Понедельник, 07.10.2024
Журнал Клаузура

Александр Балтин. «ОТЕЦ И МАМА». Рассказ

Мама была калужанкой, приехала в Москву в середине пятидесятых – поступать в институт.

Она жила у старой певицы, дальней своей родственницы, некогда блиставшей на сцене Большого: лучшая Аида тридцатых годов, и не было меломана не знавшего её.

Но – потеряла певческий голос, самое страшное, что может случиться с певицей; и всё же ходила к ней весёлая стайка молодёжи, ибо многое могла объяснить, многому научить.

Мама поступила в Пищевой институт, и певица сделала ей прописку.

Отец – коренной москвич, живший в крепком, хотя всего четырёхэтажном доме в Хохловском переулке – был одним из тех, кто ходил к певице.

О, эти вечера у неё!

Никакого, разумеется, алкоголя, только крепкозаваренный чай и сдобные булочки, иногда сладости.

Все молоды, талантливы, все поют, у отца – профессиональный баритон, мог бы делать оперную карьеру, да посчитал занятье это несерьёзным для мужчины, и стал физиком.

Но – страсть к пению оставалось, от Дома учителя он ездил на гастроли в летние месяцы, и хорошо знал обширную мощь Советского Союза.

У певицы и познакомились мама и отец.

Я помню эту квартиру, ибо прожил в ней десять первых лет жизни, а певицу не мог знать: она умерла в году, в котором я родился, — хотя скорее так: я родился в году, в каком она умерла —  и мама назвала меня в честь неё, ибо имя Александр, как вам известно, двустороннее.

Квартира – в огромном старинном доме, коммуналка с высоченными потолками; и никогда не было склок с соседями, но мир царил, вежливость, помощь.

Клочки первых моих воспоминаний связаны с играми: вот проношусь, как под аркой, между ног отца, он смеётся, ловит меня, я уворачиваюсь, прячусь под столом, опять выскакиваю. Мама вносит обед с общей кухни… Рассаживаемся за массивным столом, и скатерть пестра, и мне снова хочется нырнуть, спрятаться в полутьме, отмеченной краями скатерти.

Мы много гуляли с отцом – до ВДНХ было недолго ехать, а станция Новослободская поражала взлётом пёстрых, роскошных витражей; мы гуляли по ВДНХ каждые выходные, и всегда только с отцом; мы ходили в Екатерининский парк, называемый тогда иначе, а как? не вспомню уже… Когда я стал постарше, мы путешествовали по Москве, растворялись в её бесчисленных переулках, и отец рассказывал мне об истории той, или иной улицы, того, или иного дома…

А мама ждала нас с обедом.

Она чудесно готовила – и готовит сейчас, несмотря на возраст, и субботние и воскресные семейные трапезы были надёжно окрашены цветами счастья…

Во что мы играем с мамой? Это очень раннее воспоминание, и солдатик в моей руке символизирует нечто, чего не поймать уже, не пощупать.

Мне дарили много игрушек: солдатики, машинки, паровозики; они выстраивались рядами, создавая причудливый и многообразный мир детства.

Лет с шести – моих, разумеется – мы ездили на море: каждое лето, в Анапу, к одним и тем же частникам, у которых снимали комнату.

Ездили и ещё, но это в другом возрасте, с отцом – в Эстонию, и таллиннские мистические переулки заворожили меня на всю жизнь, как и дома, и парящие над городом соборы, и цеховые символы, и Старый Томас; и с отцом же – в Ленинград, а с мамой – в Болгарию, где было много солнца, и такою обилие впечатлений, что их не унесёшь ни в каком чемодане.

Мы ходили побукинистическим с папой, собирали монеты и марки; это уже после переезда, когда старый дом остался позади, и мы перебрались в отдельную квартиру – как раз в районе ВДНХ…

— Мам, а где на старой квартире стоял книжный шкаф? Буфет помню – в первой комнате, а шкаф?

— Во второй сынок, у дальней стены.

Припоминается: вторая комната, родительские кровати, моя у одной стены, у другой – платяной шкаф и с ним рядом – старинный, книжный. И шкаф этот, и буфет – все в завитках резьбы – перебрались с нами на новую квартиру.

…настройщик приходил лечить пианино: колоритный, эффектный старик, и вот — говорят они с отцом о музыке: конкретика стёрлась, но помнится их высокий азарт, великолепная страсть, возвышенность речи.

… гомеопат приглашали ко мне, ибо были проблемы с горлом, и я испугался в первый раз, убежал, прятался в ванной, но – именно он посоветовал поездки к морю, и подобрал нужные препараты: сладкие крохотные шарики прятались в маленьких коробочках, как сокровища, и принимать их, медленно рассасывая, было приятно.

Мама и отец.

Определившие жизнь, подарившие её.

Отец умер рано, очень рано для разносторонне одарённого, блестящего мужчины.

Он умер в 52 года, и я, ныне почти достигший оного рубежа, говорю с ним всю жизнь, рассказывая о новостях, о событиях своей, не особо удавшейся, но всё же имеющей какой-то смысл, отмеченной определёнными свершениями – жизни.

Мы ездили в колумбарий с мамой к отцу, в старый крематорий на Шаболовке, входили в пространный, прохладный коридор, со стен которого глядели бесчисленные фото.

Лестница была тяжела, её надо приставить к стене, и подниматься, минуя лица, чтобы положить крохотный букетик на каменную полочку у отцовской плиты.

— Вот, отец, — говорила мама. – Сын – член Союза писателей, и…

— Да не надо, мам, — обрывал я. – Не надо.

Я рано увлёкся литературой, и писать было столь же естественно, как ходить, и книжная реальность надолго заслонила реальность обыкновенную.

Рано стал писать, рано.

Слышал однажды, как отец говорил маме:

— Сын понимает то, что мне уже не понять. Его разговоры про стилистику! он чувствует книги сердцем, иначе не могу истолковать.

И я нечто объяснял отцу, горячась, говорил, как трактую то, или иное место из очередной книги, важно комментировал собственный комментарий.

Однажды, много лет спустя после его смерти, его коллега и друг, — ещё в Союзе, помимо физики занявшийся парапсихологией, — сказал мне:

— Я чувствую, отец доволен тобой.

Я хмыкнул – кто ж поверит парапсихологу?

И всё же – а вдруг?

— Мам, а вдруг и правда, отец доволен мною?

— Конечно, сынок. В это стоит верить.

Маме много лет, но она бодра и деятельна, и еда, которую она готовит, по-прежнему великолепна.

 …мы идём по заснеженной Москве: мама, папа и маленький мальчик…

Мощное ядро солнца испускает холодное золото лучей, и лепная небесная синь сияет бездонно.

Город великолепно опушён, зачехлён чудесно – сколько снежной сметаны пролито! сколько накрошено рассыпчатого творога!

Розоватые звоны точно слышны в крепком, прокалённым морозцем воздухе, и я начинаю скатывать снежки, кидать их в папу, он смеётся, тоже подхватывает горсти снега, лепит шарики, кидает в меня.

Мама улыбается.

И верится, что никогда не кончится всё это – светлое, хорошее, столь необходимое в жизни.

Верится, что смерти нет.

Александр Балтин


1 комментарий

  1. Татьяна

    Спасибо. Прочитала на одном дыхании, легко, светло и очень теплые ощущения. Такое впечатление, что я была рядом в Вашем детстве. Я тоже была заласканным любимым ребенком в семье и в детстве очень любила проводить время в темноте под покровом скатерти большого обеденного стола, играла там. Особенно, когда оставалась дома одна. За кулисами скатерти был свой мир, уютный ….

НАПИСАТЬ КОММЕНТАРИЙ

Ваш email адрес не публикуется. Обязательные поля помечены *

Копирайт

© 2011 - 2016 Журнал Клаузура | 18+
Любое копирование материалов только с письменного разрешения редакции

Регистрация

Зарегистрирован в Федеральной службе по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор).
Электронное периодическое издание "Клаузура". Регистрационный номер Эл ФС 77 — 46276 от 24.08.2011
Печатное издание журнал "Клаузура"
Регистрационный номер ПИ № ФС 77 — 46506 от 09.09.2011

Связь

Главный редактор - Дмитрий Плынов
e-mail: text@klauzura.ru
тел. (495) 726-25-04

Статистика

Яндекс.Метрика