Москва Ленком конец июля 1981 г. 5 курс

«Дети двадцать первого столетья,
Начался ваш новый век,
Неужели вечно не ответит на вопрос согласья человек?
Две души, несущихся в пространстве, полтораста одиноких лет, мы вас умоляем о согласьи, без согласья смысла в жизни нет.
Аллилуйя, аллилуйя,
Аллилуйя, аллилуйя.

Аллилуйя возлюбленной паре,
Мы забыли, бранясь и пируя,
Для чего мы на Землю попали,
Аллилуйя любви, аллилуйя любви,
Аллилуйя.

Аллилуйя всем будущим детям,
Наша жизнь пролетела аллюром,
Мы проклятым вопросам ответим:
Аллилуйя, аллилуйя,
Аллилуйя, аллилуйя.

Я люблю твои руки и речи,
С твоих ног я усталость разую,
В море общем сливаются реки,
Аллилуйя любви, аллилуйя любви,
Аллилуйя.

Аллилуйя Кончите с Резановым,
Исповедуя веру живую,
Мы повторим под занавес заповедь:
Аллилуйя любви, аллилуйя любви,
Аллилуйя.

Аллилуйя актерам трагедии,
Что нам жизнь подарили вторую,
Полюбивши нас через столетья
Аллилуйя, аллилуйя».

В комнату вошла, наш комендант общаги Римма Дмитриевна, видимо, что-то хотела сказать, но спросила:

– Жень, ты че псалмы че-ли поешь?

– Нет, Римма Дмитриевна второй закон термодинамики.

– А..а, первый уже спел что ли?

– Да, как раз перед вашим приходом.

– Ай-да, молодца, Женя! Ну, иди тогда меняй белье своё, – сказала она и заулыбалась.

Не чувствуя подвоха, я полез под кровать за своим большим чемоданом. Чихнул от пыли, раскрыл чемодан и стал доставать чистые трусы, майку, носки….

– Женя, ты че под конец учебы в МВТУ совсем умом тронулся. Я сказала, иди, меняй постельное белье, а не нательное. Четверг сегодня- смена белья. А, где Мишаня Сырунин?

– Он уехал за портянками для сапог куда-то.

– Че вам в армии сапоги дадут, а портянки нет?

– Дадут то одну пару, а ему надо две.

– Ты, посмотри, какой у нас Мишаня чистюля. Вот бери пример с него. Ну, когда уже вас отправят на военные сборы? Ну, совсем уже….., – бубня себе что-то под нос, она удалилась из нашей комнаты.

– Да, Жека казус у тебя вышел, – сказал Фролка, вылезая из старой Мишкиной готовальни, в которой он до этого сидел тихо, хотя был уже взрослым тараканом. Нам должны были менять постельное белье раз в 10 дней, но меняли, как попало.

– Жень, я в следующий раз в твоем тубусе спрячусь.

– Даже не вздумай, Фролка. Я не хочу тебя притащить на наш секретный объект в М-корпус на Яузе. Не хватало еще, чтобы ты вместе с моими дипломными чертежами вывалился перед очами нашего куратора Скоробогатова Валерия Николаевича.

– Да, не дрейф, Жека, я уже все ваши секреты давно знаю. Знаю, знаю, чем вы там занимаетесь, пушкари. Жень, меня куда денете, когда на военные сборы уедете? – спросил озабоченный Фролка.

– Не дрейф Фролыч, с собой возьмем в армию.

– Ну, лады тогда, Жека.

– Ты, Фролка больно то не панибратствуй, а то оставим тебя в здесь, в общажном туалете, выживай тогда, как хочешь. Ну, все хватит, вали уже в Мишкину готовальню, – сказал я, и, собрав постельное белье своё и Мишки, пошёл к нашей кастелянше за чистым комплектом. До отправки на военные сборы на Восточную Украину оставалось 4 дня. Придя с чистым комплектом белья, я опять начал читать:

«Ну что Тебе надо еще от меня?
Икона прохладна. Часовня тесна.
Я музыка поля, ты — музыка сада,
Ну, что Тебе надо еще от меня?

Я был не из знати. Простая семья.
Сказала: «Ты темен.» — Учился латыни.
Я новые земли открыл золотые.
И это гордыни Твоей не цена?

Всю жизнь загубил я во имя Твоя.
Зачем же лишаешь последней услады?
Она ж несмышленыш и малое чадо…
Ну, что Тебе надо уже от меня?

И вздрогнули ризы, окладом звеня,
И вышла усталая и без наряда.
Сказала: «Люблю тебя, глупый. Нет сладу.
Ну, что тебе надо ещё от меня?».

– Женя, хорош уже читать эти псалмы, а то опять ведь придет Римма Дмитриевна и будет у тебя второй казус.

– Фролка это не какие не псалмы. Это молитва Резанова — Богоматери из «Юноны и Авось».

– Блин, Жень, точно про тебя Римма Дмитриевна сказала, что ты совсем уже чокнулся на 5 курсе, псалмы, молитвы какие-то читаешь. На учебу тебе совсем Авось.

– Фролка, я тебе, как другу объясняю: «Юнона» и «Авось» – так назывались два парусника, на которых экспедиция русского государственного деятеля и путешественника Николая Петровича Резанова в 1806 году отправилась к берегам Калифорнии. «Авось» – так в 1970 году назвал свою новую поэму Андрей Вознесенский, в которой поведал удивительную историю любви 42-летнего графа Резанова и 16-летней Кончиты Аргуэльо, дочери коменданта Сан-Франциско. «Юнона и Авось» – такое название носит самая известная советская рок-опера Алексея Рыбникова», – начал я ему объяснять.

Справка: В 1978 году композитор Алексей Рыбников показал режиссёру Марку Захарову свои музыкальные импровизации на темы православных песнопеий. Захарову понравилась музыка, и тогда же возникла идея создать на её основе музыкальный спектакль на сюжет «Слова о полку Игореве». Он обратился с этим предложением к поэту Андрею Вознесенскому (это была их первая встреча), однако тот эту идею не поддержал: «Тогда я был наглый молодой поэт, мне казалось непонятным, зачем надо писать нечто славянофильское по «Слову о полку Игореве», в то время как неизвестен его автор и даже неизвестно, был или нет автор «Слова». Я говорю: «У меня есть своя поэма, она называется «Авось!» о любви сорокадвухлетнего графа Резанова к шестнадцатилетней Кончите, давайте сделаем оперу по этой поэме». Марк растерялся немножечко и сказал: «Давайте я почитаю». На следующий день он мне сказал, что он согласен и что мы сделаем оперу, причём выбор композитора будет его, Марка. Он выбрал Алексея Рыбникова. Это был счастливый выбор. По воспоминаниям Андрея Вознесенского, поэму «Авось» он начал писать в Ванкувере, когда «глотал… лестные страницы о Резанове из толстенного тома Дж. Ленсена, следя судьбу нашего отважного соотечественника». Кроме того, сохранился и был частично издан путевой дневник Резанова, который был также использован Вознесенским. В то же время, в отличие от предыдущей поставленной в «Ленкоме» рок-оперы Рыбникова «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты», которую комиссия отклоняла 11 раз, новый спектакль «Юнона и Авось» был разрешён сразу. При этом, по воспоминаниям Вознесенского, перед прохождением комиссии Марк Захаров поехал с ним на такси в Елоховский собор, где они поставили свечи у иконы Казанской Божьей матери (которая упоминается в опере). Три освящённых иконки они привезли в театр Ленкома и поставили в гримерке на столике у Николая Караченцова, Елены Шаниной и Людмилы Поргиной, исполнительницы роли Богоматери («Женщины с младенцем», как было написано в программке).

Я уже закончил 5-й курс МВТУ им.Баумана и с годами пристрастился не только к пиву, но и к театру. Из всех московских театров мне больше всего нравился Ленком, и я мог уже его сравнивать с другими театрами, так как я посетил: Большой театр, Маяковского, Ермоловой, Вахтангова, оперетты. Не много, конечно, за пять лет, но другие пацаны из нашей группы вообще не в одном театре не были. Театр «Абсурда» можно было смотреть каждый день и в нашей лефортовской общаге, где были выдающиеся и талантливые «артисты», но их лица уже давно «приелись». Как-то мне достали билет в «Ленком» на спектакль «Юнона и Авось», видимо, от нашего театрала Пашки Возмищева.

Была осень. Я постарался одеться поприличней, в этом театре я был впервые. Я попросил у Мишки Сырунина модный югославский батник, хотел еще кожаный пиджак попросить, но постеснялся своего нахальства. В этом одеянии я, и отправился в театр. Да, публика в зале собралась что надо — весь московский бомонд и я среди них был, как белая ворона. Им было непонятно, как я сюда попал, я и сам ничего не понимал. Потом спрошу Пашку, где он взял этот билет. Чуть ли не премьера советской рок- оперы. Кому сказать, не поверят ведь. Я сел тихонько на свое место. Рядом со мной сидел какой-то солидный мужик с женой, «шишка» видно, но не на ровном месте. Поэтому я его просить не стал, чтобы он меня ущипнул за руку, мол, мужик, не сон ли это. Но подняли занавес, и я дважды утонул. Первый раз в мягком кресле, а второй раз в рок музыке. Всю рок-оперу я просидел в эпохе 42-летнего графа Резанова и 16-летней Кончиты Аргуэльо, и возвращаться оттуда в «серую стаю ворон» не хотел. А когда слушал концовку рок-оперы:

«Заслонивши тебя от простуды,
Я подумаю – Боже Всевышний.
Я тебя никогда не забуду,
Я тебя никогда не увижу.
И качнутся бессмысленной высью
Пара фраз залетевших отсюда.
Я тебя никогда не увижу,
Я тебя никогда не забуду»

По телу пробежали мурашки, и я очнулся. Да, эту рок-оперу «Юнона и Авось», я никогда не забуду.

Евгений Татарников