Несколько дней назад мне удалось побывать на выставке «Святая Русь», проходящей в залах Третьяковской галереи, где представлены предметы религиозного назначения из различных музеев, монастырей и храмов. Основное место в экспозиции занимают иконы. Некоторым из них, своим впечатлениям и ощущениям от увиденного, я хочу посвятить эту статью.
Сразу оговорюсь, что, не являясь специалистом, делюсь исключительно субъективными размышлениями посетителя, возникшими после просмотра…

Для начала – несколько общих представлений.
Икона. Сложное и непостижимое для меня явление европейской и, особенно, русской культуры.
Это – не иллюзорное повторение, воспроизведение, копирование художником окружающего его мира в соответствующей тому или иному времени стилистике.
Это – построение, создание совершенно другого пространства. Другого, почти трансцендентного бытия, которое созидается живописцем по некогда заданным канонам, «небесным первообразам»,  пусть, даже, и видоизменённым в зависимости от места и эпохи создания, и которое к реальности почти не имеет отношения, если только не брать во внимание, что творилось это пространство вполне реальным – живым – человеком со своими достоинствами и недостатками, пороками и страстями.
Оно есть плод авторского воображения, мысли, чувства, жизненного опыта, знания и веры; проникновения туда, где видит «внутренний глаз», где живёт дух.

Несмотря на то, что икона создаётся живописцем, пишется красками и имеет визуальный ряд, с присущими ему композицией, колоритом, рисунком, пластикой, я не могу отнести икону, как явление,  к произведениям той области, которую принято называть изобразительным искусством. Хотя, зачастую, слово «искусство» так и хочется употребить в применении к некоторым, лучшим образцам. Но не в том значении, которое сформировано в середине восемнадцатого века и под которым мы понимаем портреты, пейзажи, натюрморты в привычном нам, людям уже двадцать первого века, виде, а скорее в понимании древнегреческом –«технэ», т.е. умения.

Икона в первую очередь — предмет культа, непременный и необходимый атрибут храма, выполненный в канонической форме, а потому, всё же, ближе к области ремесленной. Но так как делалась и делается икона людьми, то и наполнение, звучание она приобретает разное, в зависимости от того, кто является её творцом. В зависимости от этого в ней рождаются другие качества: эстетическое и духовное. Эти качества – ремесленное, эстетическое и духовное – трудно разделимы, недаром упоминают о «говорящих», животворящих, чудотворных иконах. Значит, существуют и другие – не животворящие, молчащие.

Время нахождения иконы в храме, общение с людьми и взаимообогащение не может не наложить на неё своего отпечатка, не превратить, как принято говорить, в «намоленную», т.е. когда «когда зрение молящихся преобразилось, когда в образе они научились провидеть Первообраз и жить с ним, вступать с ним в общение.» (В.Михеев).
Потемнение, изменение или разрушение красочного слоя также придают иконе, зачастую, более существенную значимость, одухотворённость, привнесённую со временем.
Это – как с человеком, прожитые годы которого, отражаются на его лице в виде складок и морщин; его глазах, с накопившимся в них знанием жизни, и несут свой неповторимый отпечаток, наполняя человеческое содержание новым, более глубоким смыслом.
Но могут и не наполнить…

Многое, если не всё, определяется автором, «когда он может схваченным и запечатленным творением своим «открыть зрение» молящимся»;  количеством и качеством его души и духа, вложенного в работу.  Чем они значимее, глубже, чем сильнее руководит его рукой и сердцем божественная сила, тем богодуховнее икона.
Я полагаю, что существует энергетический обмен между иконой  и зрителем. Энергетический, в данном случае, — не в смысле физическом, хотя и это возможно, а в духовном. Чем больший этот духовно-энергетический запас заложен в работе, тем более продолжительный во времени обмен происходит. То же касается и зрителя. Чем он внутренне богаче, одухотворённее, чем более подготовлен к процессу общения – всматривания, вдумывания, со-участия, со-переживания, тем больше он готов и может отдать. И тем больше произведение от него получает.
Этот процесс, мне кажется, характерен для всех продуктов человеческой деятельности: музыки, живописи, литературы и других. Особенно это относится к признанным мировым шедеврам и потому позволяет им оставаться таковыми и определяться словом «шедевр» в течении веков.

Вспоминается небольшая история, случившаяся со мной несколько лет назад на выставке, посвящённой образу Иисуса Христа в изобразительном творчестве, проходившей в Пушкинском музее.
По стенам «белого зала» висели произведения разных авторов и эпох. Центр заполнили ряды кресел, приготовленные для вечернего концерта.  Не торопясь, я шёл вдоль одной из стен. Неожиданно, что-то стало отвлекать меня от просмотра. Это «что-то» я буквально почувствовал спиной. Обернувшись, я увидел свечение, исходящее с противоположной стороны зала, находящейся от меня на значительном расстоянии, за креслами. Я обошёл их и подошёл к тому месту, откуда исходил свет. На стене висела «Троица» Андрея Рублёва…
Не думаю, что эта воистину божественная икона за пять прошедших со времени написания веков приобрела принципиально новое качество. Конечно, её просмотрели, на неё молились миллионы людей. Не одно поколение реставраторов трудились над ней, поддерживая и стараясь сохранить первозданность. Но у меня нет сомнений, что она изначально была наделена иконописцем могучей силой, выделившей её сразу среди других икон того времени, и проведшей через столетия к нам, современным людям, думающим, смотрящим и видящим по-другому, но отличающим и безусловно относящим её к вершинам человеческих творений и человеческого духа.

Теперь после несколько пространных рассуждений перейду к  выставке.

Первый встречающий зрителя экспонат, хотя и не является иконой, имеет к ней самое непосредственное отношение. Это – огромные, высотой почти в четыре метра, выкованные из железа, меди и золота «Златые врата Богородице» из Суздальского Богородице-Рождественского собора, созданные в тринадцатом (!) веке. Конечно, восхищает сам вид ворот, их размер, искусно сделанные клейма. Но ещё больше поражает та любовь, то мастерство, удивительно бережное и, я бы сказал, трепетное отношение к материалу, из которого «врата» сделаны. И это – тринадцатый век. Не могу припомнить что-нибудь подобное, созданное сейчас, в наше время высочайших технологических достижений, почему-то не сделавших человека добрее, мудрее, менее корыстным, гуманнее… Куда исчезла эта любовь, это мастерство, эта бережность? Их нет, ушли  и, кажется, безвозвратно.
«Златые врата» являются не только входом в собор, в другой – горний, духовный мир. В рамках экспозиции они символизируют и открывают проход в мир, где собраны сакральные, может быть, лучшие предметы духовного наследия.
«Врата» сразу настраивают на более серьёзный лад, заставляют оставить легкомысленное, мирское тут, с этой стороны, а там, за ними углубиться в совсем другие переживания и размышления.
«Врата» открывают собрание предметов из области постижения человеком Бога и всего, что с ним связано – святых, заступников, покровителей, великомучеников и, конечно, в первую очередь – Богоматери.

В русской православной церкви упоминается около двухсот  шестидесяти чтимых и чудотворных икон Божьей матери. А, вообще, насчитывается более 800 наименований. В экспозиции представлено гораздо меньше. Но и этого достаточно, чтобы убедиться в силе их воздействия и, при кажущейся схожести, в большом и принципиальном разнообразии.  «Мирожская» Оранта с заступнически распростёртыми кверху руками. Елеуса – «Богоматерь Владимирская», «Богоматерь Фёдоровская», «Богоматерь Толгская». Одигитрия – «Пименовская Икона Божьей Матери», «Богоматерь Одигитрия».  «Нечаянная Радость» с изображениями  ста двадцати чудотворных икон Богоматери и многие другие…

Потрясающая по своей силе «Толгская» икона. Почти ласковое выражение лица Богоматери. Руки бережно поддерживают младенца, который с удивительной нежностью прижался к её щеке. Автор, подчёркивая бережное отношение матери к сыну, даже отставляет один из пальцев левой руки, показывая, что так его – сына — положение будет более устойчивым и безопасным. Маленький, но очень человечный и показательный штрих. Есть ещё несколько деталей, которые указывают, на большую нежность в отношениях. Ножки младенца ступают по коленям матери, стараясь приблизить  его к ней как можно  ближе. А рука, выглядывающая из-под покрывала, обнимает мать за шею, что также указывает на необычайную близость и нежность отношений.
Возможно, это – одна из самых трепетных и нежных икон.
Другая икона – «Владимирской Богоматери». Их в экспозиции – несколько. Здесь уже младенец не ступает по коленям, а сидит на руках матери. И настроение у иконы совсем другое. Скорее, не нежность, а – умиление. Настроения – очень близкие, но тем не менее – принципиально разные.
Или икона Одигитрия. «Пименовская» – спокойная, умиротворённая мать с уверенно чувствующим себя в материнских руках сыном. «Богоматерь Одигитрия». Опять другое настроение. Мать показывает – смотрите, вот он – господь Бог. На её лице выражение восторга и преклонения. И младенец это подтверждает, как бы говоря – да, это – я, Бог.
Совсем другая по сути и духу «Богоматерь Неопалимая Купина». Здесь Богоматерь и младенец немного разъединены и смотрят в разные стороны. Богоматерь является безусловным центром, собравшим вокруг «предвечного» младенца весь мир – силы земные и небесные.
Ну и, конечно, не могу не упомянуть об иконе «Нечаянная Радость» с изображениями ста двадцати чудотворных икон Богородицы. Доминирующие синий, красный и золотой цвета придают иконе торжественное звучание и чрезвычайную парадность. И понятно – почему. Тут – изображения Божьих Матерей, такие разные по композиции, настроению, духу, исходящему от каждого, что формирует свой, ни на что не похожий общий дух иконы.

Из приведённого небольшого сравнения видно, насколько все изображения не похожи. Я не говорю о размерах икон, который выбран иконописцем, исходя из поставленных задач, т.е. в зависимости от места, где она будет расположена, частью какой общей композиции будет и т.д. От работы к работе меняется всё: колорит, размер, настроение, задача и, соответственно, дух произведения.

Конечно, нельзя не сказать об Иконостасе Успенского Собора Кирилло-Белозёрского монастыря, безусловно, одного из самых, если не самого значительного  экспоната выставки.
Здесь представлено тринадцать икон, расположенных в три ряда.
Нижний, самый сильный по воздействию, объединяет семь икон из Деисусного Чина.
Это – «Спас в Силах» и слева от него: «Богоматерь», «Архангел Михаил», «Апостол Пётр». Справа расположены «Иоанн Предтеча», «Архангел Гавриил», «Апостол Павел».
Два следующих ряда – иконы из Праздничного Чина.
Как известно, соборные иконы простояли на своих местах около пяти столетий, с того времени как были созданы в 1497 году. Когда в 1641 году начали расписывать Успенский собор, то те же мастера, судя по характерным живописным приемам, полностью переписали и соборный иконостас 1497 года. При этом часть деисусных икон весьма пострадала (О.Лелекова): на иконах местного ряда в Успенском соборе и церкви Кирилла вместо древних басменных окладов середины XVI века появились роскошные серебряные золоченые чеканные оклады работы мастеров Оружейной палаты и серебряные же, с чеканкой, лампады перед местными иконами.
Второе сплошное поновление иконостаса Успенского собора произошло в XVIII веке.
В 1980 году была устроена первая выставка полностью отреставрированного, грандиозного, великолепного иконостаса Успенского собора.
Всё великолепие его видно и на этой выставке.

Рядом расположены три совершенно потрясающие и не менее значимые иконы.
«Христос Вседержитель На Престоле» из Новгородского музея-заповедника. «Вознесение» из Псковского музея и «Преображение» из Ярославского музея-
заповедника.

Дальше я хочу остановиться на иконе, которая, как мне кажется, выделяется из общего, совершенно замечательного зрительного ряда.

«Видение Хутынского Пономаря Тарасия», написанная в конце семнадцатого – начале восемнадцатого веков.
На переднем плане изображён большой и величественный город. Над ним  в небесном пространстве нависает тёмная, зловещая, огненная туча и большая, всё сметающая волна, проходящая через город и разрезающая его пополам. Выше – ангелы, стреляющие огненными стрелами в жителей города,  над ними — святые и в самом верху –  Богоматерь и Господь Бог с младенцем.

С одной стороны изображение удивляет своей красочной парадностью, а с другой – ощущением надвигающейся катастрофы. Композиция, колорит найдены в точном соответствии с настроением и содержанием «видения», что говорит о незаурядном мастерстве  иконописца и его удивительном проникновении в образ.
Поскольку увиденное Пономарём Тарасием мне представляется весьма интересным, и чтобы было понятнее содержание иконы, хочу привести полный текст «Видения» в переводе Л. Дмитриева.

***

«ВИДЕНИЕ ХУТЫНСКОГО ПОНОМАРЯ ТАРАСИЯ

МОЛЕНИЕ ПРЕПОДОБНОГО ОТЦА ВАРЛААМА О ГОРОДЕ И О ЛЮДЯХ

В год 7013 (1505) было чудо удивительное и видение, полное ужаса, в пречестной обители божественного Преображения Господа Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа и преподобного и богоносного отца нашего Варлаама.
Случилось однажды, по церковной надобности некоей, пономарю, по имени Тарасий, быть в церкви в полночь. И вот видит он — в паникадилах и в светильниках все свечи зажглись, а кадила сами разгорелись, и наполнилась церковь неописуемым благоуханием фимиама и ладана. И увидел пономарь собственными глазами, наяву, а не во сне, как вышел из гробницы своей и встал в церкви святого Спаса преподобный чудотворец Варлаам. И начал преподобный Варлаам молиться Господу Богу нашему Иисусу Христу, и Пречистой его матери, Пресвятой Богородице, и всем святым, и так молился со слезами и с глубокой скорбью целых три часа. Пономарь же пребывал в страхе великом.
И подошел к пономарю Тарасию сам Варлаам-чудотворец и говорит ему: «Брат Тарасий, хочет Господь Бог уничтожить Великий Новгород. Поднимись, брат, на самый верх церкви и увидишь, какую пагубу хочет Господь Бог наслать на Великий Новгород».
И пономарь Тарасий, вняв словам преподобного Варлаама-чудотворца, поднялся на самый верх церкви и увидел чудо странное и ужаса преисполненное: высоко над самым Великим Новгородом нависло озеро Ильмень, готовое потопить Великий Новгород. Пономарь же Тарасий, увидев это страшное видение, ужаснулся, и побежал вниз с верха церкви святого Спаса, и, охваченный великим страхом, вошел в церковь. Тогда подошел к нему святой Варлаам и спросил его, что видел он над городом. И пономарь поведал святому Варлааму-чудотворцу, что нависло над Великим Новгородом озеро Ильмень.
И сказал пономарю святой Варлаам: «Господь Бог хочет потопить Новгород озером Ильмень за то, что умножились грехи всего народа новгородского, за беззаконие и ложь новгородцев». После этого снова начал он с глубокой скорбью и со слезами молиться Господу Богу и Пречистой Богородице и молился три часа. И велел пономарю Тарасию опять подняться на церковь святого Спаса и смотреть, что происходит над Великим Новгородом.
И во второй раз, по повелению чудотворца Варлаама, поднялся пономарь Тарасий на верх церкви святого Спаса. И видит он, как множество ангелов стреляют огненными стрелами, и летят эти стрелы, словно сильный дождь из тучи, поражая всех жителей Новгорода — и мужчин, и женщин, и детей их. И сколько было людей — мужчин, и женщин, и детей — перед каждым человеком — мужчиной ли, или женщиной, перед отроком или перед отроковицей, стоял ангел-хранитель, держа в руках книгу и читая в ней повеление Божие. И если человек оказывался в книге этой записан в живых, то такого человека ангел-хранитель кропил кистью из сосуда, думаю я, наполненного миром небесным, и тотчас этот человек исцелялся от смертоносной язвы, нанесенной стрелами ангелов грозных, и становился здоровым. Если же видел ангел, что в книге судеб Божиим повелением Владыки Христа-Бога предначертана человеку смерть, то тотчас, не окропив его миром, отходил ангел-хранитель в печали от такого человека, боясь ослушаться повеления своего Владыки. И так ангелы-хранители, стоящие перед каждым человеком, глядели в книги и одних кропили кистями из сосудов своих, а от других отходили, не окропив их. И Тарасий, охваченный ужасом и страхом великим, побежал вниз с верха церкви святого Спаса и вошел в церковь.
И спросил его святой Варлаам-чудотворец, какое он видел видение над Великим Новгородом. Пономарь же начал рассказывать святому Варлааму, что видел он бесчисленное множество ангелов Божиих, стреляющих с небес огненными стрелами во всех новгородцев.
Тогда начал преподобный Варлаам молиться Господу Богу, и Пречистой Богородице, и всем святым со слезами и с великой скорбью. И сказал чудотворец Варлаам пономарю Тарасию: «Брат, за молитвы Пречистой Богородицы и ради молитв всех святых пощадил Господь Бог людей своих, поэтому не погубил потопом города, но насылает Господь Бог на людей мор — казнь за их грехи, но милостивую: простит раскаявшихся. Ведь сам говорит Господь в Евангелии: “По делам твоим буду тебя судить”. И будет мор в течение трех лет». Так и было Божие посещение в те три года — мор.
И снова долго молился святой преподобный Варлаам, и в третий раз послал пономаря на верх церкви: «Посмотри, что делается над городом?» По повелению чудотворца Варлаама поднялся на церковь пономарь и увидел над городом тучу огненную, и снова охватил его великий ужас. И сошел с церкви пономарь и вошел в церковь святого Спаса и видит — молится чудотворец Варлаам Богу.
И спросил преподобный Варлаам пономаря, что видел он над городом. Тогда начал пономарь рассказывать святому преподобному Варлааму, что видел он над Великим Новгородом тучу огненную. И сказал чудотворец Варлаам пономарю: «Через три года после мора будет сильный пожар в Великом Новгороде — вся Торговая сторона сгорит и великое множество людей сгорит, потому что, брат пономарь Тарасий, Пречистая Богородица со всеми святыми умолила сына своего и Бога нашего Иисуса Христа и избавила город свой от потопа». И преподобный Варлаам, помолившись Господу Богу, и Пречистой Богородице, и всем святым, вернулся в гробницу свою. И свечи и кадила сами собой погасли.»

***

И в завершение не могу не остановиться на двух совсем небольших иконах.
«Святой Юродивый Василий Блаженный», конца шестнадцатого – начала семнадцатого века.  И « Святой Воин Никита» «государева иконописца» Прокопия Чирина 1593-го года.

На почти пустом монохромном пространстве изображена обнажённая фигура Святого Василия в чуть согнутой позе, с руками распростёртыми к находящемуся в левой верхней части изображению Святой Троицы.
Вот небольшое описание жизни Василия Блаженного.
««…В 16-летнем возрасте блаженный Василий бежал из дома родительского, но не в безмолвную пустыню, где бы мог удобнее восходить благоговейным помыс¬лом в горняя, но удалился (что могло бы казаться странным) в многолюдный град Москву, где, по слову псаломскому, не оскудевают беззакония, неправда, лихва и лесть. Преподобный показал своим примером, что не место спасает человека или полагает преграды его спасению, но благочестивый человек освящает всякое место, ибо он жил во граде как в пустыне и в народе пребывал как бы в обители кающихся.
Избрав необыкновенным местом для своего подвижничества многолюдный град, блаженный избрал и необыкновенный путь ко граду Небесному — юродство Христа ради.
Скончался святой 2 августа 1557 года в возрасте 88 лет, 72 из которых провел в подвиге юродства.
В описании облика блаженного Василия имеются подробности: «Наг весь и в руке посошок»….

Очень похожа по композиции, по колористическому решению  и по размеру  икона «Святого Воина Никиты». В такой же, как и Святой Василий, чуть приклонённой позе стоит Святой Никита, подняв руки к находящейся в правом верхнем углу изображению Богоматери с младенцем.
Такое впечатление, что работы выполнены рукой одного мастера, объединённые поэтичностью религиозного чувства. Иконы очень выразительно изображают обоих Святых и, несмотря на небольшой размер, переполнены силой духа и величием ими содеянного…

Я не коснулся очень многих аспектов выставки, многих её удивительных и потрясающих экспонатов. Копии фрески  12-го века «Чудо Георгия о змие»  из Старой Ладоги, почему-то напомнившей мне «Купание красного коня» К.Петрова-Водкина ; Иконы Иоанна Предтечи, приписываемой Даниилу и Андрею Рублёву;  удивительных деревянных фигур с крышек раки; совершенно потрясающего оклада «Иконы Святой Троицы» Андрея Рублёва; многочисленных других не менее впечатляющих икон; разнообразных предметов церковной утвари, книг и  многих других.

Можно долго, наверное, рассуждать о достоинствах той или иной иконы, того или иного произведения. Но для меня они все почти равнозначны, так как являются образцами, эталонами, по которым можно мерить творения не только давно ушедших, но и современных авторов. В этом плане представленное собрание уникально и чрезвычайно важно, так как является камертоном, по которому можно и нужно настраивать не только инструментарий живописцев и глаза зрителей, но и их души.