Эссе — миниатюра про одну весеннюю переписку Льва Толстого со своей тётушкой или моё сочинение на тему весна, которое я так и не написал в детстве

Предисловие

«…Весна долго не открывалась. Последние недели поста стояла ясная, морозная погода. Днём таяло на солнце, а ночью доходило до семи градусов… Потом вдруг, на второй день Святой, понесло теплым ветром, надвинулись тучи, и три дня и три ночи лил бурный и тёплый дождь. В четверг ветер затих, и надвинулся густой серый туман, как бы скрывая тайны совершавшихся в природе перемен. В тумане полились воды, затрещали и сдвинулись льдины,… с вечера разорвался туман, тучи разбежались барашками, прояснело, и открылась настоящая весна. Наутро поднявшееся яркое солнце быстро съело тонкий ледок, подёрнувший воды, и весь тёплый воздух задрожал от наполнивших его испарений ожившей земли…  Пришла настоящая весна…», – писал Л. Н. Толстой, глядя в окно из своего кабинета в Ясной Поляне в романе «Анна Каренина» (Часть вторая, глава XII.), которая была написана в 1873 году. Я выглянул утром в окно, там в марте 2024 года во дворе было также, как описано в романе Льва Толстого…

«Пустяшная тема…»

В 5 классе, когда я был пионером и был готов к труду и обороне, т.е. в 60-е годы, — ещё при Советском Союзе, который умирать не собирался, а мечтал построить коммунизм сначала у себя в стране, а потом и во всём мире, главной загвоздкой было то, что я не знал: чего и от кого оборонять, а спросить у кого-то – стеснялся! Как-то в 3-й четверти учебного года я взял томик стихов Фёдора Тютчева с деревянной этажерки, где кроме книг, на ней стояли в ряд ещё семь белых, гладеньких мраморных слоников. Когда отец их купил, он радовался, как маленький, и объяснял маме, что в Индии белый слон считается инкарнацией бога мудрости и счастья Ганеши и символизирует укрощение страстей, силу и долголетие. Поэтому вереница из семи слонов, подобно стеблям бамбука, олицетворяет собой вечность. После этих объяснений отец поставил слоников в ряд на самое почётное место на этажерке. Глядя на них, у меня всегда поднималось настроение на целый день, который в ту детскую пору, мне казался вечностью! Когда я гладил их вожака по голове, он радостно трубил в свой хобот, а когда брал в руки самого маленького слонёнка — он от счастья только молчал…

Открыв наугад первую страницу томика Тютчева, я начал громко читать вслух, сам удивляясь, что попал в самую «точку»: «Весна… Она о вас не знает, о вас, о горе и о зле. Бессмертьем взор её сияет и ни морщины на челе…», слабо понимая о чём этот стих. «Жень, читай прелестнейшего поэта Фёдора Тютчева с выражением и чувством, а не бубни бу-бу-бу… «Весна» — это любимое стихотворение писателя — мирового гения — Льва Толстого, романы которого вы скоро будете изучать в школе. Ох уж начитаешься его досыта, на всю жизнь… Да и Тютчев, сам говорил, что весна – единственная революция на этом свете», – услышал я голос мамы с кухни, откуда доносились и запахи моего любимого хвороста. Он шипел в масле, как змея, а мама, видимо, вдохновлённая Тютчевым мягким голосом говорила то ли мне, то ли сама себе: «Лев Толстой писал в мае 1858 года в письме к своей двоюродной тётушке Александре Андреевне, которая была старейшей придворной дамой при дворе императора Николая II: «Я, должен признаться, что угорел немножко от весны в своём одиночестве. Бывают минуты счастья сильнее этих, но нет полнее, гармоничнее этого счастья. «Весну» Тютчева я всегда забываю зимой и весной невольно твержу его строчки». – Жень, эта тётушка стала прообразом одного из персонажей его романа «Воскресение» устроительницей приюта Магдалин. Хотя рано тебе ещё читать «Воскресение», читай пока свой журнал «Пионер»…». Моя мама работала в школе учителем русского языка и литературы.

«Мам, нам в школе задали на дом написать сочинение про весну», – сказал я тихим голосом, хотя тема, как мне казалось, была пустяшная, но мама оживились, бросив все дела на кухне, вместе с моим хворостом, подошла к этажерке и достав томик Толстого с закладкой, начала мне с выражением, как актриса, читать: «Бабушка! Весна! Отлично жить на свете хорошим людям; даже и таким, как я, хорошо бывает. В природе, в воздухе, во всём надежда, будущность и прелестная будущность. Иногда ошибёшься и думаешь, что не одну природу ждёт будущность счастья, а и тебя тоже; и хорошо бывает. Я теперь в таком состоянии и с свойственным мне эгоизмом тороплюсь писать вам о предметах только для меня интересных. Я очень хорошо знаю, когда обсужу здраво, что я — старая, промёрзлая, гнилая и ещё под соусом сваренная картофелина, но весна так действует на меня, что иногда застаю себя в полном разгаре мечтаний о том, что я растение, которое распустится вот только теперь, вместе с другими, и станет просто, спокойно и радостно расти на свете Божьем. По этому случаю к этому времени идёт такая внутренняя переборка, очищение и порядок, какой никто, не испытавший этого чувства, не может себе представить. Всё старое прочь, все условия света, всю лень, весь эгоизм, все пороки, все запутанные, неясные привязанности, все сожаленья, даже раскаянье, — всё прочь! Дайте место необыкновенному цветку, который надувает почки и вырастет вместе с весной!…». Закончив читать, мама потом долго на меня смотрела — какой эффект на меня произвёл этот текст.

Текст оказался для меня сложным и поэтому первым делом я спросил:

– Мам, а почему, автор в рассказе весну назвал бабушкой?

– Жень, – сказала мама с удивлением, видя, что я ничего не понял, – это не рассказ, а письмо, которое 14 апреля 1858 года написал Лев Толстой в Ясной поляне и оправил его Петербург своей двоюродной тётушке, Александре Андреевне Толстой, которую любовно звал бабушка. Ей в ту пору было всего 41 год…

Про себя я подумал, но вслух не сказал, что женщины в 41 год мне тогда уже казались бабушками, поэтому Лев Толстой правильно назвал её бабушкой.

– Мам, а бабушка ему что ответила? – спросил я, чтобы доставить маме приятное.

Хотя, если честно, мне было всё равно, что бабушка ответила Льву Толстому. У меня своих дел сегодня «выше крыши». Мама долго что-то выбирала в тексте письма, а потом его зачитала:

– Тётушка Льву ответила так: «Встречая в нынешнем году весну, я заставила своё сердце молчать; мне не хотелось переживать острого и болезненного волнения, которое вызывает в нас воскресение природы, и я почти радовалась городской жизни, при которой все времена года одинаковы. Словом, я решилась умышленно НЕ ЗАМЕЧАТЬ весны, и вот ваше письмо, разбудившее внезапно всех усыплённых духов юности и восторгов. Все жизненные элементы вдруг стали на дыбы. Ежели бы я могла перелететь к вам по телеграфу, я чувствую, что была бы способна об руку с вами носиться по полям и резвиться, как коза или как шалун… Всё равно, весна может быть в моей душе, как и в вашей, и теперь я её люблю, как прообраз той весны, когда вечно юные, мы вкусим полноту жизни и любви и всё постигнем там, где не будет ни бесплодных стремлений, ни тоски по несбывшимся желаниям…». Ладно, Жень, вижу, что сложен для тебя этот текст…

Я в ответ закивал головой, а мама уже нашла другой текст и говорит: «Вот, Жень, как раз для твоего сочинения подойдёт из рассказа Льва Толстого «Пришла весна»: «Пришла весна. По мокрым улицам журчали торопливые ручьи. Всё стало ярче, чем зимой: и дома, и заборы, и одежда людей, и небо, и солнышко. От солнца майского жмуришь глаза, так оно ярко. И по-особому оно ласково греет, точно гладит всех. В садах пухнули почки деревьев. Ветви деревьев покачивались от свежего ветра и чуть слышно шептали свою весеннюю песню»…».

– Мам, ну это же его сочинение…Я напишу своё, – ответил я, не сомневаясь в этом.

– Ну хорошо, пиши своё! Жень, расскажу тебе ещё одну историю… Как-то Лев Толстой помогал сыну Лёве с сочинением о лошади, и вписал туда полстраницы своего текста. Директор гимназии Поливанов, где учился Лёва, вернул ему сочинение, синим карандашом подчеркнув те места, которые сочинил Толстой-старший. Потом спросил Лёву: «Скажите, пожалуйста, то, что я подчеркнул, написали ведь не вы, а ваш отец?». Лёва, конечно, сознался. «Очень хорошо. Я поставил вам четыре. Как приятно поставить четвёрку по словесности самому графу Льву Толстому!», – сказал директор. Так что пиши, Жень, сам, но тогда лучше самого Льва Толстого – с какой-то весёлостью сказала мама и ушла на кухню посмотреть не сгорел ли хворост… Так от мамы я узнал, что кроме вкусняшки хвороста, на свете есть ещё прелестнейший Фёдор Тютчев и гений Лев Толстой!

За окном чирикнул воробей — я выглянул в окно — а там весна капала с крыши слезами уходящей зимушки – зимы! Слёзы зимы отплясывали ритмы весенней капели… И мне было уже не до Тютчева и Толстого, меня ждал бумажный кораблик, сделанный мной из тетрадного листа, который поплывёт сначала по талым юрким ручьям, а потом может, где-то далеко от дома попадёт в океан и, расправив алые паруса, превратится в большой и красивый парусник! Ну, почему бы не помечтать…

Рядом стоял мой друг и одноклассник Сашка и бубнил себе под нос: «Зима недаром злится, прошла её пора — Весна в окно стучится и гонит со двора», – и, глядя, как уплывает мой кораблик, по-братски спросил: «Жень, неплохой эпиграф к домашнему сочинению будет, да?».

– Неплохой, Саня, но простецкий. Придумай лучше что-нибудь своё, – ответил я и побежал догонять свой бумажный кораблик…

Эпилог

«…Весна — время планов и предположений. И, выйдя на двор, Левин, как дерево весною, ещё не знающее, куда и как разрастутся эти молодые побеги и ветви, заключённые в налитых почках, сам не знал хорошенько, за какие предприятия в любимом его хозяйстве он примется теперь, но чувствовал, что он полон планов и предположений самых хороших…», – писал Толстой в романе «Анна Каренина», чувствуя в себе силы и громадьё самых хороших планов на будущее… Весна ему поможет в этом.

Евгений Татарников