А я не стал смеяться. Какие только надписи на стенах мне ни доводилось читать! Свежи были воспоминания студенческой поры о настенных откровениях в общественных туалетах, к примеру, Публичной библиотеки Петербурга. Наверно, потому увиденная здесь, на подворье Коневского монастыря на «большой земле», надпись на меня, возвращавшегося после недельного трудничества с острова, не произвела неприятного впечатления: в ней не было скабрезности и похабства. Эта выведенная женской рукой на дереве домика для паломников рукописная рисованная мудрость была, очевидно, плодом чьих-то раздумий, душевных преодолений. А к ним нужно быть снисходительно терпимым, ведь человек в таких местах ищет ответы у Бога и в Боге, что уже важно, правильно, неплохо. Здесь, в монастыре, находят(-ся) и обретают(-ся) люди разные, от школьниц до седых мужей, некоторые из которых прибыли на Ладогу специально, чтобы быть «подальше от тех мест, где много грешили». Каждый достоин внимания, молчания, тишины. И слов. Каждому – своё.

К моменту отъезда с острова я прекрасно понял для себя с твёрдой убеждённостью, что пока есть возможность, я предпочту жить в своей келье вне монастыря, будучи себе и трудником, и игуменом. Работать во славу Божию, вершить богоугодное дело мне милей под своим началом в миру. Наверно, именно поэтому я оставил монастырь так скоро, получив единственный в своём роде опыт в течение июньской недели.

Монах, приставленный ко мне в монастыре, был внимателен, чуток и , к сожалению, настойчив до навязчивости. Стоило ему заметить меня задумавшимся, как он наставительно заводил речь про то, что мир на большой земле, вне монастыря, меня волновать не должен. Во мне это вызывало внутреннее возмущение: я пришёл сюда не для того, чтоб потерять себя, забывшись в Боге, в молитве. Трудничество, по моим планам, должно было обогатить меня духовно, а не снять меня с меня же, как ответственность.

Я полнился планами на жизнь в миру по возвращении. Меня, как ни странно, особенно волновала проблема социального неравенства как причины несправедливости и проблем в обществе, агрессии. Под неравенством здесь нужно понимать, конечно, не только материальное.

И вот, добравшись на катере с Коневца до подворья, я прочёл на стене домика, больше походившего на вагончик, это. Надпись словно спорила с известной песней про то, что «Выхода нет!» Она гласила обратное: «Выход есть!» Рядом было пририсовано сердце. Вроде бы даже со стрелой.

Видимо, кто-то не находил оправдания всему в мире и тому, зачем и для чего всё: длить, длиться, быть. Я сначала чуть не матом ругнул автора про себя за показавшуюся глупостью настойчивую откровенность. А потом. Может, и слава Богу! Ведь не зря люди едут в монастыри – пусть кто-то увезёт с собой и такое решение, такое понимание, такую веру.

Как говорил классик:

«Блажен, кто верует, тепло ему на свете!»

На следующее утро я покинул подворье, оставив его благодарно.  С любовью. А себя – с выходом.

Сергей Уткин