи. Схемы устройства помещений. Размещение всех коммуникаций и механизмов Корабля. Таблицы для обслуживания двигателей, насосов, криогенных установок. Ссылки на справочные материалы по устранению типовых неисправностей — в пяти томах. У меня и у самого такие талмуды есть. Ну, где-то в ящике рубки. (Правда, их куда больше — «Лебедь-то у меня посложней этого… Допотопного чудовища. Но… Никогда не пользовался. А на что у меня Мать с дроидом?!)

Дальше шёл текст — отпечатанный мелким шрифтом. А затем — и рукописный. Я листал.

На это ушло около получаса. Рукописных страниц оказалось больше пятисот. Последняя была исписана крупными корявыми буквами, и обрывалась, как мне показалось, на полуслове, да ещё зачёркнутом… Впрочем, может я и не прав.

После того, как Мать подтвердила, что текст скопирован и уже даже переведён, я ещё более осторожно подсунул Журнал обратно под руку скелета…

Сувениров, как опять-таки делают многие из наших, я с этого Корабля брать не стал.

Просто отдал честь Капитану, потоптался рядом с ним, вздохнул, и убрался восвояси, прихватив дроида и ощущение тоски и утраты.

Люки Мать заваривала сама.

Санитарно-карантинная обработка снова заняла не меньше четверти часа.

Войдя в свою рубку, я первым делом спросил:

— Рассчитала, где база этого Корабля?

— Конечно. Это было нетрудно. Во-первых, именно туда летел челнок. А во-вторых, пока с тобой мы занимались Журналом, с дроидом и навигатором мы занимались их звёздными картами и курсовым столом. (Точно. Я слышал, как он там, в углу, копошится и шелестит.) Дорога займёт две недели. Вылетать?

— Да. Немедленно. А ещё выведи на центральный монитор текст журнала…

Я почитаю.

Вот этим я и занимался почти три дня. Ел, спал, работал на тренажёрах, и читал.

А остальные дни полёта пришлось уже только думать…

Планету свою они называли Земля. (Чтоб мне провалиться — почти все встреченные в Космосе расы, что гуманоидов, что не-гуманоидов, в этом не оригинальны: у всех — «Земля»! Только у гидроидов-амфибий — «Вода»!)

Книг по истории их Цивилизации, да и вообще книг, Мать даже с помощью дроида не нашла. Только справочники да таблицы. Видать, всё библиотечное хранилось в кристаллах-флэшках. А сами электронно-кристаллические носители за шестьдесят-то тысяч лет, конечно, разрушились. Здесь и видеомагнитофон почему-то отсутствовал… Возможно, конечно, что его просто выбросили в космос. Ну, это мне, с моим извращённым чутьём, так показалось.

В Журнале же первые, печатные, страницы, были посвящены только описанию конструкции и техническим параметрам Корабля.

Корабль оказался просто ужасен. (Конечно, с точки зрения нашего уровня техники и технологий.)

Максимальное ускорение, которое не разрушило бы его, не превышало трёх «Ж».

Собирали его, разумеется, в открытом космосе, на орбите возле «Земли». На это ушло, если документы не преувеличивают, «девять витков вокруг центрального светила» — т.е., конечно, «Солнца».

И, разумеется, это был «спецпроект», рассчитанный на «проезд в один конец».

Плохо. Если Корабль не многоразовый, и строители, и проектировщики обычно халтурят: запас прочности и живучести минимален. Материалы похуже, и аппаратура попроще. Чтобы, значит, подешевле — всё равно же на один раз!..

Про саму конструкцию Корабля мне и Матери практически всё прояснили чертежи в начале Журнала, и всё тот же отпечатанный текст.

Ну, что сказать — он и на второй взгляд казался нелепым порождением технологий, ограниченных примитивнейшими двигателями на ракетной (!) тяге. Располагались все дюзы в кормовой части этого гигантского «карандаша» длиной в добрую милю.

Но всё же главнейшая часть, для которой всё и делалось, сердце, которое придавало смысл всему Проекту — сами гибернаторы, и их системы жизнеобеспечения — всегда казались мне дикостью. И при этом — ненадёжной до дрожи…

Это каким же надо быть храбрецом, (Или — идиотом!) чтобы согласиться заснуть на десятки лет в этой консервной банке!

А если что случится в пути? А если откажет техника? А если при разморозке в мозгу (Как это часто и случалось с бедными подопытными собачками, обезьянками, а затем и людьми!) произойдут «необратимые изменения»?! Проще говоря — человек проснётся полным дебилом?..

Конечно, чего открещиваться — кое-кому и у нас лет пятьсот назад такая технология казалась чудесной панацеей, позволившей бы заселить Человечеством всю Вселенную… И я даже знаю о нескольких проектах весьма схожих по конструкции транспортов.

К счастью, до изготовления их в металле дело так и не дошло. Посчитали слишком дорогим и долгим. А главное, всё же — слишком рискованным, удовольствием. Так что и по экономическим, и по этическим соображениям проект заморозили.

А уж с открытием гиперпривода об этой идее вспоминали лишь историки космонавтики и медицины.

Из Журнала я, как ни странно, так ничего и не вычитал о причинах, вынудивших отчаянные три тысячи шестьсот девятнадцать человек пуститься в долгое, судя по расчётам, не менее чем восьмидесятилетнее, странствие к соседней Солнечной системе. Зато узнал, как проходил сам полёт.

Стартовала «Надежда Человечества» (Вот именно: эта бездарная железяка — их Корабль — так гордо и называлась!) в каком-то там году по местному летоисчислению, которого придерживались на борту и в дальнейшем. Мне же Мать, для простоты и ясности, пометила первый день и год старта нулевыми, и в дальнейшем я так и отсчитывал даты — со дня старта.

Весь полёт был рассчитан на постоянное ускорение чуть больше двух «Ж». Иначе, с меньшим ускорением, или с инерциальной фазой в середине, лет ушло бы не восемьдесят, а триста… А на большее ускорение не был рассчитан корпус: усилить — значит утяжелить. То есть, больше и горючего. А горючее с окислителем и так занимало восемьдесят пять процентов общей массы корабля.

В первые несколько лет никаких особых приключений у дежурной смены офицеров, техников и инженеров не случалось. Все записи сводились к коротким и ясным:

— «8-00 по корабельному времени. Вахту принял. Подпись. Курс — … Происшествий нет. Приборы и механизмы работают нормально. 16-00. Вахту сдал. Подпись.»

Согласен, не слишком-то информативно.

Основные поломки, случавшиеся примерно раз в год, касались систем жизнеобеспечения гибернаторов: то трубопровод криожидкости лопнет, то насос откажет. Иногда случались замыкания и отказы компьютеров. Экипаж с ремонтом и заменой справлялся легко. Хотя то, что аппаратура, для которой изготовитель гарантировал «безаварийную работу в течении ста (!) лет», столь ненадёжна, и требует постоянного надзора и ухода, не могло их не напрягать.

Ещё бы: ведь сам бодрствующий экипаж периодически тоже ложился на два года в гибернаторы, после сдачи годичной смены!

К счастью, недоумком при пробуждениях стал лишь один человек. И, разумеется, так уж совпало, что им оказался старейший и опытнейший Главный инженер-механик…

Скандалов, революций, и прочего безобразия, связанного с психологическим стрессом, как это любят описывать писатели-фантасты, не наблюдалось.

Однако примерно (нет, не примерно — а точно!) на пятьдесят первом году и сорок девятом дне полёта, когда дежурила Первая смена, начались проблемы с подачей топлива в маршевые двигатели. И буквально с каждым днём перебои и вынужденные остановки их происходили всё чаще. Дело, как посчитали вначале инженеры и техники, было в том, что подключили пятый из восьми огромных топливных резервуаров. Переключение на другие оставшиеся баки, впрочем, не помогло.

А поскольку Корабль в это время уже производил расчётное торможение, возникла угроза проскочить мимо цели, если не удастся наладить работу маршевых двигателей в штатном режиме.

— «12-45. Снова вышел из строя инжектор третьего Маршевого.15-35. Замена инжектора и чистка фильтра закончены. И.О. Главного инженера Перит Голоуст (Не знаю, что на самом деле означали их фамилии и имена. Просто привожу так, как они звучат в интерпретации Матери.) настоял на том, чтобы была указана причина поломки: некачественное и засорённое топливо. Так же он уверен, что вызвано это плохой очисткой топлива ещё на Земле. (…)

— 17-30. Переключились на седьмой резервуар. 22-55. Снова вышли из строя инжекторы второго и седьмого маршевых. Поставили модифицированные фильтры. 00-00. Вахту сдал. Корабль летит на семи двигателях из десяти. Ускорение — 2,4 «Ж». Пытаемся компенсировать потерю хода из-за сложной поломки третьего двигателя и производящегося в настоящее время ремонта второго и седьмого. Форсаж остальных маршевых — плюс сорок процентов. Вахту сдал…

— 06-25. Разорвало корпус топливного насоса номер шесть. Топливом залит до половины отсек Д-28. Откачали к 09-15. Замена насоса невозможна, так как не осталось корпусов на складе, и изготовить эту огромную отливку не из чего. Проложили трубопроводы к двигателю номер шесть от насоса номер пять с помощью тройника…»

Далее почти семьдесят из девяноста трёх страниц посвящены массе технических неполадок, констатации нехватки запасных деталей для замены повреждённых, и описанию спешной подгонки и доводки для работы двигателей и насосов целой кучи подручных деталей и материалов. Инженеры и техники, конечно, старались, и проявляли чудеса изобретательности и самоотверженности, но…

Бедняги.

Сволочи Проектировщики! И Строители! И поставщики материалов и механизмов! Вот вам и «экономия полётного веса!..»

А число аварий и окончательно вышедших из строя механизмов всё росло. Дальше — хуже. Выяснилось, что топливо в оставшихся резервуарах не засорено, а просто разложилось. Или, проще говоря — испортилось из-за длительного хранения в условиях вакуума.

И предсказать заранее, что такое произойдёт, учёные «земли» не смогли. А для меня получилось — что они такие же тупые и самоуверенные твари, как проектировщики  и строители…

Теперь экипаж понимал, что все они практически обречены.

Читать тексты отправленных домой радиограмм было обидно и больно: не надеясь на ответ, они старались предупредить «своих» о топливе, о ненадёжных насосах, о наиболее нужных запчастях, об отвратительных материалах и инструментах…

Чтобы, значит, те, кто рискнут попытаться полететь куда-нибудь ещё после них, не попали в такую же ж…!

Однако, ощущая свою ответственность за тысячи вверенных им жизней, они не собирались сдаваться: дежурная смена разбудила остальные две, и вместе они занялись фильтрованием топлива через осмо-мембраны, и много чем ещё, пытаясь за считанные оставшиеся дни найти решение проблемы, на которую дома были затрачены усилия пяти Университетов и тридцать восемь лет.

Читая об этом, я обливался потом, сжимал стальные кулаки, и медленно сатанел.

Приведу суть.

Пятьдесят первый год, сто девяносто третий день. Взорвался перегревшийся насос второго двигателя. Почти сразу — восьмого. Разгерметизация пяти отсеков. Погиб техник Лазар Нухот — он был без скафандра. Ремонт заставил отключить двигатели, и потерять без хода пять дней. После ещё двух дней работы двигателей в форсированном режиме в «плюс шестьдесят процентов», взорвалась тяговая дюза четвёртого маршевого: не выдержала теплоизоляция. Ещё два дня на латание дыр. Но заменить дюзу было нечем — так что нагрузка на остальные девять снова возросла…

Ещё через пятьдесят дней топливо, фильтровавшееся из полного в уже опустевший, но ещё не сброшенный резервуар, через всё те же мембраны, дало протечку. Это они её так назвали.

Я же почти видел в воображении, как могучая струя хлещет под диким напором из разорванного по шву трубопровода толщиной в мою ногу. Проникая из-за авральных трёх «Ж» во все кормовые отсеки, и заливая системы жизнеобеспечения, энергоснабжения и пожаротушения, и разъедая скафандры и тела тех несчастных, которые кинулись перекрывать вентили, спасать остальных, и всё равно — ничего не смогли сделать…

И хотя Капитан почти сразу отключил тягу, это не спасло чёртову «Надежду Человечества».

Разъело прокладки трубопроводов и ёмкостей с окислителем.

Детонация топлива, как вылившегося, так и остававшегося в баках, расположенных, к счастью, в корме, была такой, что ускорение по акселерометру достигало пяти всё тех же «Ж».

Ну и что, что для «безопасности» вся ходовая часть была отделена от жилой зоны обширным «пустым» пространством вакуума, и соединялась с ней только тоненькой коммуникационной трубой и ажурными фермами-кронштейнами?!..

То, что получилось в результате катастрофы, показывает и предусмотрительность, и одновременно глупость тех, кто проектировал Корабль.

Взрыв разнёс по Вселенной всё машинное отделение. Дюзы — сердце двигательной установки — оказались потеряны безвозвратно.

Оторвало, вместе с креплениями и шлюзами, и унесло в Пространство оба орбитальных Модуля — то есть, челноки-транспорты, которые должны были спускать всех разбуженных Колонистов на Планету, когда закончился бы полёт.

А снаружи Модули крепились, чтобы «не занимать места внутри», и «служить дополнительной защитой от метеоритной угрозы». Ну не дурь ли?! А повреди действительно метеориты эти модули — на чём вы, кретины, собирались садиться на планету?! На «карандаше» длиной в милю?!

Девять десятых массы корабля пропали. Ядро: жилые отсеки с колонистами в гибернаторах, запасами кислорода, воды, и пищи для вахты, остались почти неповреждёнными — да, расчёты оправдались. Жилая зона «Надежды» со «сверхценной» начинкой из спящих колонистов, и всё оборудование криокамер, и жилые отсеки экипажа уцелели, выдержав пиковые перегрузки.

Но что толку с того, что всё это уцелело?!

Ведь эти выжившие, и кое-как залатавшие пробоины, несчастные инженеры, техники и офицеры не могли даже попросить о помощи! То есть, они-то послали запрос, и он пошёл на «землю», когда починили основную антенну… Но он шёл бы туда более двадцати лет.

И ответ, возможно, и пришёл бы — ещё лет эдак через тридцать-тридцать пять.

Ведь корабль, вернее, уже только его носовая часть — всё ещё продолжала довольно быстро лететь. И её курса и скорости уже ничто не смогло бы изменить: в распоряжении экипажа остались только двигатели ориентации.

А всё, что они могли дать — ноль целых три десятых недоступного теперь, как снег в пустынях Ньюсахары, «Ж». Но всё равно — они-то, эти движки, работали до самого конца.

Да и неизвестно ещё — дошло бы их послание до Родины? Или рассеялось затухающей вереницей таких беспомощных в бесконечном равнодушном Пространстве электромагнитных волн…

Что и говорить — перспектива не из радужных.

Конечно, они всё равно не сдались. Снимаю шляпу перед их, пусть бессмысленным, но — мужеством. Да и чего я так разозлился… Злиться надо на идиотов, сформулировавших тупое Техническое Задание на проектирование и ключевые решения при строительстве чёртовой посудины. На дебилов учёных-инженеров-строителей-поставщиков. И — главное! — тех бессовестных Политиков, манипуляторов судьбами, кто послал «добровольцев» в этот практически самоубийственный полёт!

На остальных одиннадцати страницах Журнала были некоторые Протоколы Общих Собраний выживших членов экипажа. Судя по всему, эти Протоколы стали занимать, из-за неизбежной говорильни, такой большой объём, что Капитан приказал вести их отдельно. Но раз мы с Матерью не нашли их, значит он же посчитал нужным и приказать уничтожить все эти Протоколы.

Что там было, какие интриги и драмы разыгрывались между уцелевшими тридцатью шестью офицерами и рядовыми, какие мерзости и возвышенные слова о долге, чести и предательстве говорились — теперь никогда не узнать. Журнал же лишь скупо сообщал о фактах:

— «Пятьдесят второй год. Шестьдесят первый день. 08-00. Вахту принял… 08-30. Обнаружили ещё двух покончивших с собой: капрал Перс Хиддиг и рядовая первого класса Кармен Сьок. Тела отстрелены в 14-00, после гражданской панихиды (…) 14-50. Обнаружена утечка воздуха в сорок девятой секции палубы С. Обнаружить место течи и устранить её не удалось. (…) Секция перекрыта и запечатана. Давление в жилой зоне — ноль восемь нормы. Хайам Лятнес и Больва Туука с носовым кровотечением направлены в медотсек. 16-00. Вахту сдал.»

Так они и отступали, постепенно сдавая пространство своего крохотного Мирка чертовому неумолимому Космосу, надеясь, бунтуя, грызясь между собой, вновь примиряясь для Высшей Цели — собственного, и всё ещё спящих Колонистов, выживания, и отчаянно веря, что, быть может, когда-нибудь… И что бороться надо до конца.

Беда пришла, откуда не ждали. И очень быстро. Всего через каких-то семьдесят семь дней.

Довольно обидно, когда люди на  борту уже продержались девятнадцать с лишним тысяч этих самых дней. Хотя… Прости меня, Господи — может оно и к лучшему.

Меньше бессмысленных мучений — и моральных, и физических!

Маленький (всего-то с горошину!) случайный метеорит сделал метровую дыру во внешней обшивке, и пролетел чуть дальше. Причём именно туда, где находились спасательные капсулы в своих шлюзовых тоннелях.

Взрыв запасов горючего первой капсулы разнёс ещё полтрюма, вспоров, словно консервный нож, по …реново проваренным сварным швам дно «Надежды».

Так что никто не удивился самопроизвольному старту капсулы номер пять — всем было не до этого. Работ по заделыванию пробоин и спасению тех, кого ещё можно было спасти, хватило надолго.

Лишь потом, из прослушанной радиозаписи выяснилось, что на чудом уцелевшей пятой капсуле стартовала рядовая Норма Фаличчин, захватив погибшего при взрыве мужа, боцмана майора Фредрака Фаличчин. Пилотировать капсулу она умела. Да и любой член экипажа умел: узких специалистов среди команды не было.

Норма, использовав все резервы аккумуляторов шлюпки, обращалась по радио не к выжившим на Корабле (Она считала себя последним живым человеком экспедиции!), а к далёким теперь ублюдкам из Правительства, пославшим почти четыре тысячи беспомощных «заложников железного гроба» на верную смерть…

Текст послания  в журнале, по словам Матери, был просто пересказан. Да и то — с большими купюрами. Цензура? Стыд?

Почему педантичный обычно Капитан удалил точные слова рядовой? Какие секреты и откровения там были?..

Но и в её сохранившихся словах не было любви — ни к Родине, ни к этим Большим Боссам.

Муж же её до последнего старался заделать трещину в трубопроводе основного кислородного резервуара «Надежды Человечества», отморозив обе руки… Прервать его усилия смог только новый взрыв — тогда-то он и получил осколок в затылок.

Даже попрощаться с этой женщиной оставшиеся на Корабле не смогли — с корпуса снова сорвало основную антенну. Да и других повреждений хватало.

Струя ледяной жидкости, а затем уже только газа из повреждённого кислородного резервуара, иссякнув, оставила жизни выжившим при этой, второй, аварии, девяти членам Экипажа лишь на сто дней: в двух маленьких ёмкостях, служивших для двигателей ориентации, сохранился «технический окислитель» — всё тот же кислород. Из всего пространства корабля теперь «жилыми» оставались первые пятьдесят метров — сохранившийся герметичным нос с рубкой.

После этого Капитан был вынужден официально признать бесполезными попытки спасти замороженных колонистов. Им, даже если бы всех и разбудили, просто нечем было бы дышать.

Последние четыре страницы оказались завещаниями и прощальными письмами тех, кто решил не мучить свой дух напрасной надеждой, и тело — предстоящими неизбежными страданиями от удушья. Запасов цианида в аптечке хватило всем.

Это именно Капитан приказал девятерым выжившим писать прямо в бортовом Журнале. Он чувствовал, что к тому времени, как их смогут найти — свои ли, чужие — начинка Компьютеров выйдет из строя, и разрушится вся их память. Бумага — надёжней.

Я считаю непорядочным и недопустимым передавать то личное, интимное, о чём писали в свою последнюю минуту эти люди. Это касается лишь их, и их родных, оставшихся там, на далёкой Родине.

Поэтому приведу только часть того, что записал в конце сам Капитан.

— «Обращаюсь к тем, кто найдёт этот журнал. Не знаю, кто вы — наши далёкие Потомки, люди, похожие на нас, или чужеродные существа. Я хочу только, чтобы вы знали: мы честно и до конца выполняли свою работу. Свой Долг. И нет нашей вины в том, что бессмысленно погибнет почти четыре тысячи человек, причём погибнет, не просыпаясь… Мы, оставшиеся в живых, взяли на себя грех убить их, не приводя в сознание. Надеюсь, их души окажутся в раю — как мучеников, погибших по чужой вине.

Но нельзя всю вину за их смерть возлагать только на нас, экипаж.

Нет, часть ответственности лежит и на тех, кто, не выяснив до конца всех свойств нового топлива, послал нас всех в неизвестность — почти на верную гибель!

Другая часть вины лежит на нашем Правительстве. Да, теперь я не боюсь сказать: корабль был отвратительно подготовлен, и ужасно спроектирован и построен! На нём и его оборудовании преступно экономили! Оба спускаемых модуля (вычеркнуто). (…) Политика компании-подрядчика… (вычеркнуто)

Ничуть не лучше и «идейные» установки концепции Правительства: колонизации других миров «любой ценой», чтобы только «опередить возможных конкурентов-гуманоидов», не только сомнительна и рискованна! Она преступна! (…)

Ну и наконец, в нашей трагедии виновата и роковая случайность… Метеорит. (…)

Мы превысили расчётные показатели нашей техники, и она не выдержала. Техника — не люди. Ею не движет Долг и Идея. Идея движет нами, людьми. Это люди могут «превысить расчётные показатели», если так называть обычный подвиг… И для меня честь — сообщить вам, неизвестным спасателям, что экипаж боролся до самого конца. Боролся изо всех человеческих сил, несмотря ни на какие жертвы и потери.

Выражаю всем, кто был со мной, свою глубочайшую благодарность и искреннее восхищение. Пусть то, что случилось с нами, послужит уроком всем разумным существам.

Ведь покорение Вселенной — не то, что, например, «открытие полюсов» и прочих белых пятен родной планеты. И «спасательная партия» не придёт, если передать СОС.

Здесь, в космосе, командир несёт ответственность не за кучку наёмных проводников-эскимосов, фанатиков-единомышленников, и близких друзей-полярников, или спутников. Но за — тысячи доверивших ему свои жизни самых обычных людей, которые не могут нам, специалистам, помочь в полёте ничем

И ещё хочу высказать своё личное мнение: колонизация Вселенной ТАКИМ способом — бред и самое настоящее вредительство! Нельзя покорять пространство во сне!

Ещё раз хочу попрощаться с матерью. Хотя она, наверное, давно…(зачёркнуто).

Люди! Не суйтесь в Дальний Космос, пока не освоите сверхсветовую скорость! И стройте корабли как можно более надёжными и прочными! И не экономьте на этом! (…)

Родина же, которая требует от своих сынов перманентного, ежеминутного подвига — просто… (зачёркнуто)».

Вот уж домыслить последнее слово труда не представляло!

И я был полностью согласен с этим мужественным Человеком с большой буквы.

Теперь мне, как порядочному гражданину своей цивилизации, пожалуй, придётся-таки опубликовать… или хотя бы донести до всё того же Натана и вояки Джонса, все материалы, которые я так неожиданно получил. Да и в Правительственных кругах у меня определённые связи имеются… Хотя бы всё тот же г-н Госсекретарь. Бывший.

Но всё во мне так и клокотало… Так что моему спарринг-партнёру, этому несчастному робо-ли, изрядно досталось, пока мы летели туда, куда надо. Хотя физические нагрузки не могли помешать мне думать, думать… Да стискивать челюсти. Так, что зубы скрипели. И кулаки. Хорошо, хоть между моими стальными пальцами ничего не попадалось в такие моменты.

Материалы о «Надежде» я до своих учёных и военных клиентов, конечно, доведу.

От того, что они пошлют экспедицию и к кораблю, и к челноку, мой маленький бизнес не пострадает: я могу порыться в любом другом уголке бесконечного Пространства, не скованный сном или бюджетом…  А вот чёртово Человечество предупредить надо.

Хотя бы о последствиях безмозглого стремления к достижению Цели любой ценой.

Вот такие, и многие другие мысли и посещали меня по дороге к предполагаемому месту этой самой жестокой «Родины». Боссы, мать их… Так хотелось взглянуть в их подлые глаза!

Или, если они дадут мне хоть малейший повод, разнести их с…ный Дом Правительства к чертям собачим! О-о! Вот уж я бы им!..

Чтобы не подавали людям — да и вообще — разумным существам! — Вселенной ОТВРАТИТЕЛЬНЕЙШИХ примеров!

Взглянуть в глаза не удалось.

Да вы уже, наверное, и сами обо всём догадались.

Раз никакой спасательной экспедиции, забравшей бы тела с погибшего Корабля и челнока, не прилетело — значит, неоткуда было лететь. И некому.

Даже спустя шестьдесят тысяч лет голая и кое-где ещё заледенелая поверхность планеты говорила о том, что очень много ядерных фугасов поднимают в атмосферу ну очень много пыли… А это неизменно ведёт к ну очень продолжительной ядерной зиме, в свою очередь вызывающей внеплановый Ледниковый период. Ну очень продолжительный. Вызывающий в свою очередь глобальное вымирание. И растительного, и животного Мира.

Ни следа не то, что разумной — а и вообще никакой деятельности нигде не обнаруживалось. Правда, уровень радиации уже спал до нормы.

Ещё бы. За шестьдесят-то тысяч лет.

Из живого мы благодаря зондам нашли только бактерии да вирусы — под ледяным панцирем Океанов. Да и тех — в виде спор.

Сканнеры Матери, конечно, нашли и полости подземных Бункеров, и погребённые под многометровыми сугробами и земляными наносами руины городов.

Мне было до того тошно спускаться туда, что Мать повела челнок с дроидом сама, и они раскопали и пробурили скважину к более-менее целому и большому Убежищу.

Дроид, аккуратно объезжая сохранившиеся замёрзшие мумии, скалящиеся жёлто-зелёными зубами черепов, лежащие около шкафов и столов с компьютерами и прочим оборудованием, за пять дней добыл и отснял на месте массу документации. Мать её прочла. Суть сообщила и мне.

Ей нетрудно было вычислить, что случилось то, что случилось, через тридцать три года после старта «Надежды Человечества». А всего кроме неё, стартовало ещё три экспедиции на таких же, или чуть улучшенных, кораблях. Так, методично, через каждые десять лет, по мере строительства других Кораблей, их и отправляли бы…

И вовсе не к уже разведанным и годным для колонизации планетам, как я по наивности думал вначале.

А наугад!

Наудачу!!!

Ну, вернее, не совсем, конечно, наудачу.

Их техника позволяла выяснить, есть ли у светила, куда полетит Корабль, планеты.

И — всё!

Они даже не могли определить, есть ли на этих планетах атмосфера! И подойдёт ли эта атмосфера людям! Они, как показали секретные архивы, были готовы основывать колонии даже на таких безатмосферных небесных телах, как, например, наши Луна или Марс!

Хотя как они собирались это делать — не представляю! Ведь запасов кислорода на кораблях для всех колонистов было — лишь на несколько лет.

Может, надеялись добыть его на месте?!

Интересно, откуда?!..

Дикая логика! Недоступная человеческому пониманию!

Во всяком случае, моему-то точно.

Потому что Мать очень быстро вправила мне мозги по поводу «Человечества» и «понимания.

Второй из запущенных Кораблей предполагалось направить в сторону Солнца.

Нашего Солнца. Именно в то место, где оно было шестьдесят тысяч лет назад.

Да собственно, оно и сейчас почти там же. (По космическим, конечно, меркам!)

Мать рассчитала, что если бы полётное ускорение достигало трёх «Ж», лет этак тысяч за двадцать эта махина могла бы долететь… Конечно, если бы не тормозила, а только разгонялась, и летела по инерции на максимуме достигнутого — под ноль девяносто девять световой.

Но — как же?!..

Как им удалось проспать тридцать с лишним тысяч лет?! И как они смогли потом затормозиться?!.. Разморозиться?! И где тогда остатки корабля и всего остального?..

Неужели мы — и правда: потомки этих придурков?! Я всё спрашивал Мать, словно она всесильна, и знает всё.

На мои вопросы она всё ссылалась на вероятность… да возможность… В долях процента.

Вот я и спрашиваю всех вас, читателей этих чёртовых мемуаров: нравится вам быть потомками таких околпаченных хвастливо-патриотичной пропагандой, ослов?! Которых посылали сытые и обеспеченные всеми возможными земными благами Бюрократы, истово пропагандировавшие облапошенным лохам «воздержанность и терпение во имя Долга Перед Человечеством», и «готовность на Подвиги во имя Отчизны?!»

И вот, печальный, но такой логический итог: те, кто послали своих граждан на почти верную смерть, сами даже не смогли сберечь собственную планету и Цивилизацию! Хотя никто, кроме них же самих, не заставлял воевать между собой!

Это насколько же надо не любить самих себя?! И — главное! — тех, кто доверил вам, отожравшимся лицемерам, протирающим морщинисто-жирными задами казённо-тёплые кресла, ублюдкам, краснобайствующим гнидам, свои жизни и судьбы?!

Несчастные «избиратели»! Кого вы посадили себе на шею?!

А главный вопрос, который меня всё время мучает — а мы-то… Чем лучше?

Смогли ли тридцать тысяч лет дикости и первобытнообщинного строя, до которого скатились выжившие каким-то чудом пра-предки, хоть чему-то нас научить?..

Вот эту-то мысль я и попробую вскоре, вернувшись, «продать», вместе с координатами всего этого космического свинства, доку Натану и вояке Джонсу. Да и ксеносоциологам и историкам-антропологам из Нью-Йоркского Университета Внеземной Истории.

Как считаете, они её оценят?

Ничего — если не оценят, я знаю подходящее Издательство, где за мои кровные мне напечатают и не такое…

Пусть даже в виде фантастики — это дойдёт до людей. Пусть знают. Думают.

И Выбирают. И Избирают…

Разве не мозг и «свобода выбора» отличают нас от безмолвно терпящих всё баранов?..

Мансуров Андрей

фото из открытых источников


НАПИСАТЬ КОММЕНТАРИЙ

Ваш email адрес не публикуется. Обязательные поля помечены *

Копирайт

© 2011 - 2016 Журнал Клаузура | 18+
Любое копирование материалов только с письменного разрешения редакции

Регистрация

Зарегистрирован в Федеральной службе по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор).
Электронное периодическое издание "Клаузура". Регистрационный номер Эл ФС 77 — 46276 от 24.08.2011
Печатное издание журнал "Клаузура"
Регистрационный номер ПИ № ФС 77 — 46506 от 09.09.2011

Связь

Главный редактор - Дмитрий Плынов
e-mail: text@klauzura.ru
тел. (495) 726-25-04

Статистика

Яндекс.Метрика