Новое
- Николай Новиков — просветитель, публицист, издатель (1744-1818)
- Искусство благотворительности: Всероссийский Съезд объединит культурную элиту и меценатов в Храме Христа Спасителя
- Четыре страны в одной биографии
- В это невозможно поверить
- Философский взгляд на лингвистику
- Александр Балтин. «Вольтовы дуги жизни». Рассказ
Две родины Хулио Матеу
28.03.2022
И всё-таки книга. Живая книга содержит куда больше памяти, чем долго сохранные интернетные файлы или микрофильмы в разбухающих и не справляющихся с бумажными изданиями библиотеках. Вот я держу в руках две книжки ушедшего друга и вижу, как он их держал, как он их хранил, как он радовался их выходу, как писал мне автограф… через них мне передаётся горячее пожатие его руки, и я слышу его пришепётывающую речь с сильным испанским акцентом. Вы не знаете и не слышали такого поэта? Не сомневайтесь в своей эрудиции, не называйте её ущербной – книги его не переиздавались, а последняя – пятая вышла в свет 1973 году.
Человек он был страстный и нежный, открытый и прямой. Из той породы коммунистов, которые были настоящими, а не теми, кто приобретал этот статус спустя несколько десятилетий от начала увлечения тупиковой моралью, чтобы занять определённое кресло или устроиться на работу, где без этого ценза и разговора не было. Я не с чужих слов говорю, сам прошёл через это испытание, когда мне в открытую говорили:
«Хочешь делать карьеру, иди к нам, только сначала вступи в ряды»
Мне не хотелось делать карьеру, а тем более, вступать в ряды, в которых они шагали. Вы подзабыли это время или и вовсе не знаете по молодости лет, так вот ещё в довесок: просто сказать «не хочу» или «не буду вступать» – это уже было не только подозрительно, но ясно светилось обвинением и грозило немалыми неприятностями, а в годы жизни великого вождя всех народов дальней дорогой в места, из которых не многие вернулись… все страшные репрессии и несправедливости творились именем партии и запятнали навеки чистое дело, вызвали ненависть и неприятие у многих людей планеты. Но привлекательная идея не умерла, вот если бы научились её претворять в жизнь!
Это я к чему такое вспоминаю? Хулио был много старше меня, он родился в 1908, и всего на 4 года моложе моей мамы, они были из тех, из «настоящих», для которых превосходная идея равенства, ведущая к благоденствию, стала путеводным уставом их жизни. Они и посвятили свои жизни тому, чтобы воплотить её, материализовать! И как же тяжело было им видеть, во что её превращали, видеть и быть беспомощными противостоять уничтожавшим её себе в угоду…
Хулио был из тех, кто долго верил уже здесь, на русской земле – своей «второй родине», открывшей ему двери, когда он вынужден был покинуть родную Испанию, попавшую с помощью немецких фашистов в чёрную ночь франкизма. Он боролся, не был наблюдателем, и я слышу его:
«Ты сжшнаешь, когда сшолнце и пыль сшухая, я чцувствую сжар сшвоей земли!»
Как-то мы шли с ним по центру Москвы, и вдруг он рванулся куда-то сторону по широкому тротуару к стене дома, возле которой стоял штабель пустых ящиков, в которых перевозят фрукты. Из них между редко набитых реек торчали стружки, которыми перекладывают плоды для транспортировки. Хулио жадно набрал целую горсть этих стружек, застыл и погрузил в них лицо. Я ничего не мог понять, тоже застыл на месте и смотрел на него. Так мы стояли несколько минут. Потом он опустил руки, на глазах его были слёзы, и он тихо сказал мне:
«Это родина… Валенсия пахнет… Да, да, Валенсия, понюхай!»
И он снова приложил стружки к лицу, а когда мы двинулись дальше, засунул их в карман пиджака…
В семь лет мальчик Хулио лишился матери – нечем было платить за лечение, он не выбирал работу, брался за всё, чтобы выжить, что перечислять?! В 16 выучился грамоте и начал читать, читать, навёрстывать! Видимо, природный дар подвигнул его взяться за перо. Интересно: первые его заработки от литературы – это сочинение писем в стихах девушкам к их возлюбленным! Но в 1927 году Хулио поехал в Мадрид с пухлым чемоданом стихов и пьесой! Это начало его профессиональной работы… Он трудно поднимался вверх, но достиг самых высот: бы председателем крестьянских общин Валенсии, членом ЦК коммунистической партии Испании, близким соратником легендарной Долорес Ибаррури. После того, как Республика пала, и ему грозила смертная казнь, он с большим трудом на советском пароходе покинул свою страну, приехал в Советский союз, влюбился в нашу землю, в нашу страну и одну из первых книг назвал «Две родины».
Мне было интересно с ним, я смотрел на него и впитывал его рассказы, читал его стихи в переводах замечательных советских поэтов – Овидия Савича, Павла Грушко, Евгения Солоновича, Виктора Забелышинкого, Виктора Гиленко, Нины Блосинской… Он работал на ЗИЛе в цеху и посещал литературное объединение при заводе, а потом пришёл в знаменитую Магистраль, где мы с ним и познакомились.
Вообще Испания в нашей стране имела какой-то романтический ореол и своей историей, и событиями 30-х годов, когда добровольцы из Союза поехали помогать молодой республике бороться с немцами-фашистами, которые репетировали на живых людях свои разбои, которые вскоре во всю развернули в 1939 году, начав Вторую Мировую войну. Мне хотелось понять Испанию, увидеть её глазами испанца, для которого она была всё!
Я уже познал её со слов тоже любящего человека, но не местного, не коренного, как бы то ни было, но пришлого, хотя и невероятно зоркого, и талантливого –»По ком звонит колокол» стало откровением для меня, я почти наизусть помнил этот ароматный текст, я проживал всё, что прожил автор, и волновался, и страдал вместе с ним. Но он был не испанец. А Хулио завораживал меня своими рассказами и переживаниями, и хотя не мог изложить их так умело и красочно, как великий Хэм, но они врезались в память и трогали душу своими незнакомыми деталями незнакомой жизни. Кстати сказать, когда я позднее перечитал этот роман в подлиннике, убедился, что по-русски он звучит ничуть не слабее. Русская советская переводческая школа, большая группа писателей и поэтов, занимавшаяся этим зачастую вынужденно, потому что их оригинальные сочинения советская редактура (а читай цензура) не принимала, это были высококлассные литераторы. Что подтверждал весь многоязычный мир.
А ко мне Испания приходила особо, постепенно. Конечно, мы, ребята, увлекались фильмами о войне, знали про легендарного генерала Дугласа, который воевал в Испании и был советским лётчиком Смушкевичем, Дважды Героем Советского союза, летавшим без двух ног, и трагически погубленным НКВД, но это чуть позже. А первым испанцем, которого я увидел и мог его «потрогать», был замечательный трубач, который каждый день играл побудку пионерскому лагерю «Поречье» неподалеку от Звенигорода под Москвой. Он был из тех детей, которых спасла наша страна и вывезла из полыхавшей Гражданской войной Испании, стала им родным домом. Фернандо не просто горнил «Вставай, вставай дружок» – он играл нам подъём: мелодию из «Золотого петушка» Римского-Корсакова. Красиво вставал в центре пионерской линейки на трибуне. Задрав в небо трубу, он звал нас к солнцу, к счастью, и все торопились из своих домиков и палаток скорее на эту поляну, в середине которой под красным флагом стоял красавец смуглый, черноволосый человек из другого романтического мира и дарил нам радость, бодрость и счастье. А потом он общался с нами, рассказывал о своей любимой стране и тоже говорил, что у него две родины:
Испания и Советский Союз!
1 комментарий
Ольга Львовна Иванова
02.04.2023Хулио Матеу был в Испании в Валенсии и в своей родной деревне — Бугарре несколько раз после смерти Франко, начиная с 1976 года. Книги его издавались и после 1973 года — в 1977, 1987.