Есть люди, о себе в дополнительных рассказах не нуждающиеся, хорошо известные. Однако, столкнувшись с создаваемым ими Миром, оказываешься словно в ласковых тисках, безропотно попадаешь под “дирижерское” воздействие их (в миру умело скрываемой) волшебной палочки. И начинаешь, завороженный, жить в половинку дыхания, понимая, что не задохнешься, только если поведаешь о творимой ими легенде.

Мир художника Олега Бухарова, конечно, абсолютно сказочный; в нём трудно найти что-то, отдаленно напоминающее окружающую реальность. Но от этого он, этот Мир не перестаёт быть непреодолимо желанным, более того, вполне возможным, если ты, погружающийся в этот Мир, не лишён тонкости чувств, свежести восприятий, наличия фантазии и — да, да! — веры, но веры БЕЗУСЛОВНОЙ в эту самую сказку. А обладая всем этим, честное слово, тебе не составит никакого труда поговорить, подобно самому Художнику с собственной тенью, почерпнуть силы для перемен в жизни, глядя на его быков… Не боясь выглядеть смешным, ты, разумеется, рискнешь сразиться, как и его Дон Кихот, с ветряными мельницами, захочешь побродить по знакомым местам Екатеринбурга от силы любви и нежности к которым накатывают слёзы, а линии знакомых зданий начинают будто бы танцевать…  Но если ты особенно чуток душой и способен жить радостью других, наслаждаясь каждым жизненным моментом, то будь уверен — однажды к тебе в окно непременно постучит Лис и позовёт тебя выступить с ним в цирке, или съездить в Париж…

— Олег, в современном культурном пространстве Вы — человек известный, но парадокс в том, что информации о Вас ничтожно мало. Расскажите, например, что для Вас есть процесс творчества?

— Рисование для меня не только процесс творчества, но и психологическая настройка для того, чтобы войти в состояние полной погруженности в сам этот процесс. На время рисования я стремлюсь полностью отключиться от шума мыслей и погрузиться в линии, краски, пятна, штрихи. Для этого нужно множество совпадений, чтобы никто не мешал, чтобы была тишина, чтобы было время для сосредоточения. А так как для рисования у меня есть всего час-два перед сном и выходные, не всегда получается войти в такое состояние.

— В своё время Вы вместе с Павлом Ложкиным основали издательство «ИГНЫПС». Что это за издательство? Как расшифровывается аббревиатура?

— В «ИГНЫПСе», по сути, два «учредителя» (употребляю это слово в кавычках, потому что проект возник как своеобразная игра). В момент создания издательства мы ставили перед собой разные задачи и, соответственно, у нас было разное понимание того, что мы хотим делать. Павел Ложкин занялся созданием художественного объединения из группы единомышленников. Я же больше ориентировался на продвижение лейбла самиздатовских проектов.

Сверстал я книжку своего знакомого, напечатал несколько экземпляров на домашнем принтере, переплел, а в выходных данных поставил логотип «ИГНЫПС».

Смысл самого слова абстрактен, никак не расшифровывается. Хотя у нас есть легенда о том, что слово было увидено написанным на асфальте детской рукой. Но кто конкретно написал его и что имел ввиду? Некого спросить! Ведь дождь давно уже смыл мел на асфальте. Было ли это слово набором случайных букв или оно имело какой-то смысл — мы так и не узнали. Однако нам понравилось звучание — хлесткое, звучное и какое-то сразу ставшее родным. А собачка, которая «примостилась» в логотипе — это портрет дворняжки, необычайно умной и хорошей, которая жила в то время у Паши Ложкина, когда придумывался «ИГНЫПС».

— А еще Вы выпускаете журнал «Формуляр»…

— Журнал «Формуляр» я делаю в форме общения с авторами; в общении с ними происходит выбор текстов и рисунков, согласование публикаций, а потом — раздаривание новых номеров.

Периодичности у журнала нет — как новый номер соберется, сверстается, так и выпускаю очередной «Формуляр».

Очень долго я не мог понять, что можно самостоятельно делать журнал. Ведь сейчас такое время, что любой имеет доступ к компьютеру, печатной машинке, принтеру…

Вышло 14 номеров, собран материал для 15-го. Есть для него и название — «Трамвай №15». Но когда он выйдет, точно неизвестно. Может быть, завтра сяду его доверстать, а может через год…

— Стиль, в котором Вы работаете, имеет «имя»? Вы сами для себя как-то его называете?

— Основная идея моего рисования — импровизация. Когда начинаю рисовать, я не знаю, куда уведет линия и какой будет история, а она непременно есть в каждом рисунке. Импровизация требует максимального напряжения, в спокойном состоянии импровизировать не получается. А ещё выработался такой подход к рисунку: я не рисую долго. Прикоснулся — означает вместе с тем сразу и закончил рисунок, даже если кажется, что он недосказан.

— Как создаётся рисунок: идея вынашивается долго-долго, а потом, оформившись в голове и сердце, воплощается на холсте или просто внезапно приходит вдохновение, раз — и — картина?

—  Идея рисунка должна родиться в процессе рисования. Если сначала придумал, а потом исполнил, будет не то… Рисунок не будет содержать внутренней пружины, из-за которой его интересно смотреть. Во время рисования, ведя линию, вдруг понимаешь, что надо сделать — только тогда получается настоящая импровизация и удачный рисунок.

— Уральский регион (у меня сложилось такое впечатление) каким-то удивительным образом объединяет в личностях своих творцов разнородные начала. Особенно это ка­сается тонкой, почти неразличимой грани между писателями и художниками. Екатеринбург в работах многих мастеров живописно воплощенный Город-Текст, а Урал — регион, где словесное и изобразительное творчество слиты почти воедино (есть это у Алексея Рыжкова, у Вас тоже).

Тем не менее, прочла, готовясь к интервью, что для Вас Изображение первичнее Слова. Эта позиция, она действительна лишь в отношении собственного творчества или таков Ваш взгляд на мир вообще — визуальное первичнее вербального?

— Могу говорить только за себя и про себя. Я всю жизнь и пишу и рисую. Со стихами и рассказами никогда не выступаю публично (кроме печатания самиздатовских книжек, которые раздариваю друзьям). Сейчас поэты часто читают свои стихи на разных площадках, выпускают сборники, приносят тексты в журналы,  вступают в Союз писателей и т.п. Я в эти игры с текстами не играю — размещаю их в интернете, они доступны к прочтению. Но назвать себя писателем — никогда…

Текст, его создание, для меня — это самоорганизация, вечером перед сном написать страницу в своем красивом самодельном блокноте — как подведение итогов дня и составление плана дел на завтра. Нести же эти тексты в журналы, показывать в Союзе писателей, и вообще позиционировать себя как пишущего человека — этого даже в мыслях нет.

А вот рисунки, выставки, членство в Союзе художников — эта деятельность мной подается как основная.

На вопрос «Ты кто?» — всегда отвечу смело: «Художник».

— Искусствоведы пишут, что Ваши работы выполнены в традициях постмодернизма. И с этим, наверное, можно согласиться, вспомнив, к примеру, Ваш цикл «Лис в цирке», где есть аллюзии к некоторым работам Пикассо…

— Я считаю себя скорее модернистом, чем постмодернистом. Хотя модернизм был актуален 100 лет назад. Попытаюсь объяснить, как лично я понимаю эти термины. Модернист должен создать свой неповторимый мир, со своими законами, образами, темами. А постмодернист берет известные символы и наполняет их новым смыслом.

Конечно, порой невольно, у меня возникают стилевые цитаты тех художников, что насмотрелся. Это я стараюсь в себе изживать и считаю основной проблемой своего рисования, но смогу ли избавиться от этих стилевых цитат — не уверен… И тут я, получается, невольный постмодернист. Или же, возможно, — художник, не выработавший своего языка.

Можно, разумеется, рассуждать так, что все языки уже изобретены; новое уже не придумать. Либо предполагать, что новый язык теперь и не нужен. А, быть может, современное искусство сейчас работает не с новым стилевым языком, а с чем-то другим, чего я не понимаю…

— Выскажу субъективное, но настойчиво меня не покидающее ощущение, что Ваши работы способствуют выработке и усилению… Как бы лучше выразиться… Более человеческого в человеке. Глядя на Ваши рисунки, становишься как-то душевно отзывчивее… А как считаете сами: Ваши картины, они больше для взрослых или для детей? С авторской точки — Ваши работы, они воспитывают, убеждают, пробуждают и т.п? Вообще ставят ли какую-то масштабную цель? Или главная Ваша цель — радовать?

— Знаю одно: если мне сейчас интересно, что-то­ переполняет меня, и я честно это сделал, то изображение точно будет работать, но как именно — не могу знать наверняка. Мне важна увлеченность процессом, погружение в «сейчас». Рисование это живой процесс, импровизация, радость. Слишком много негатива вокруг, переиначивания смыслов, особенно в информационном пространстве, чтобы это повторять, осмысливать и переосмысливать в своих рисунках. Пожалуй, я даже сознательно противопоставляю свое творчество тому, что есть в жизни. В жизни — негатив, а в рисунках, которые я рисую — только позитив.

Впрочем, уверен, что искусство должно быть разным. Кто-то должен нарисовать «Гернику», написать роман «Замок», снять фильм «Груз 200»…

Кто-то, но не я! Я буду рисовать свои сказки, воплощать в образах свои выдумки, даже если всё вокруг будет рушиться.

—  Из ответа следует, что никакой сознательной дидактики в свои рисунки Вы не вкладываете. А сами занимаетесь педагогической деятельностью?

— Я вел студию рисования, которая в настоящий момент “ушла на каникулы с неопределенным сроком”.

Студия действовала около 8 лет. Принцип был простой: приглашалась модель, которая позировала обнаженной, а мы, художники, скидывались небольшими суммами чтобы оплатить работу модели. Никто никого не обучал, но складывалась атмосфера интереса к творчеству друг друга, что на самом деле имело педагогическую функцию, влияло на рисование тех, кто приходил. Студия располагалась в моей мастерской, а поскольку сейчас я без мастерской, то и студии нет. Если жизнь так сложится, что у меня вновь появится мастерская, то я обязательно возобновлю наши студийные встречи.

— Непосредственность чувств и эмоций, детскость в самом лучшем смысле в Ваших рисунках — это однажды удачно найденный и теперь постоянно при­меняемый способ воплощения художественных идей или такова у Вас картина мира в принципе, таков взгляд на мир вообще?

— Я часто слышу, что так может нарисовать ребенок, но ведь дети рисуют настолько гениально, что мне это уже недоступно.

Наверное, мое рисование ближе не к детским рисункам, а к китайскому письму, к каллиграфии…

— Знаю, что не любите говорить о своём Лисе, поскольку, как только о нем заходит речь, он сразу исчезает. Но всё-таки он — главный, пожалуй, Ваш персонаж, потому рискну спросить: образ Лиса хоть немного автобиографичен? Или в нем средоточие лучших черт, которые хотели бы видеть в себе либо в окружающих?

— Про Лиса сочиняется очень большая, длиной в жизнь, история. Это основная моя тема. Лис летает и слышит мысли людей, и когда он слышит мысли, людям становится легче.

Лиса видят лишь те люди, что не сосредоточены на себе, умеют созерцать, быть в «сейчас». Такие люди то и дело видят  Лиса и машут ему рукой, крича радостно: «Привет!»

Да, наверное, можно сказать, что я бы хотел бы быть таким Лисом, если бы смог. Ну ладно, хоть порисую его…

— Лис — не единственный герой Ваших творений. Есть какие-то предпочтения в выборе объекта изображения? Можете, предположим, сказать: то-то я НИКОГДА не стану писать? Ну или иначе: что Вас способно вдохновить, а что никогда?

— Думаю, основное разделение моего рисования — это работа с натуры и работа без натуры. То и другое — важно. Без натурного рисования работы выхолащиваются. А если заниматься только натурой, то мне будет не хватать воплощения подсознания, снов, мечтаний.

Всегда возникают какие-то увлечения. Одни — на короткое время, другие — на десятки лет, а то и на всю жизнь.

Если рисуешь, в процессе, когда увлечен, то потом, уже выйдя из всех обстоятельств, рождающих серию, забываешь про первоначальные смыслы и видишь в рисунках нечто, совсем другое.

Сейчас я пришел к мысли, что надо сделать только одну большую серию, и это будет история про Лиса. В современном мире, где так много информации, художника невозможно запомнить, если он подражает и цитирует, либо делает и то и это, и пятое и десятое…

Поэтому сейчас я себя сознательно ограничиваю только одной серией, идеей: «Художник, который рисует Лиса».

Жанна Щукина