Беседа Дмитрия Плынова и Елены Крюковой перед премьерой в журнале «Клаузура» новой книги Елены «ДОЛИНА ЦАРЕЙ»

— Елена, вы показываете русскому читателю фрагмент вашей новой работы. Ее название — «Долина царей» — отсылает к глубокой древности. Реальная Долина царей на Земле существует в Египте, там стоят огромные памятники древним фараонам. Другая Долина царей — у нас, в России, в Хакасии: там велись и ведутся многочисленные археологические раскопки. С чем связана тематика вашей новой книги прозы? Это историческая вещь, современная… или в ней изображено нечто иное, создано другое, целиком и полностью авторское пространство?

— Дмитрий Геннадиевич, дорогой, вопрос столь же сложный, сколь и простой. Книга не историческая. Скорее мифологическая. Главные ее герои мифологично-узнаваемы. Василий Блаженный, юродивая Ксения, носительница безусловного света, русский Царь, Царская невеста Катерина. В книге много героев. И, путем их взаимодействия, в их встречах, расставаниях и деяниях вырисовывается портрет Времени. Вернее даже, времен. Они наслаиваются друг на друга, я люблю этот многопластовый прием: он говорит и мне, и читателю о том, что Времени нет, это мы сами проходим сквозь него.

А.Простев. Ксения

— Василий Блаженный, легендарный нагоходец… Вы впервые обращаетесь к этому знаковому для русской культуры образу?

— Не впервые. Мотив, музыка русского юродства Христа ради давно тревожит меня. Разработке этих картин посвящены мои книги «Юродивая», «Русское Евангелие», «Тибетское Евангелие», «Иерусалим», «Раскол», «Лазарет». Конечно, не все эти книги впрямую о блаженных. В иных книгах эта тема звучит явственно и рельефно, звучно, в иных — проходит далекой мелодией. Но факт тот, что этот феномен, русское юродство, заставляет меня его живописать, и я вижу в этом некий промысел. Мне это нужно. Мне это важно. Это лейтмотив всей моей жизни. Поэтому «Долина царей» — естественное и даже мною, автором, ожидаемое произведение, такая симфония, оратория, о которой я давно мечтала, где я выхожу на соединение двух этих гигантских личностей — Василия и Ксении.

В.Суриков. Юродивый. Фрагмент

— В основу изображения героев легли подлинные события из жизни великих блаженных?

— Каждый раз приходится говорить: герой художественного текста — не отражение подлинного, когда-то жившего на земле человека. Мой Василий и моя Ксения проживают в книге совершенно иные жизни, сужденные им именно в этом, авторском, создаваемом мной мiре. И это прекрасно. Это непредсказуемо. Я рождаю свой мiръ в книге. Там свои законы. И свои сюжеты. И свои столкновения, и свои бури, и своя гармония. Это все равно что полет на другую планету в один конец, без возврата. Все, взвились, полетели и улетели. Эта новая планета становится родиной.

— Понимаю так, что в книге, судя по ее ментальности, ярко звучит русская тема. Впрочем, вы очень русский писатель и были им всегда, судя по одним названиям ваших книг: «Солдат и Царь», «Царские врата», «Раскол»… В «Клаузуре» совсем недавно, в прошлом и в этом году, были опубликованы фрагменты из «Раскола» и «Лазарета». Вы сейчас предъявляете читателю большой фрагмент «Долины царей». Это премьера. Я, конечно, не буду спрашивать о том, что происходит в книге — она еще пишется, — и наш с вами нынешний разговор — уже такая традиция: поговорить о произведении, еще пылающем, дымящемся, только вынимаемом из творческой «печи»… Однако все-таки спрошу: почему вы для премьеры выбрали именно этот фрагмент?

— Я хотела показать другой. Но вдруг поняла: важно, чтобы читатель окунулся в детство главного героя, Василия. Почувствовал человека изнутри. Поэтому давайте начнем сначала. От печки. Причем начало тут — загадочное: сюжетный конец. Это прием кольца.

Василий Блаженный

— Елена, а что для вас образ русского блаженного? Какова его мифологема, его эмоциональная сила?

— Юродивый — человек, который стирает границы между Богом, людским мiромъ и временами. Он сам — живой ключ, который открывает пространства-времена. Он живет так, как будто смерти нет и не было никогда. Он вне истории, он за пазухой Бога. И все его чудачества, невероятные выходки, идущие вразрез с приличиями, порою очень страшные, все его жесты и слова, что будут истолкованы лишь потом, спустя много лет, — это символы-знаки того, что мы выйдем на наше настоящее, на нашу подлинность, аутентичность только в необозримом будущем. Юродивый свободен. И часто страшно, пугающе свободен от всего, что составляет некое уютное, удобное «комильфо» нашей обычной, обыденной жизни. «Не ходите туда, куда я иду, не идите за мной, — говорит людям блаженный всей своей жизнью, — там опасно, вы погибнете! А я погибаю для того, чтобы вы — жили!» Поэтому юродивый — герой; его судьба и его гибель — это судьба героя на войне.

— Что для вас русская нота, музыка Родины, песня Родины? Так понимаю, она ясно и ярко звучит в книге… 

— Дорогой Дмитрий Геннадиевич, это едва ли не высший смысл нашего существования на земле. Среди юродивых или среди мудрых. Среди чужих или среди родных. Родина, Бог, народ, любовь — на них стоит, на них изначально держится наш Мiръ. И это непреложно. И это — вдохновляет.