Я вам так благодарен, уважаемый Мартирос…

— Я вам так благодарен, уважаемый Мартирос, что вы посетили мой дом и согласились посмотреть мои работы. Это для меня такая честь.
С этими словами художник Бажбеук-Меликов обратился к своему гостю, известному художнику, чью фамилию я называть не буду, тем более, что для читателя не составит большого труда догадаться о ком речь.
Мартирос С. уже тогда, а я говорю о событиях тридцатых годов прошлого столетия, был одним из ведущих художников страны, и имел самые высокие звания и регалии, которые мог иметь тогда художник.

Бажбеук, как его все называли, был лет на десять моложе своего именитого гостя, не имел никаких званий и наград, и единственное чем обладал, был талант и любовь к живописи. Любил он не только живопись, но еще и кое- что другое, но это уже тема для другого рассказа.
— Что ты Бажбеук, — ответил снисходительно и ласково Мартирос, — мне самому интересно посмотреть твои работы. Я кое -что уже видел и считаю тебя интересным и самобытным живописцем.

От этих слов маститого художника сердце Бажбеука затрепетало от счастья и волнения. Ему не терпелось услышать мнение ведущего художника Армении и всего Советского Союза.
— Я так давно мечтал вам их показать и послушать ваше мнение.
— Давай, показывай, что у тебя есть,- сказал лениво Мартирос,-не стесняйся.
— Вот они, они все висят у меня на стенах, — ответил Бажбеук.

Надо сказать, что квартира Бажбеука была небольшой и скромной, две маленькие комнаты. Но эту убогую квартирку украшали работы ее хозяина, которые плотно были развешаны на стенах комнат, и, таким образом, прикрывали обшарпанные стены. И работ, что висели на стенах, было ровно сто десять, больше не помещалось. И после каждой вновь написанной работы, Бажбеук снимал какую-нибудь из старых работ, которую считал наименее удачной, и на ее место вешал новую, а старую… уничтожал. Ибо на стенах его маленькой квартиры помещалось ровно сто десять работ, и ни одной больше. Ну а работа, которой не нашлось места на стене, должна была быть уничтожена. Во всяком случае, так считал Бажбеук, и так и поступал.

Мартирос внимательно и молча стал рассматривать живопись своего молодого коллеги, и его острые глаза из-под бровей буквально пронизывали одну за другой работы Бажбеука.
— Да, интересные у тебя работы, Бажбеук, — произнес менторским тоном Мартирос, — но почему они такие темные, что это за черная живопись.

Услышав эти слова, Бажбеук вздрогнул. Его живопись того периода действительно была темной, но отнюдь не черной. Он тогда увлекался Рембрандтом, ему нравился коричневато-золотистый колорит картин великого голландца, им он восхищался.

Таких слов от художника, которого он очень уважал и с мнением которого так считался, он не ожидал. Если бы Бажбеук не считал Мартироса большим художником и не считался с его мнением, то, поверьте, реакция была бы не такой. Но он верил Мартиросу, и в этом была его беда. Все остальное, что говорил Мартирос, уже не имело значения. Самое страшное он уже сказал. Вернее, своими словами, он вынес приговор творчеству Бажбеука последних лет. А Бажбеук среагировал на это в своем духе.
Сразу же после ухода Мартироса, Бажбеук, долго не думая побросал в печку, а тогда была зима, и в доме горела печка, около сорока своих работ последнего периода, исполненных в коричневато-золотистой гамме. Так грузинская, а вместе с ней и армянская живопись лишились около сорока шедевров. И хотя в тот день в доме Бажбеук-Меликова было тепло, горели брошенные в печь, вместе с рамами, его работы, но сердце художника сжимал ледяной холод. Больше в его доме Мартирос не бывал.

Историческая справка

Александр Александрович Бажбеук—Меликов (Бажбеук-Меликян) — советский живописец, художник и колорист армянского происхождения, заслуженный художник Грузинской ССР (1961).

В 1906-10 годах Бажбеук—Меликов учился в тифлисском Художественном училище, а с 1911 года в петербургской Академии Художеств. В 1922-1929 годах он преподавал в Народной художественной студии М. И. Тоидзе, с 1929 по 1938 год в тбилисской Академии Художеств

В качестве иллюстраций использованы работы Александра Бажбеук—Меликова

_

ДОНОС

Он был одним из лучших (если не самый лучший) живописцев Грузии. Этого не мог отрицать никто. Никто также не мог отрицать, что Бажбеук-Меликов, а именно о нем речь, был также очень странным человеком, как часто бывает среди талантливых художников, и не только среди них. Любил он делать камерные картины, и особенно был силен по части женских портретов и ню. Но также имел обыкновение безжалостно уничтожать свои шедевры по ему одному известной причине. В жизни он больше всего любил (и ценил) женщин и живопись (хотя говорят, что у него в сундуке всегда лежала бутылка отменного армянского коньяка и шоколад, которые были его лакомством). Но, как и каждому художнику, ему приходилось заниматься и тем, что ему не очень было приятно, но что он вынужден был иногда делать, потому что у него была жена и трое детей, и их нужно было кормить.
Как-то, а это было в страшные тридцатые годы, ему дали заказ написать портрет вождя всех времен и народов (вы поняли о ком речь, я буду говорить тихо, так безопасней). Можете сами себе представить, с каким настроением Бажбеук (именно так его называли), всю жизнь писавший обнаженных женщин и знавший в них толк, вынужден был писать казенный портрет. В те времена, когда художнику давали какой-нибудь официальный заказ, несколько раз за время его исполнения, приходила комиссия и проверяла, как идет работа, и надо признать, что тогда за подобные заказы платили хорошо. И вот, к нашему художнику пришла комиссия посмотреть, как он справляется с почетным и ответственным заданием. Комиссия состояла из одного члена месткома Союза художников Сократа Киракозова. Сократ посмотрел на начатую работу и выразил недовольство тем, что работа шла слишком медленно.
— Бажбеук, почему не работаешь? Так ты не успеешь выполнить заказ к сроку, — сделал замечание Сократ.
— У меня нет красок — ответил Бажбеук.
В тот момент взгляд месткома упал на открытые коробки с красками фирмы Лефран, которые неизвестно откуда были у Бажбеука, и которыми он писал свои любимые ню, и как писал!.
— А это что? — с упреком сказал Сократ и указал на краски.
— Что, я на это г**но буду тратить Лефран? — так ответил Бажбеук.

Лучше бы он этого не говорил. Иногда одна неосторожно сказанная фраза может в корне изменить жизнь человека. Так и произошло. О сказанной фразе узнали в Союзе художников. Хорошо, что эта информация по доброте художников не дошла до компетентных органов. Но, несмотря на это, Бажбеук был уволен из академии, где преподавал, из Союза Художников, и что самое главное, ему не дали квартиру, которую он вот-вот должен был получить. Ту квартиру, предназначенную для художника Бажбеук — Меликова, и как ни странно, расположенную на улице им. Дзержинского, дали месткому  Сократу Киракозову за бдительность. В той квартире Сократ прожил всю оставшуюся жизнь и там и умер. А для Бажбеука начались годы лишений, хотя и до этого он жил далеко не в достатке. Учитывая то время, не удивительно, что Бажбеук потерял работу, что его выгнали из Союза Художников и из академии, что ему больше не давали заказов, удивительно, что его не арестовали. Как видно, художники не дали ход делу и представили его в более мягкой форме. Но это не помешало рассказывать легенды о фантастической бедности художника, которые я слышал дома с самого детства, как и лестные отзывы о его живописи. Эту историю я рассказал, потому что имею отношение к ней самое прямое. Я дружу с младшей дочкой Бажбеука, единственной оставшейся живой из той многочисленной семьи, а Сократ Киракозов был мужем одной нашей родственницы. Мир тесен, как говорится. И в доме на улице Дзержинского я бывал не раз.

Когда я писал эти строки, в комнату вошел мой сын Бруно, и прочитав на мониторе название рассказа «Донос», сказал:

— Это уже двойной донос, Сократ донес на Бажбеука, а ты доносишь на Сократа.

— Я не доношу, я рассказываю. Когда проходит столько лет, когда почти никого из них нет в живых, это уже не донос.

Кстати, я вспомнил эту историю, когда недавно был на выставке грузинских художников в Ереване. В музее Джотто, где проходила выставка, в постоянной экспозиции бок о бок висели два портрета, на обоих были изображены красивые женщины, мастерски написанные, одна работа принадлежала кисти Бажбеука, а другая кисти Сократа. Вот вам Моцарт и Сальери грузинской живописи (хотя оба художника были армяне).

А. Бажбеук-Меликов. Женщина-армянка. холст/масло

Джованни Вепхвадзе