1

Никто не знает дня своего прозрения.

Семён Беспалов считал, что он попал в тюрьму случайно. Был у друга на свадьбе. Гости то и дело кричали «Горько!» Видимо, таким образом они делились с молодожёнами опытом своей семейной жизни. Он тоже кричал, потом выпил лишнего, ну и затеял с каким-то родственником невесты, прилетевшим с Севера, спор. Трудно быть уравновешенным всегда — даже река иногда выходит из берегов. И пустяковый спор перерос в драку. Семён даже не помнил, кто первый ударил. Не вспомнил он и того, как его шофёрские руки схватили стоявшую рядом табуретку и с размаху шарахнули ею по голове приезжего. Всё бы ничего, протрезвели и разобрались бы по-свойски, ан-нет. То ли табуретка оказалась тяжёлой, то ли рука Семёна — но в итоге северянин попал в больницу с повреждённым черепом.

Понятное дело: милиция, следствие, суд — и в конце этой цепочки вот она – тюрьма на ближайшие два года. И в ней теперь обживается остриженный наголо Беспалов. Он каждый день пишет своей жене Любаше длинные письма, пространно раскаиваясь в них за совершённую по пьяни глупость.

«Ну откуда взялся этот осёл на двух копытах на мою голову?» — сокрушался в который раз Семён. Впрочем, Беспалов винил и себя. В письме жене так и написал, что, мол, оказался дурак-дураком, что именно водка затолкала его на нары. Однако такого в его жизни больше никогда, никогда не повторится. И вообще, к рюмке он теперь не подойдёт, хоть убей. Своё отречение от алкоголя сформулировал так: «Клянусь тебе, Любаша, нашим сыном: ни грамма больше не выпью за всю оставшуюся жизнь».

Он действительно так решил и ни капли не сомневался, что сдержит своё слово. Семён обещал жене поступить заочно в техникум, а потом, если получится, и в институт. Какие, дескать, у него годы — всего двадцать пять, цветущий возраст. А если есть цветущий возраст, значит, должен быть и возраст плодоносный. Семён подробно описывал, как они будут счастливо жить, как продадут мотоцикл и купят для начала подержанные «Жигули», а потом, бог даст, — и новую «Волгу»; что обязательно у них года через три-четыре родится ещё и дочь, и её тоже надо будет назвать Любашей. Мол, сидеть-то ему всего два года, а за примерное поведение срок могут и скостить — это здесь практикуют. Надо только выйти отсюда. И тогда он заработает столько денег, что на всё хватит. Некоторые люди как-то же становятся богатыми. А он чем хуже? Обязательно купят себе дом, не век же Любаше толкаться со свекровью в одной хате.

О многом ещё писал Беспалов; ему хотелось вымолить у жены прощения за всё, что он натворил. Ладно, пусть даже не простит. Проживёт и не прощённым. Но чтобы ждала; так же, как ждала его из армии.

В письмах планы на будущее чередовались с воспоминаниями: и как они учились в одном классе, и как после выпускного вечера уже под утро он первый раз прижал её к себе и поцеловал, и как весело прошла их свадьба. А сколько восторга было, когда три года назад родился их сын Михаил. Правда, Семён не стал упоминать, что в тот день вместе с друзьями он выпил ящик водки и чуть не утонул в реке.

Будущее всегда таит в себе надежду. Беспалов жил надеждой, что Любаша не откажется от него, дождётся. И с первого дня пребывания в зоне каждый день писал ей письма, надеясь вот-вот получить ответ на первое письмо.

2

Через два года, раним летним утром Беспалов прибыл на станцию, от которой до родного села ходьбы меньше часа. Вот оно — самое счастливое утро в его жизни. Мимо него прошла всего одна попутная машина, но и та не остановилась. Это нисколько не испортило приподнятого настроения Семёна, и он лишь прибавил шагу. Зона позади. Свобода! А воздух свободы наполнен ароматом надежды.

Впереди, что бы там ни случилось, полноценная жизнь с теплом домашнего очага, работой без принуждения, радостью общения с родными и близкими.

Вот уже и село, и хорошо видна крыша родного дома. И телеграмма о том, что он освободился и едет, должно быть, лежит на столе в передней. Семён ускорил шаг и вскоре почти вбежал во двор родного дома. На крыльце его колени подкосились, и со слезами счастья на глазах он стал целовать каждую ступеньку. Но даже слёзы счастья имеют солёный привкус жизни. Что же он наделал? Там, за дверью, его сын, который рос без него два года. А мать? Её уже нет. Из-за колючей проволоки он не мог протянуть ей руку помощи, когда она угасала мучительно и долго; и, когда умерла, он не шёл за её гробом и даже не знает, где на сельском кладбище её могила. «Какой же я дурак. А Любаша…» -обгоняли мысли одна другую. Суета за дверью. Скрип петель. И через минуту Семён обхватил руками ноги своей жены и целовал, целовал их, задыхаясь от волненья, приговаривая: «Прости меня, прости, прости…»

Оставим на некоторое время наедине мужчину и женщину, которые не виделись два года…

После обеда они вдвоём сходили на кладбище на могилу его матери. Потом, по пути домой заглянули к родственникам и друзьям, пригласили их вечером отметить возвращение Семёна. Такого дня, переполненного чувствами, разговорами о будущем, в жизни Беспалова не было. А ещё Семёну хотелось подольше побыть вместе с пятилетним сыном. При первой возможности он наблюдал за ним, но тот был в этот день не по-детски серьёзен. Мишутка не спешил признавать в приезжем отца, иногда пытливо посматривал на него и, казалось, что в эти минуты он думает про себя: «Ещё посмотрим, что ты за птица».

Вечером в дом к Беспаловым набилось много народа. Усадить всех гостей в комнате не удалось; пришлось принести от соседей три стола и поставить их в прихожей, которая одновременно была и кухней. Водку, самогон и много закуски поставили на столы быстро. Родной дядька Семёна забил по такому случаю несколько кроликов, которых он разводил уже много лет. Он же, когда все расселись, произнёс первый тост:

— Ну что, дорогой племяш. Вот ты и вернулся. Я всегда был тебе как отец, коль судьба тебе выпала без отца расти. И скажу тебе как отец: конь на четырёх ногах, да и то спотыкается. Что ж, всяко в жизни бывает. Главное — не наступать на одни и те же грабли второй раз. Вот и давайте осушим до дна за благополучное возвращение.

Все дружно опрокинули стаканчики и рюмки и потянулись к закускам. Семён, залпом выпил рюмку, которую он сам предварительно наполнил холодной колодезной водой.

После третьего тоста за столом стало ещё оживлённее, посыпались сальные шуточки. Когда Беспалов проглотил, опять же одним махом, содержимое четвёртой рюмки, то понял, что ему кто-то налил водки, пока он отлучался от стола. Семён разозлился, ещё не зная на кого, но вида не подал. Потом он почувствовал приятное лёгкое возбуждение, и на смену угасающему раздражению пришло умиротворение. Следующую рюмку водки себе он налил уже сам и при этом решил: «Две рюмки — и на этом всё». Впрочем, после второй рюмки Беспалов уже не видел в спиртном своего врага; наверное, потому что этот враг проник в него и назвался другом. Одна рюмка догоняла другую, и все вместе они заставляли виновника торжества громко смеяться и говорить направо и налево различные глупости. Семён давно уже так вкусно и так много не ел. Он был весел, смотрел на присутствующих и думал, как всё-таки хорошо, что все собрались. Подмоченную репутацию сушат публично. Пусть все убедятся, что он уже дома и начинает нормальную, как и они, жизнь. Да что там, как они! У него всё будет лучше, чем у них. Ну, в этом они ещё не раз убедятся.

Застолье было в разгаре. Уже один разбил тарелку, другой свалил бутылку с самогоном, у третьего стал заплетаться язык. Были тут и те, кто и пить торопится, и буйствовать спешит, но до драки дело пока не доходило. Иные из присутствующих не только совершали глупости, но и соревновались в этом. Те, кто потрезвее, сглаживали зарождающиеся конфликты и успокаивали крикунов.

Когда на улице стемнело, на столах закончилось водка. Ну что может быть хуже для хозяина застолья, когда не хватает спиртного? Только нехватка закуски. Беспалов вышел из дома, выкатил из сарая мотоцикл и завёл его.

3

«Ничего, — мыслил он, набирая скорость на укатанной грунтовой дороге, — это дело поправимое. До станции всего три километра. Будет вам, дорогие гости, водка по такому случаю».

На станции магазин работал круглосуточно. Ветерок обдувал ездока. Он мчался по дороге и думал, как замечательно началась его новая жизнь. Семён и не подозревал, что прежде чем начать новую жизнь, необходимо закончить старую. Его душа пела; а когда душа поёт, мы не замечаем фальши.

Хорошая штука транспорт: не успел оглянуться и перед глазами станция. Правда, товарные составы мешают пройти к магазину. И какого кляпа их тут нагнали? Беспалов заглушил мотор, слез с мотоцикла, приткнул его к столбу и направился к стоявшим составам, отделяющим его от здания станции. Он пролез под вагонами трёх составов, знатно отоварился в магазине и двинулся назад, чтобы довести начатое дело до ума, но доведение до ума требует точного знания маршрута. И он пролез под вагон первого состава, потом второго… Ещё секунда… Семён уже вылезал из-под вагона последнего состава, как неожиданно над его ухом раздался оглушительный собачий лай. Он инстинктивно дёрнулся назад, стукнувшись головой о раму вагона. Хмельная голова закружилась, и на мгновение утратила способность воспринимать происходящее. Семён даже не услышал звон бьющихся бутылок в сумке. И в этот момент товарняк тронулся. Беспалов, сидя на шпалах, только видел, что колёса медленно и безразлично катятся на него. Он подумал, что его голова, получив железную оплеуху, рисует в своём больном воображении движение стоящих на месте колёс. Собака залаяла ещё громче, чувствуя своё превосходство над человеком, который вёл себя странно. Сознание подсказало Семёну, что надо выбираться из-под вагона в противоположную от собаки сторону, и он медленно, слишком медленно начал движение. Он уже почти вылез. Услышав скрежет колёс поезда, Семён понял, что товарняк начал движение. Быстрее убрать с рельса отяжелевшие вдруг непослушные ноги! Увы: сделать он уже не успел…

Что было дальше, Беспалов не помнил из-за болевого шока.

В больнице, когда Семён очнулся и узнал, что с ним произошло, он сначала не поверил, а потом долго плакал, горько и безутешно…

И оставалось ему в жизни одно: влачить себя по дороге жалкого существования.

Валерий Румянцев