Меня всегда интересовало, каким образом у человека, до поры до времени, никоим образом не выдававшим свое истинное корневое я, вдруг проявляется творческая личность? Особенно, если вот эта внутридушевная затаенность поддерживается внешним жестким диктатом «пацанской» жизни.

Виталию, авторитетные товарищи, не члены различных выставкомов, комиссий и союзов, а люди вполне «конкретные», живущие по понятиям улично-уголовной жизни неоднократно указывали (давали «путевку в жизнь») на предначертанность ему судьбы художника… Эта очевидность проявилась не в младенчестве или подростковом возрасте, когда редкая мама не вправляет мозги гиперактивному чаду с помощью приобщения к искусству, а уже в пубертатном взрывном состоянии – параллельно с желанием утвердиться в глазах товарищей и подруг, вдруг пробились ростки будущего Большого художника. Вернее, поначалу просто художника – человека, который испытывает необходимость в отражении своего внутреннего и внешнего миров через рисование. И, все же, сразу и Большого – ибо амбиции, внутреннее самоощущение себя и волком-одиночкой, и вожаком стаи, не могли не перерасти в такой же мощи желание быть мастером и признанным художником.

Символично, что первые рисунки Виталий Копачев создавал в средней школе на уроках литературы, рисуя и перерисовывая иллюстрации к русской классике. Практически, он начал с того, что является бичом любого искусства – с «литературщины»!  Это, конечно, не означало, что юный художник был в то время лишен образного мышления, просто сама тема его тогдашнего «творчества» была притянута к описательности и иллюстративности… И хотя мы должны быть благодарны тому, что принудительная образовательная система требовала от мальчика обращения к азам искусства, однако и вздохнуть с облегчением мы тоже имеем право! Виталий не поддался искусу навсегда стать прямолинейным, зашоренным художником – и помогла ему выиграть в этом противостоянии как раз она – внутренняя свобода и «пацанская» крепость духа.

Интересно, как постепенно, но неумолимо, Виталием овладевала страсть к искусству! И, как это всегда бывает, в жизни нашего героя появились люди, которые сыграли роль «калик», точно, как в истории с Ильей Муромцем – того напоили волшебной водицей, давшей калеке, немощному Илюше богатырскую силу, а Виталию некий «Лектор» и Виктор Кочанов «открыли» глаза на европейское искусство конца 19 – начала 20 веков, тем самым приобщив его к славному отряду авангардистов.

Лекции этого «Лектора», увлеченно и красноречиво, а, главное, убедительно, просто–таки являя своим слушателям настоящее театральное действо, доносили дух времени, чувство причастности, вовлеченности и даже сотворчества с мастерами-революционерами, создающими новое искусство!

Появилась постоянная жажда узнавания нового, пропускания его через себя и претворения этих знаний в другую личность. Эта жажда требовала всего разнообразия источников. Новых и новых священных «амброзий» от искусства, превращавших Виталия, с одной стороны в небожителя, а с другой в «белую ворону» в среде повседневной жизни.

Представляете – искусство Матисса, Сезанна, Гогена, революционные идеи начала 20 века, которые и тогда, и поныне с легкостью «взрывают» мозг неофита, навалились на молодого человека, большая часть жизни которого проходила по законам улицы, да что там – по бандитским законам. Сила и крепость этого искусства, настоянная за 20 век до градусности чистого спирта, вынесла Виталия в мир творчества, превратив его на некоторое время в этакого «Доктора Джекила и мистера Хайда». Если в одном состоянии он должен был соответствовать строгой системе отношений «по понятиям» с ее кастовостью и немедленным насилием, с кодексом чести и правилом «иду на вы!..», то в другом от него требовалась абсолютная свобода, без которой, собственно, нет никакого смысла становиться художником.

После иллюстраций к русской классике, Виталий начал перерисовывать цветные вкладки из журнала «Огонек», который в то время, практически в одиночку, нес на себе бремя просвещения масс. Это были преимущественно картины мастеров эпохи Ренессанса, классицизма, реализма первой половины 19 века… Рисовать, вернее писать их приходилось «тремя» красками, причем были они разного происхождения – и масляные, и для полов и стен – все шло в работу!

Практически, такой аскетизм был очень кстати, так как давал возможность овладеть основой любого искусства – точным выразительным рисунком, и, приучая к цветовому лаконизму, в тоже время, подогревал желание погрузиться в живописное буйство импрессионистов и постимпрессионистов.

А Судьба внимательно отслеживала путь нашего героя, порционно выдавая ему все новые и новые соблазны, новые и новые возможности, четко следуя намеченному сценарию… И случилась Москва!

Виталий оказался в столице СССР не случайно – здесь жил его отец! Наступило время, когда второму родителю надо было внести посильную лепту в становление самоощущения сына-юнца художником! Для этого в Москве были два необходимых условия – музеи и салоны с красками…

Оказаться в Пушкинском музее было настоящим счастьем, взрывом и «выносом мозга»! Матисс, Дерен, Сезанн, Пикассо… Я вообще не понимаю, как мог в те времена на просторах советской глубинки появиться художник, хоть примерно соответствующий общемировым тенденциям, ведь вся необходимая информация, весь «кровоток» искусства проходил не то, что в столицах союзных республик, а и просто за пределами закрытой «железным занавесом» страны. Даже столичные художники могли узнавать о современных течениях в искусстве только из, случайно завезенных редкими «послами» русской культуры и науки, альбомов. Про Интернет что-то общо в начале 20 века говорил Тесла, а самого еще не было даже в проектах «небожителей» из Силиконовой долины. Так что развитие искусства полностью зависело от руководящей линии партии, кухонных протестных посиделок, собственной, неразбавленной культурой, потенцией и ее величества удачи!..

Почти всего этого Виталий был лишен по определению! Откуда в Северодонецке могло быть приличное сообщество художников? Культурный процесс в области искусства здесь отсутствовал полностью, так что идеологический отдел местного партийного комитета мог не выходить из своей «спячки»! Потенция же, без знаний, скорее всего, привела бы к очередному «изобретению велосипеда», только теперь уже в области искусства.

Так что оказаться на Волхонке, пройтись по залам французского искусства, почувствовать свежий ветер революции, обнаружить, что еще в конце 19 века начался слом классического фигуративного искусства, что цвет может иметь свою собственную ценность, что форма может быть не привязана к действительности – это был бесценный дар Богов!

А позже, когда состоялась встреча с «Лектором», и Виталий услышал вербальное подтверждение своим столичным музейным впечатлениям, он был счастлив – все то, о чем говорилось на этих лекциях в прямом смысле слова еще недавно стояло у него перед глазами.

И это тоже был важнейший урок – современное искусство, обращенное больше к форме, к самому себе, нуждалось, становилось понятней в симбиозе с пояснительным текстом! А, следовательно, из некоего описательного состояния, наполненного, в лучшем случае, эмоциональным посылом, философским ребусом, магнетизмом самоузнавания, искусство перешло к более концептуальному, интеллектуальному содержанию, стало вещью в себе.

Как же важно то, что все эти открытия произошли в старшем отроческом возрасте, когда сознание впитывает внешнюю информацию и коррелирует ее с внутренней структурой личности.  Нет еще загаженности насилием художественной школы, нет предопределенности пути, навязанного идеологией…

Я вот думаю, а что было бы, если бы Виталий не вернулся в Северодонецк к матери, которая просто-таки вытребовала его обратно? Ведь в этом тоже проглядывает «план», которому строго придерживается Судьба.

Москва с ее «Розовым концептуализмом», «левым МОСХом», с «Малыми Грузинами», квартартом середины 80-х, могла поглотить и растворить молодое дарование, задать ему жесткие рамки, отнять свободу. А это было бы смерти подобно, так как состояние свободности – основа личности Виталия Копачева.

Свобода, ответственность за себя и других, крайняя степень порядочности и честности! Вот на чем зиждется феномен Капы!

Поэтому, мне думается, мы должны быть благодарны столь нетипичному поведению матери Виталия, внезапно возвращающей сына из Первопрестольной в Северодонецк.

Здесь завершилось формирование личности Виталия, здесь он принял окончательное решение быть художником. Решение, которое не было поддержано родителями, а только уличными «реальными» пацанами.

И еще один немаловажный нюанс, в будущем превратившийся в анекдот! После возвращения на родину Виталий стал заказывать отцу краски из Московских салонов, его палитра обогатилась, а, главное, он стал пробовать себя в разных техниках. Открыл для себя акварель – это богиню любой живописности. Начал работать с натуры – пейзажи окрестностей – степь, курганы, искусственные горы угля, закаты и рассветы… Краски накладывались плотно, «неправильно», основные качества акварели – прозрачность, многослойность, вибрация тончайших цветовых отношений, были бессознательно и по «неумению», отброшены… На бумаге царили большие цветовые отношения, которые были монументальны и по сути абстрактны…

Что же дальше?

Вдруг, взяв у матери 20 рублей, Виталий срывается в Харьков… Практически, как сестры рвались в Москву, чтобы устроить свои жизни соответственно своим желаниям, так и молодой парень, почувствовавший вкус «большого» города (недолгая жизнь в Москве), полностью развернувши свою жизнь навстречу с «большим» же искусством, покинул «берег родной» и отправился завоевывать мир…

Это у меня получается все так выспренно, а на деле, конечно, все было гораздо обыденней – пора было решать, кем быть в жизни – или остаться в шахтерском городе и стать «полезным» членом общества, или позволить своему «эго» взять верх и окунуться в неизвестность художественной судьбы! Опять пафос…

В Харьковском училище, приемная комиссия была поражена донельзя – редко можно было встретить такую наивность и одновременно некую харизматичность – при полном отсутствии школы, юный долговязый неофит явил некую повышенную, зашкаливающую-таки энергетичность, что отнестись к нему несерьезно было просто невозможно!

Конечно, в приемной комиссии всегда наготове были фразочки типа – «молодой человек, очень, очень даже неплохо, но, ведь вы понимаете, что школы у вас никакой – так что поработайте годик, возьмите уроки классического рисунка, а через год обязательно приходите – мы вас будем с нетерпением ждать!» Но здесь был явно не тот случай, энергия, рвущаяся из Виталия, не давала возможности обойтись дежурными советами. И ему предложили совершенно неожиданный ход – оказалось, что в родном Донецке открылась всего год назад художественное училище! Оно было настолько новым, что его не успели внести ни в какие справочники. Оно было настолько неизбалованное признанием, что могло позволить себе обнаруживать в абитуриентах «искру божию» и давать им шанс!

Что и произошло с Виталием! Правда для этого ему пришлось уже после того, как его завернули с копиями «огоньковских» шедевров и скоропалительных штудий, вытащить свои авторские акварели… И чудо произошло! Чудо сотворил Виктор Кочанов – будущий преподаватель живописи и друг Виталия.

Вот эта осиянность судьбой свойственна любому человеку, но умение подхватывать посланный мяч и, что немаловажно, точно понимать ради чего эта игра ведется – это признак кармической чуткости.

Тут, я чувствую, пора написать о втором важнейшем качестве личности Виталия Копачева – он умеет дружить! По-настоящему! Это когда правда говорится в глаза, а плечо подставлено всегда; когда нет сюсюканья и суесловия, а присутствуют честность и надежность.

Почему это важно? Ведь речь идет о художнике! Говорить надо о его пути, о его творческих достижениях и достоинстве! И вдруг – чисто человеческие качества, которые мы вспоминаем обычно только в моменты испытаний водой, огнем или медными трубами. Художник всегда состоит из двух (по большому счету) компонентов – некоей природно-божественной предопределенности и избранности и, во вторую очередь, из своей человеческой структуры. Синтез этих глобальных составляющих может быть самым неожиданным и абсолютно непредсказуемым – здесь не может быть повторяемости эксперимента, но, как же интересно проникать в суть – человек, например, обуздавший свои прихоти, может быть в искусстве, как олицетворением анархии, так и жестко-структурированным адептом порядка…

Так вот, о дружбе! Быть цельным и одиноким внутри, а в мир выдавать позитив, сплачивать людей на уровне личностной приязни и ответственности – это важно! Потому как искусство жизни не состоит лишь только из созидательного подвига в мастерской-келье-башне-на столпе, или из умствования и назидательного мессиджа в сторону окружающих… Для того, чтобы соответствовать планам Судьбы нужна Фортуна, а она любит людей, тонко чувствующих пульсацию жизни.

Так вот, Виталий получил карт-бланш и погрузился в учебный процесс с головой, одновременно превращая этот процесс в феерию дружбы и приятельства.

Я снова хочу вернуть вас к важности личностного багажа, с которым юные неофиты наук и искусств входят в процесс изучения и постижения своего ремесла. Если в ряды студиозусов попадает человек склонный к бездумному послушанию, его путь ограничен внешним перениманием чужого опыта, превращением в приверженца пустого, ничем не наполненного ремесленничества!

Не то дело с независимыми, свободными людьми, в которых зажегся творческий огонь… Подчас появляется ощущение, что рутина учебного процесса способна даже их утащить в бесконечную череду академических штудий. Однако это не так – скорее закостеневшие педагоги, ощутив на себе безжалостное давление чужого гения, расправят свои учительские крыла и вернуться в состояние мудрых Гуру.

Виталию снова повезло —  новое училище, не успевшие впасть в «вечную» спячку педагоги, а, главное, «провидец» Виктор Кочанов – не просто учитель по призванию, но, что немаловажно и сам Художник! Это очень важно – встретить «провокатора», человека-катализатора, самим своим присутствием, а, тем паче, своим неравнодушным участием, вытаскивающим из ученика его лучшие качества творца.

Училищная пора — это всегда пора романтики! Все чувства крайне обостренны, желание узнавать и уметь сделать не уступают желанию заявить о себе… И труд! Это очередное важнейшее качество присущее натуре Виталия – он «запойный трудоголик» и, к тому же, ярко выраженный перфекционист. Быть лучшим – это не просто снобистское заявление о своей особости, это, в первую очередь, ответственность вожака. А быть заводилой, организатором с повышенной ответственностью для Виталия было органично еще с ранним «уличным» детством. Это качество проявлялось и в организации студенческих праздников, и в помощи коллегам и «преподам» на творческих выездах-практиках, и в дальнейшем при отнюдь не рутинном директорстве в культовой галерее «А 3».

Дружба студенческая подкреплялась дружбой с еще одной судьбоносной в жизни Виталия человеком – его любимым преподавателем монументального искусства и руководителем дипломного проекта Вакарчуком Михаилом Александровичем – блестящим рисовальщиком и живописцем, наставником от Бога и настоящим Патроном для своих подопечных. Пройдя с ним и другом-студиозусом Витей Агафоновым через горнило практике в Северной Пальмире, Виталий в том же составе исполнил и дипломный проект – расписав училищный холл, изобразив на стене всех своих друзей! Заметьте, насколько последовательно реализуется в жизни нашего героя идея дружбы с большой буквы!

Описывать быт училищно-институтской жизни я не буду – «здесь Вам не тут…»! Но не могу, однако же, не высказать свои соображения по поводу выбора Виталием ВУЗа. Приехать в Москву и обойти стороной «Суриковский» и «Строгановку» — это говорит о зрелом подходе к своей художнической карьере. Ведь стать в ряды типичных московских художников с их «Левым МОСХом», «Розовым концептуализмом», андеграундским «Кварт-артом» или, боже мой, слиться и с вовсе одряхлевшими «Малыми грузинами». К этому времени понимание художественного своего вкуса и предназначения у Виталия было сформировано достаточно цельно – так что речь шла только о шлифовке – жизненные коллизии или склоняли к каллиграфическим изыскам, или к катастрофическому экспрессионизму…

Честно говоря, в СССР и в России выбор в пользу абстракционизма практически самый естественный. Это, наверно, должно настораживать – ведь традиции реализма, иконной доски, символизма – некоей отрешенности от действительности, модернистской веры в сказку, являются исконной сутью отношения русского человека к миру. Но все это является повторением, следованием шаблону, перепеву «старых картин о главном»… Что бы стать художником узнаваемым и значимым надо было быть поцелованным «Богом» в макушку – таких единицы, я в 19 веке вижу таких (по-гамбургскому счету) всего двоих – Врубеля и Николая Ге в его библейской серии… Здесь удивительным образом синтезировались такие качества, как нестандартный взгляд на порядок вещей и абсолютная внутренняя свобода, естественным образом выплескивающаяся на холст.

Это не клишированное отношение к миру можно запараллелить с даоским мировоззрением, для которого нет жестких структур свойственных конфуцианству, но есть принципиальное следование пути (ДЭ). И этот путь подобен водному потоку, который являет собой мощь свободной стихии, но заключенной в точные границы русла.

Иначе мы становимся свидетелями появления очередного интерпретатора набивших оскомину истину или банальностей… И тут спасает или виртуозное владение ремеслом, или умение компилировать настолько тонко, что первоисточник прочитывается только «профессиональным» зрителем.

Художники, остро ощущающие этот хорошо закамуфлированный капкан, принципиально обречены на страдание, на творческие муки и сильнейшие приступы неудовлетворенности – ведь, каким бы изобретательным, новым, революционным не был художественный язык, но в рамках фигуративного, сюжетного искусства, они обречены быть вторичными.

Спасением для многих стал экспрессионизм с его экстатичностью, вздыбленностью эмоций, подчас и просто психической неуравновешанностью – но именно он позволил, а вернее внушил художникам иллюзию, что ими найдено средство от лапидарной узнаваемости, когда знакомство с произведением искусства начинает напоминать принятый в полиции способ описания внешности преступника – о!.. нос именно такой…

Быть в когорте вечных борцов с клишированным выбором тем для картин, пытаться за «новой» формой спрятать обыденность своего искусства Виталию было невозможно! Против этого бастовало все!

Я подозреваю, что, если бы 20 век и русское искусство начала этого века не пришло к абстрактному искусству, то Виталий Копачев выбрал бы иную профессию. Потому что именно в беспредметности, в чистой форме, в видении изображения, как потока энергии и чистой экзистенциальности, художник обнаружил стопроцентное соответствие своему темпераменту и мировоззрению.

Итак, Виталий Копачев это –

1. Жесткая структура по отношению к бытийности;

2. Догматическое отношение к морально-нравственным аспектам этой бытийности;

3. Абсолютная внутренняя свобода проявления в творчестве;

4. Внутренняя свобода, как основной личностный императив;

5. Необходимость в социальной успешности;

6. Приверженность Дружбе, как основе бытия;

7. Лидер;

8. Психолог, тонко чувствующий людей;

Мне очевидно, что мы имеем дело с личностью подобной Учителю Куну – традиции, правила и ответственность в социуме и свобода, творчество и импровизация в искусстве!

И это свойственно Виталию – он консерватор, жесткий последователь нравственных доктрин – недаром в нем с детства естественным образом выработалось «понятийное» отношение к жизни! И он же ярко выраженный неформал в искусстве.

Так что приход его в Московский Технологический институт на отделение художественного текстиля совершенно естественен! Именно здесь можно было получить все, что необходимо художнику, осознанно идущего к абстрактному искусству – цветоведение, композиция, понимание цветового и тонального ритма, декоративности, орнаменталистики и другие азы в решении беспредметного пространства.

После окончания ВУЗа, а время обучения в нем, привычно для советского времени, сопряглось со службой в армии. Опять же писать об этом не буду уже по просьбе Виталия – мол, это не имеет отношения к его карьере художника. Я, вот, с этим не согласен – мне очевидно огромное влияние этого периода жизни «Капы», но вето есть вето! Скажу только одно – служение Родине в вооруженных силах было одной из «тяжелейших гирь» на весах выбора языка художника – отрицание «совкового» реализма в пользу чистоты художественного эксперимента!

Нормально было бы, окончив официальный учебный процесс, окунуться в богемную жизнь и полностью отдаться служению своей музе… Однако снова произошло вмешательство Судьбы!

Настало время подчеркнуть, что биография Виталия Копачева невозможна в своем понимании без постоянной оглядки на патронаж Ангела-хранителя. Или руки Судьбы, как принято говорить в народе.

Действительно, жизненный процесс Виталия настолько четко поделен на периоды, целиком посвященные исполнению совершенно определенной задачи, что, если будет об этом художнике сниматься документальная лента, сценаристу и режиссеру не придется нисколько напрягаться о последовательности эпизодов.

Детство до соприкосновения с опытом рисования – уличное воспитание, закалка характера;

1. Отрочество – увлечение срисовыванием классических образцов;

2. Юность – знакомство с оригиналами картин импрессионистов и постимпрессионистов в музее, вовлечение в мир профессионального рисования на лекциях Лектора.

3. Обучение в училище и в институте – последовательное возмужание, как художника и приход к осознанному выбору абстрактного искусства, как своей стези;

4. Армия – как финальная точка в отрицании реального мира, как источника для вдохновения;

5. Директорство в галерее «А 3» — служение сообществу художников в качестве проводника Свободы и Ответственности;

6. Свободный полет Свободного художника.

Так вот в 19890-90 годах Виталий Копачев был призван на службу государеву в качестве директора муниципальной галереи. И, в отличие от других подобных «центров культуры», превратил выставочный зал на Старом Арбате в культовое место, в котором последовательно реализовал свои принципы в отношении процесса творения искусства и культуры – свобода творчества, ответственность художника за свое творение и галереи за ее показ, доступность искусства, как творцам, так и зрителям (отсутствие финансовой кабалы)…

Подвиг этот еще не до конца осознан и оценен обществом, а властью не просто проигнорирован, но и всячески и старательно замазан – ведь основные жизненные принципы Виталия Копачева нынешним правителям противны и противопоказаны!

И что же теперь? Я искренне рад, что художник наконец-то подошел к тому периоду в своей жизни, когда он остался наедине со своим творчеством! Банальная цитата не стала ложной – «Служение муз не терпит суеты…» Нас ожидает взрывной всплеск активности в повседневном художническом промысле и, я уверен, в карьере уже не чиновника, а ХУДОЖНИКА! Последние работы Виталия это подтверждают!

Теперь, напоследок, мне хочется сказать о моем понимании развития художественного метода Виталия Копачева.

Сразу скажу, что именно в последние годы для меня художник превратился из развивающегося, ищущего свой собственный язык последователя великих абстракционистов Востока и Запада, в Мастера, который достиг абсолютного синтеза во всех формальных находках и, главное, в понимании самого себя и своего искусства. И хотя Виталий все время утверждает, что для него создание картин подобно «Сизифову труду», я отнесу это к следствию высочайшей требовательности к себе, и, со своей стороны, проведу параллель с огнедышащей, бурной жизни магмы, опоясывающей ядро Земли и рождающую горы, хребты и целые материки!

Так вот, от первоначальной очень конкретной, структурной живописи, изобилующей знаками и некоей орнаментальной повторяемостью, а также ярким чистым предельно декоративным цветом, Виталий последовательно шел к Энергетической живописи, в которой цвет из знака превратился в состояние, узнаваемые элементы растворились, оставив разве что след, подобный проблеску энергии Мю-мезона… Теперь, замирая перед его картинами, я присутствую при акте Творения Вселенной! Вселенной, в котором есть место всем страстям человеческим, всей нашей дурнопахнущей истории, всем нашим подвигам и свершениям.

Я мысленно очищаю картины Виталия от черного цвета, от этой пульсации черточек и пятен и передо мной возникает Рай, каким его задумал Бог, и начинаю понимать важность этого хаотичного пунктира – Ведь сам этот мир создан для нас!

Яворский Войцех Томашевич

Варшава 2017