Но возвратимся на Боткинское. Без всякого сомнения, оно, по крайней мере, для европейцев в Ташкенте живущих или живших, но уехавших в другие города и страны, является тем же, что и Новодевичье для москвичей. Хотя Боткинское, только прошу понять меня правильно, более демократично и доступно. Почему? Наверное, потому, что для узбеков главным все же является Чагатайское мемориальное кладбище, где последние лет тридцать хоронят видных политиков, деятелей науки, культуры. Кроме уже упомянутого Шарафа Рашидова там покоится крупный партийный и государственный деятель, испытавший карьерный взлёт и головокружительное падение, но при этом устоявший на ногах и сохранивший достоинство, Усман Юсупов. Правда, сегодня он более известен, как «однофамилец» необыкновенных по вкусу, форме и размерам юсуповских помидоров, которые всегда были (а может, и остаются?) украшением любого ташкентского стола, и которые, как гласит молва, именно Усман Юсупов начал выращивать в совхозе №4 Баяутского района Ташкентской области. Туда, свергнув с должности председателя Совета Министров Узбекской ССР, его отправили директором. За что? За язык. Все мы от него страдаем.

В войну Усман Юсупович возглавлял партийную организацию Узбекистана и отвечал не только головой, но и остальными частями тела за всё, что требовал центр для фронта. А фронт требовал и получал из Узбекистана не только продукты, обмундирование, обувь, но также самолёты, авиамоторы, миномёты, бомбы, мины, а ещё солдат.

Весной 1943 года первый секретарь повёз эшелон с подарками этим самым солдатам, которые частью сражались, а частью копали рвы под Смоленском. Вручили подарки, произнесли речи, сфотографировались на память и двинулись обратно. Но с остановкой в Москве, так как Верховный Главнокомандующий изъявил желание побеседовать с товарищем Юсуповым.

Юсупов переступает порог сталинского кабинета, здоровается, замирает вдруг:

— Который час, товарищ Юсупов? — неожиданно спрашивает генсек.

— Простите, уважаемый Иосиф Виссарионович, но часов я не ношу, поэтому время могу назвать приблизительно, а не точно.

— Приблизительно нам не нужно, — пыхнув трубкой, говорит Сталин, — нам, коммунистам, во всём точность нужна.

Потом поднимается со своего места и, подойдя вплотную к замершему Юсупову, снимает с руки часы и протягивает их ему:

— Вот, товарищ Юсупов, тебе часы, чтобы всегда мог следить за временем и если потребуется немножко опережать его.

— Благодарю, дорогой Иосиф Виссарионович! У меня нет слов… Это, если позволите, не мне подарок. Это всем нашим коммунистам, всему Узбекистану подарок. Всем нашим воинам, у которых я только что побывал.

— Знаем, всё знаем, — останавливает его Сталин. — Давай лучше поговорим о насущном. Вот ты вместе с наркомом Внутренних Дел товарищем Кобуловым сообщил в ЦК, что на территории Узбекской республики значительно возросло число случаев хищений промышленных и продовольственных товаров, особенно на предприятиях пищевой и текстильной промышленности, а также в торговой сети. И что за второе полугодие 1942 года только органами НКВД было возбуждено на расхитителей товаров 2423 уголовных дела.

— Так точно, товарищ Сталин, сообщили.

— И в этой связи для решительного пресечения хищений и разбазаривания товаров вы с Кобуловым просили разрешить создать республиканскую тройку в составе секретаря ЦК КП(б) Узбекистана товарища Юсупова, наркома Внутренних Дел товарища Кобулова и Прокурора республики товарища Беляева, предоставив ей право рассматривать дела во внесудебном порядке.

— Просили, товарищ Сталин.

— Не скрою, товарищ Юсупов, у нас в ЦК было два мнения, но я поддержал ваше предложение, потому что считаю: расхитители – не просто воры, а враги государства и поступать с ними нужно соответственно.

— Спасибо, товарищ Сталин.

— Это, товарищ Юсупов, я должен поблагодарить вас за бдительность.

Беседа, вместо отведённых пятнадцати минут, длилась уже второй час. Несколько раз в кабинет заглядывал руководитель секретариата Сталина Александр Поскрёбышев, тактично напоминая, что в приёмной давно ожидает вызова Никита Хрущёв.

— Если давно ожидает, то пусть заходит. У нас от него секретов нет, —смилостивился Сталин.

Хрущёв, являвшийся членом Военного совета фронта, возник на пороге, сверкая золотыми генеральскими погонами и в брюках с красными лампасами. Почему? А потому, что незадолго перед этим в Красной Армии ввели погоны, очень похожие на царские.

Сталин оглядел его, повернулся к Юсупову и сказал:

— Ты вот повёз подарки на фронт издалека, а этот, угробил армию под Харьковом и смотри, сияет золотом, как ни в чём не бывало.

Юсупов, глянув на побледневшего Хрущёва, заметил:

— Зачем на фронт дураков посылать?

— Правильно замечание, — сверкнув взглядом, сказал Сталин. — Просто мы ещё раз решили оказать доверие этому человеку. И очень хотим не ошибиться …

… В 1953 году вскоре, после смерти Сталина, Хрущёв вызвал Юсупова, являвшегося в то время министром хлопководства СССР, в кремлёвский кабинет. Встреча была короткой.

— Думаю, Усман, что тебе будет сложно работать с дураком.

А на следующий день вышел указ нового правительства о ликвидации министерства хлопководства страны. Усман Юсупов вернулся с семьёй в Ташкент. До 1955 года он возглавлял Совмин республики, а потом его перевели директором совхоза, и, как следствие, появились дивные юсуповские помидоры, каждый едва не в килограмм весом. Правда, есть мнение, будто эти помидоры вывел сотрудник Узбекского научно-исследовательского института овоще-бахчевых культур Карим Юсупов. Может и так, но народная молва однозначно ассоциирует их с именем Усмана Юсупова.

В 1959 году он ушел на покой и ему назначили пенсию по возрасту, правда, вместо положенной союзной в 3000 рублей Хрущёв распорядился ограничиться пенсией республиканского значения – 1200 рублей.

16 октября 1964 года, через два дня, после снятия Хрущёва, Усману Юсупову принесли выписку постановления за подписью нового председателя Совмина СССР Алексея Косыгина о назначении ему пенсии союзного масштаба и выплаты разницы суммы за прошедшие годы. Но Юсупов от денег отказался.

— Я уже прожил эту жизнь безо всяких выплат. Если можно, перечислите эти деньги в какой-нибудь детдом…

… Здесь же на Чагатайском кладбище похоронены писатели Гафур Гулям, Абдулла Каххар, обожаемый миллионами певец, музыкант, актёр, поэт Батыр Закиров, видные учёные Садык Азимов, Рахимхон Аминова, актёр Аброр Хидоятов, прославившийся тем, что роли Отелло и Гамлета исполнял не хуже, а может даже лучше самого Ричарда Бербеджа. Правда, видеть на сцене англичанина мне не довелось, поэтому говоря это, опираюсь на чужое, но очень компетентное мнение.

Похоронены на Чагатайском и немусульмане-узбекистанцы. В числе их народная артистка СССР, танцовщица, певица, хореограф армянка Тамара Ханум, которая вдобавок к многочисленным своим титулам и званиям была ещё и персонажем ходивших по Ташкенту анекдотов, преимущественно добрых, без скабрезностей. Например, узбекско-русского «ремейка» басни Крылова «Стрекоза и муравей», возникшего году в 1975-м:

Один несчастный, мокрый стрекозёшка

Ползет к трудолюбивой муравьёшка:

— Муравьёшка, Муравьёшка,

Бир менга кусок ляпёшка!..

Муравьешка отвечал:

— Ты все лето пел?

— Пел.

— Танцевал?

— Танцевал.

— Чайхана сидел?

— Сидел.

— Лепёшка кушал?

— Кушал.

— Тамар-Ханум слушал?

— Слушал.

Так теперь иди —

Ансамбль Моисеева пляши!

Подозреваю, что в России или в Европе, да ещё в XXI века, это «произведение» вряд ли вызовет улыбку. Но перенеситесь мысленно в Ташкент застойного периода, в чайхану на берегу Анхора, усядьтесь за настоящий узбекский достархан и уверяю — это бесхитростное подобие басни будет смешнее самого смешного.

Впрочем, наша история не о юморе, а о кладбищах, поэтому вспомним ещё некоторых на них покоящихся.

Здесь же на Чагатайском похоронены народный писатель Узбекистана, автор и ныне популярных романов «Санджар Непобедимый», «Тени пустыни», «Семь смертных грехов» Михаил Шевердин и лауреат Сталинской премии, народный писатель Узбекистана, автор увлекательных исторических повествований Сергей Бородин.

Похоронили коммуниста Бородина, а умер он в 1974 году, в деревянном гробу и по православному обряду. И где? На мусульманском кладбище! И этому есть объяснение: Сергей Петрович воспитывался в старорусской, благочинной семье, в условиях уютно-традиционного православного быта и уклада. И ещё его отец, но это никоим образом не афишировалось и даже скрывалось – Пётр Петрович Бородин был потомственным дворянином, а мать – Анастасия Моисеевна (Мусаевна) Ингалычева происходила из знатного княжеского рода касимовских татар.

В ташкентском доме писателя было четыре иконы, причём одну из них – Николая Чудотворца, по воспоминаниям его вдовы Раузы Якубовны Бородиной, Сергей Петрович обязательно брал с собой, отправляясь в командировки за пределы Ташкента.

Это, по воспоминаниям жены его сына Андрея Нины Чабановой, была очень красивая старинная икона XVII-XVIII веков, которой Сергей Петрович очень дорожил и тщательно прятал от посторонних глаз в личной библиотеке. После его кончины эти иконы эти были переданы сыном Александром в Ташкентскую и Узбекистанскую епархию Русской православной церкви.

Несмотря на то, что похороны Бородина проходили по высшему номенклатурному ритуалу (была создана специальная Правительственная комиссия) и сам писатель был членом КПСС с 1943 года, на дом для отпевания покойного пригласили православного священника.

И надо же было такому случиться, что едва тот прибыл, как к дому подкатил картеж автомобилей — выразить слова соболезнования приехал первый секретарь ЦК Компартии Узбекистана Шараф Рашидов, и они со священником, что называется, столкнулись «лоб в лоб». И что? А ничего. На время отпевания партийный лидер зашёл в кабинет покойного, а потом, когда священник завершил чтение разрешительной молитвы и вложил текст этой молитвы в правую руку усопшего, в гостиную, где стоял гроб, проститься с Бородиным вошёл Шараф Рашидов . Вот такая история.

Ну а мы всё же возвратимся на Боткинское.

_____________________________________

[1] http://www.hrono.ru/dokum/194_dok/19430312molot.php

________________________________________

Александр ФИТЦ

ПРОДОЛЖЕНИЕ…