Пятеро  на  сцене,  один  из  которых  Матюрен  Болз,  смотрят  на  спускающуюся  сверху  платформу.  Сальто  на  горизонтальном  трамплине,  агонические  вибрации  тела  между  двух  вертикальных  досок,  огромная  цирковая  подкидная  доска  превратилась  в  метафору  вечно  раскачивающейся,  неустойчивой  ни  на  мгновение  жизни  команды  острова – корабля,  насельников  вращающейся   земли.  За  час  акробатического  представления  эта  плоская  деревянная  земля,  качели,  «летучий  голландец»  на  стальных  канатах  убаюкает  зрителей,  введёт  в  состояние  равновесия  и  вполне  философского  взгляда  на  мир.  Компания  акробата  и  режиссёра  Болза  называется  «Руки,  Ноги  и  Голова  Тоже»  не  спроста,  без  головы  такой   качественный  цирк  не  получится.  На  позапрошлом  Чеховском  фестивале  Болз,  со  товарищи,  никому  не  был  известен,  был  привезён  как – бы  в  нагрузку  к  знаменитым  участникам  фестиваля.  И  что?  Взял  и  покорил  зрителей  сложной  танцевальной,  даже  можно  сказать — поэтической  акробатикой  в  спектакле  «Тангенс».

В нынешнем  спектакле  чеховского  фестиваля  в  Театриуме  на  Серпуховке «Смола  и  перья»  танцоры – акробаты  вполне  заворожили  виртуозными  пространственными  движениями  на  раскачивающейся  платформе,  на  которой,  к  тому  же,    раскачивались  вертикальные  доски.  То  есть  доски  со  скользящими  по  ним  гимнастами  добавляли  то,  что  можно  назвать  степенями  свободы,  пространственными  движениями.  Два  года  назад  они  крутились  в  колесе  «Тангенса»,  опасно  висели  на  железной  гофре  и  размашисто  пульсировали  телами  на  батуте.  В  «Смоле  и  перьях»  освоение  пространства  происходит  не   менее  кардинально.  Сначала  прыжки  и  вращения  вокруг  досок,  образы  гибкого  древнего  леса — бамбука  и  такого  же  древнего  обезьяньего,  катапультировавшегося  с  доски  на  доску  человека.  Потом  раскачивание  корабля – плоской  земли  в  мире,  где  нет  ничего  устойчивого,  одни  огромные  океанические  волны  космоса.  Естественно, что  в  конце  этот  корабль  теряет  равновесие,  опасно  накреняется.  Но  люди,    они  ведь  акробаты.  Они  внезапно  научаются  бесшумно   выпрыгивать  в  открытый космос,  скользить  и  раскачиваться  на  канатах,  им  любая  бешеная  качка  земли  рано  или  поздно  покажется  кайфовой  игрой.   Скажите,  могут  ли  танцоры  балетные  или  даже  адепты  hip hop/break dancing  оперировать  собой   в  пространстве  на  таком  уровне,  как  цирковой  акробат?

Можно  выделить  три  элемента,  три  котангенса,  три  склонности  Матюрена  Болза  как  режиссёра,  отличного  от  сотен  режиссёров — хореографов,  просто  цирковых  или  просто   танцевальных.

Первое  —  танцы  акробатов  вырастают  из  попытки  сохранить  равновесие  на  движущейся  плоскости,  то  есть  это  вполне  объёмное  айкидо.  Можно  ли сказать,  что  Болз  наметил,  начал  движение  к  большому  синтезу  танцтеатра  и  цирка?  Да  нет,  театральных,  даже  оперных  цирков   уже  хватает,  уже  есть  пара – тройка  мировых  цирков  типа  «дю  Солей».  Сам  Матюрен  Болз  учился  в  Национальной  школе  цирковых  искусств,  потом  сразу   попал  в  спектакль  Жозефа  Наджа.  То,  что  акробат  Болз,  со  товарищи,  занимался  параболическими  полётами  в  центре  подготовки  космонавтов,  это  ладно,  —  но  то,  каким  образом  его  группе  удаётся  передать  зрителю  ощущение  невесомости,  требует  особого  внимания.

Маленькая  труппа  Болза  сильна  своей  странной,  явно  от  головы  идущей,  склонности  к  исследованию,   это  вполне  себе  такой  нон-фикшн  на   сцене.

Здесь  мы  переходим  ко  второму  пункту,  к  оригинальной  тяге  к  познанию.  Два  танцора  акробатически  составляют  зеркальную  пару.  Только  это  зеркало  не    право — левое,  а  нижне – верхнее,  так  сказать.  Здесь  выясняется  неизлечимое  неравновесие   вертикального  мира,  причём  предельно  наглядно.  Висящий  вниз  головой  двойник  не  может  налить  воду  в  обращённый  горшок  с  растением,   вода  не  льётся  вверх,  сила  тяготения  не  отражается  в   зеркалах  тел,  а  тела  невозможно  абстрактно  уподобить  зеркалам.  Зато  при  раскачивании  платформы,  при  созерцании  крутящих  сальто  актёров  на  момент  кажется,   что  вот  она  —  невесомость,  вот  она  —  относительность  движения.

Чем  нам  это  может   быть  полезно?  Так  ведь  Эйнштейн  всю  жизнь  соотносил  абстрактную,  равнодушную  к  направлениям  геометрию  с  физикой  не  менее  абстрактных  тел,  так  и  не  соотнёс. А  театр,  если  он  хорош,  всё  делает  наглядно,  ощущательно.  Вообще – то,  это  огромный  несбыточный  идеал,  чтобы  научное  исследование  в  любом  своём  элементе  затрагивало  чувственно  и  восприятийно  всего  человека,   а  не  только   возбуждало  способность  строить  схемы  торговли  фьючерсами  и  компоновки  ядерного  реактора.

 Другое  интенсивное  исследование  произошло  в  эпизоде  с  тенями,  когда  актёры  играли  не  только  собой,  но  источником  света.  Оказалось,  возможен  даже  теневой  монтаж,  тени  скачут  и  меняют  форму   как – то  совсем  иррационально  для  театра,  топологически  необъяснимо.  То,  что  невместно  в  обыденную  логику,  завораживает.  Есть  ли  теория  проекционной  геометрии  тени   в  условиях  движущегося   источника  света?  После  эпизода  с  древнекитайской  игрой  теней   произошло  ещё  более  странное,   удары  по  бумаге – занавесу  превратились  во  вспышки  света,  словно  сам  звук  вспыхнул.  А  ведь  всего  — то  было  только  то,  что  лампа  из – под  тени  показалась.  Обычно  ведь  сцена  ярко  освещена  софитами, а  тут  вдруг  зритель  был  внезапно  ослеплён.

Ещё  яркое  ощущение  произошло  из – за  пустого  пространства  внутри  летающего  помоста.  Если  актёр  стоял  неподвижно  на  сцене,  внутри   раскачивания  платформы, то  остальные   на  помосте  расплывались  в  пространстве,  что  отлично  фиксирует  фотокамера  и  даже  внимательный  глаз.  А  если  кто  двигается  относительно  движения  качелей?  Для  наблюдателя  это   невесомость.  Ничего  себе  сценография,  это  ведь  на  территорию  главного  бога  и  гипнотизера  нынешней   культуры  они  зашли,   на  территорию   киномонтажа!

Третий  элемент  оригинальности  друзей – французов  из  фирмы  «Руки –Ноги – Голова»,  причём   разных  национальностей  французов,  состоял  в  том,  что  очень  редко  бывает  в  нашем  театре.  Имею  в   виду  оригинальную,   интересную  музыку  к  спектаклю.  В  прошлом  «Тангенсе»  тоже  была  отличная  музыка  венгра  Акоша  Селевени.  На  этот   раз  написали  музыку  Филипп  Фош  и  Жером  Февр,  её  даже  на  диск   записали  и  продавали  в  театре.  Представляете,  если  бы  у  нас  в  каждом  театре  звукорежиссёры  были  бы  одновременно  композиторами?  Это  как  если  бы  свой  Владимир  Мартынов  был  в  каждом  театре  и  писал  для  своего  же  Анатолия  Васильева.  И  никогда,  никогда  тогда  бы  не  случались  страшные  войны  гениальных  режиссёров  с  осветителями,  завхозами  и  народными  актёрами – старожилами,  стояли  бы  вечно  и  несокрушимо  театры  на  Таганке,  Сретенке  или  на  Тверской.  Но  мы  отвлеклись.

Итак,  если  сделать  движущуюся  в  пространстве  сценографию  и  пригласить  в  труппу  акробатов,  то  сразу  и  синтез  цирка  с  драмой  произойдёт?  Драматический  акробат как  профессия  будущего  театра.  Кстати,  Болз  отталкивался,  оказывается,  от  романа  Джона  Стейнбека  «Люди  и  мыши»,  но  это  никак  не  сказалось  на  выстраиваемых  образах.  Сильнее  подействовали  какие – то  посторонние,  вроде,  вещи.  Например,  в  одной  композиции  музыкальной  раздались  призывы  откуда-то  с  трёх  вокзалов  —  приглашаем  всех  на  обзорную  экскурсию  по   Москве,  рассаживайтесь   поудобнее,  мы  отправляемся  на  Воробьёвы   горы.  Ведь  здесь  вместо  текста  сальто – мортале,  в  прямом  и  переносном,  катапультирующем  смысле.  Какие  образы  выстраиваются  прыжками  и  полётами,  стремительными  глиссадами  в  воздухе?  Во  всяком  случае,  это  всё  противоположно  тому  способу,  которым  пятьдесят  лет  упорно  строят  образы  танцоры  Буто  и  танцоры,  условно  говоря,  Пины (Бауш).  Они  идут  и  дышат  изнутри,  а  танцоры  компании  «Руки,  ноги  и  голова  тоже»  заняты   выписыванием   театрального  текста  всей  возможной  акробатикой,  они  действуют  движением  тела  снаружи,  из  пространства.

Я  иду  дышу,  я  иду  ды.  Голова – нога!