Что поистине безгранично в Человеке

Вне зависимости от его Духовных Постижений,

Так это умение фантазировать и представлять

Действительность жизни, так как требует его Природа…

Жара Юга в августе – это особое состояние.

День соткан из невидимых частиц марева пыли и ветра.

Вечер – из тонкого и густого дыма, обволакивающего всё пространство воздуха.

Ночь – из черноты космоса, трели сверчков, самых ярких звезд и пронзительной тишины, в которой, как редкий крик, испуганной птицы с губ ночи может слететь неожиданный окрик, заблудившегося прохожего.

Утро встречает тебя чистыми, насыщенными красками, смыв в себя остатки ночного грима. И это утро, как предвестник счастья дарит полноту в ощущении жизни – нужно только внимательнее взглянуть на предосеннюю зрелость яблок и половинку белой луны в нежно-глубоком небе. Воздух настолько чист, что щекочет ноздри. Глаза лучистые и ясные смотрят на все и не могут понять, где скрывается подвох в великолепии утреннего пейзажа, который наполняет твое сердце спокойствием и чувством необыкновенной и простой любви.

Как зрелые грудью женщины, так и иссохшие тела мужчин создают равновесие в композиции нового дня. И те и другие ведут свою размеренную жизнь, производят процесс жизни, обновляют пространство детьми – загорелыми уже в утробе и просоленными от рыбы губами. Они – все дети Солнца. Зрелые сливы, груши, айва, вишня, подсолнечник – сама жизнь растет из земли…

Юг – полупыльный, провинциальный, иногда морской и с прибрежным привкусом рыбы и раков, с Ходыженским вкусным пивом.

Солнце Юга – яркое, честное, доброе. Простые нравы людей – полустеснительных, наглых, открытых и замкнутых, когда про чувства и про «внутренний мир».

В ощущении времени нет будущего. Настоящее тоже элемент прошлого. Всё так странно. Девушки красивые и что-то доисторическое в их естественной красоте.

Линия горизонта на море ровная и длинно-голубая, перебивается ритмом коричневых женских тел. Объёмный, пожилой мужчина идёт к воде ополоснуть ноги – в руках, как дорогой амулет связка ключей. Вокруг пластмасс бутылок, окурки в песке, торчащие среди мелкого ракушечника – Южное Гранд-Жатте. Время в вакууме пространства, словно застывшая жизнь в янтаре…

Красивые женские руки, скорее девичьи передают 25 рублей в маршрутке 104-ой. Широкие бабы с большими лицами и с плетёнными, стёршимися пластмассовыми корзинами едут домой в свои станицы и хутора. Бабы с редкими зубами и гребешками в седых волосах, но чаще всего в платках ярких, разноцветных, бросающихся в глаза. Молчаливые молодые парни с хмурыми лицами и наушниками в ушах. Все передают водителю кто монеты, а кто мятые, неаккуратные купюры червонцев. Авто не трогается – ещё свободно одно место – водитель ждёт до последнего. Но резко и неожиданно вваливаются запыхавшиеся девушки, словно бегущие газели и весело усаживаются на одно место – одна на коленки другой. С лязгом захлопываются двери – поехали. Первые кочки при наборе скорости, весёлый смех, охи пожилых. Замелькали выцветающие пейзажи за линялыми занавесками маршрутки. Застоявшаяся духота в салоне резко смешалась свежими струями прохладного воздуха и мгновенно выветрилась. Все облегчённо вздохнули. Лучи вечернего солнца замелькали по платьям, лицам, рукам. Особенно эта игра света и тени красиво стала обыгрывать двухступенчатую фигуру девушек. Длинные, стройные тела с открытыми, широкими, загорелыми плечами. Красивые, вытянутые пальцы вокруг бёдер своей подруги сомкнулись в кольцо. Тоненькие, острые коленки в обтягивающих лосинах, плотно прижались друг к другу.

В их исхудалых, высоких телах что-то от уличной, подростковой жизни. Простые, чистые, девичьи тела, сплетённые, как два деревца, как часть первозданной природы. Волосы на голове собраны небрежно, но точно и практично. На лице у одной тёмные очки, сквозь стёкла, которых видны лукавые, весёлые глаза. Немного неровные, но белые зубы. Девушки смеются и тихо друг дружке что-то иногда шепчут – вспоминают о вечере вчерашнего дня. Одна из них, та, что в очках, рассказывает о вкусных и сочных раках, которых они ели накануне с пивом. Рассказывает как-то аппетитно, изображая губами удовольствие – тихо, но весело. Вторая подхватывает этот рассказ продолжением своего вечера. Эти очаровательные, тощие любительницы солёненького почему-то завораживают своей простой жизнерадостностью.

А в это время в салоне 104-ой пассажиры громко, не стесняясь в выражениях, с горькой иронией обсуждают своё житиё-бытиё. Здесь, у себя в родном краю южного солнца, бескрайних полей и озёр лиманов с плавнями в камышах, сотнями километров полос виноградника, разваливающихся совхозов и колхозов, а некогда процветающих, — теперь, умудряющихся жить на жалкие гроши. Перебиваясь крохотной пенсией, приторговывая, чем Бог послал – жареные семечки, сушёная рыбка, сливы, картофель с собственного огорода, да чем земля кормит. Только бы выжить, только бы помочь своему близкому. Чтобы было чем оплатить коммуналку, купить детям обувь, простецкую одёжу с дешёвого рынка. Да, как-то хоть прожить и на день последний ещё отложить, чтобы в путь последний в «приличном уйти» — да, так часто на юге бабы старые думают. В дрожь бросает сердце и холодеет оно от этой правды. И родина этих людей становится последней опорой и пристанищем без перспектив на будущее. И в лицах этих людей нет безумия, а есть горечь и боль, и желание жить. И молодые мужики, подрабатывающие где угодно и чем угодно, лишь бы в семью копейку лишнюю принести, а кто и просто пропить в безумии пьяной компании, могут смахнуть с сожалением слезу, потому что и плакать уже нет сил. Отрешённость и боль застыли где-то в глубине, когда-то улыбающихся глаз. Отчего же так происходит? Отчего же чья-то нечеловеческая жадность, ненасытность и ненависть к ближнему своему в лице простых миллионов убивает без пощады последних? Неужели так всё должно быть?

А мимо мелькали ряды виноградников и тяжёлые, жёлтые, башковитые поклоны подсолнечника виновато застыли на своих коричневых истлевших телах, и ничто не предвещало беды. Словно так было и десять и пятьдесят и сто лет назад – такое тёплое солнце и такой же золотистый вечер. Но какое-то горе, невидимое и прозрачное постепенно высасывало воздух их жизненного пространства нового дня и ночи. И прошлое превращалось в сказку, а настоящее не приходило и вовсе, потому что люди уже теряли с ним связь. Образ терял свои очертания и там, как в дымке он становился всё ближе и роднее, и это становилось Будущим…

___________________________________

Эдуард Абжинов