Как редко приходиться разведчику быть самим собой. Не только редко, но это ещё и трудно, поскольку со временем поневоле вживаешься в очередной образ – и попробуй-ка, выйди из него в момент. Кем я только не был за эти годы! Угрюмым и нелюдимым художником, бесшабашным моряком, жалким забитым клерком, развращённым прожигателем жизни, разбитным журналистом, деловым служащим… Даже пациентом психбольницы пришлось побывать. И каждый образ, если ты пребываешь в нём достаточно долго, незаметно оставляет в душе свой особый след.

Сейчас я «просто турист» и потому вполне могу оказаться в любом уголке города. Я могу бродить по нему целый день по разработанному маршруту, не вызывая подозрений. По крайней мере, так задумано.

Я неспешно иду по берегу канала Грибоедова возле Казанского собора. Золотокрылые грифоны так же, как и много лет назад, продолжают держать зубами мост. Я останавливаюсь возле них и фотографирую. Одновременно оглядываю улочку и оцениваю обстановку. Всё спокойно. Простецки улыбаясь, бреду вдоль канала. Перейдя шумный Невский, вскоре оказываюсь на площади перед храмом Спаса на крови.

Здесь малолюдно. Редкие прохожие спешат по своим делам. Женщина, покачивая детскую коляску, увлечённо разговаривает по телефону. Молодой коротко стриженый мужчина сосредоточенно рассматривает крышу храма. Чем-то он мне не нравится. То ли зелёным цветом своего пиджака, то ли слишком явным увлечением архитектурой. Посмотрев на часы, имитирую озабоченное лицо и удаляюсь.

Прохожу по Невскому проспекту. Покупаю мороженое и мельком бросаю взгляд направо. Человек в зелёном пиджаке идёт за мной. Ну кто, работая в «наружном наблюдении», облачается в приметную одежду? А может, я ошибаюсь, и это только совпадение. Ох, навряд ли… Задумчиво иду дальше и ем мороженое. Так как же отделаться от этого типа? Выбираю самый простой способ. Иду мимо «Гостиного двора» и с ходу ныряю в дверь перед группой людей. Теперь, если даже он открыто кинется за мной, в дверях возникнет давка, и я выиграю секунд двадцать. Быстрым шагом миную три отдела. Так, хорошо. Поднимаюсь по лестнице на второй этаж и коридором в конец здания. Останавливаюсь у колоннады. Закуриваю. Искать меня в людском море огромного универмага бесполезно. Когда мой преследователь поймёт это, он станет караулить меня на Невском. Это его единственный шанс обнаружить меня. Но я не дам ему такого шанса.

Ещё два часа неторопливо иду по определённому мне маршруту, исколесив целый ряд улиц, переулков и проходных дворов. И, конечно же, посещаю в различных домах подъезды. То впереди, то сзади себя вижу молодых коротко стриженых мужчин, которые неумело «пасут» меня, применяя до смешного неуклюжую маскировку. Иногда не только наличие ума, но и его отсутствие производит неизгладимое впечатление. Чтобы подзадорить опекающих, неожиданно исчезаю из их поля зрения и вновь появляюсь.

Немного притомившись, решил отдохнуть, присел на лавочку. Рядом со мной, на проезжей части, стояла иномарка, из которой звучал голос Мирей Матье. И это сразу напомнило мою первую командировку во Францию. Там я слышал эту песню уже, наверное, раз сто. Но есть мелодии, ценность которых не уменьшается от повторения.

Память пускается в воспоминания. И я снова, с таким же удовольствием, как в первый раз, слушаю голос величайшей певицы Франции. Я сижу в небольшом кафе на Монмартре уже часа два, выпив три рюмки коньяка и заказав четвёртую. Чтобы не привлекать излишнего внимания, писал в блокноте письмо к несуществующей возлюбленной. С лёгкой руки Эрнста Хемингуэя, писать в кафе стало модным. Надеюсь, что воспринимаем одним из множества молодых литераторов. Это меня вполне устраивает. Если Виктор уже в Париже, то найти меня он сможет только здесь. Нужно только запастись терпением и ждать. Чего-чего, а это я умею. Уже почти месяц я живу в Париже, и всё это время жду связного. Сегодня он должен придти! Называйте это интуицией или как вам угодно, но это чувство меня никогда ещё не подводило. Я не знаю, как это происходит. То ли это обобщение жизненного опыта и подспудный постоянный анализ возникающих жизненных ситуаций, то ли проявление не осознанных до конца экстрасенсорных способностей. Главное, что это чувство есть, и оно работает. Я убеждался в этом не один раз и постепенно привык доверять ему куда больше, чем строгой логике.

Вот и на сей раз я не ошибся. Пробежав взглядом вдоль лотков с антиквариатом, замечаю крепко сбитую фигуру Виктора. Зажав в углу рта неизменную трубку, он небрежно вышагивает по направлению к кафе. Ну, наконец-то. Всё-таки что ни говори, а ожидание — довольно противная штука. Я не видел Виктора уже три года. Хочется броситься к нему, обнять. Однако я лениво допиваю коньяк и, положив на столик заранее приготовленную банкноту, встаю.

Полдень. Самое пекло. Иду вслед за Виктором по направлению к Сене. Он останавливается у киоска на перекрёстке и покупает газету. Я прохожу мимо. Теперь уже он идёт за мной, на ходу бегло просматривая страницы. Дойдя до Латинского квартала, прохожу через проходной двор и поворачиваю в подъезд. Ещё минута — и я уже стою у окна в своей квартире. Вот внизу прошёл Виктор. Жду. Ну, кажется, всё в порядке: хвоста нет. Открываю Виктору дверь… Обнимаю его как самого близкого и родного человека…

Боже мой, как давно это было!

Впрочем, пора двигаться дальше. Встаю с лавочки и шагаю к цели. А вот впереди и тот самый двор, где мне предстоит закладка тайника со шпионским снаряжением.

Этот двор я выбрал не случайно, предварительно исследовав его до мелочей. В дневное время в нём обычно безлюдно. У подъездов пятиэтажного дома нет лавочек. В глубине двора виднеется массивная беседка, в которой по вечерам собирались старушки. До вечера, как правило, беседка пустует. Гаражей и густых зарослей кустарника, где можно было бы организовать скрытый пост наблюдения, тоже нет. Днём почти все автомашины, принадлежащие жильцам, уезжают. Пятиэтажка стоит параллельно улице, и просматривать с лестничной площадки территорию двора в полном объёме можно было, лишь распахнув окно и высунув голову наружу. Входы в подъезды доступны для всех желающих (здесь пока ещё не заменили старые деревянные двери на металлические с кодовыми замками). Между аркой, через которую я пройду, и ближайшим подъездом, расположенным слева, находится пожарная металлическая лестница тёмно-красного цвета, берущая начало на уровне моего плеча и ведущая на крышу. Одна сторона этой лестницы сделана из полуторадюймовой трубы, к которой при необходимости мог крепиться пожарный шланг с водой.

Итак, через сто метров я сверну в арку и, пройдя по ней девятнадцать шагов, окажусь в этом самом дворе. Там меня будут ждать, потому что им известен мой точный маршрут. Скорее всего, будет один «топтун». Если он сообразительный и трудолюбивый, то, безусловно, уже пробежался по лестничным площадкам всех подъездов и выяснил, каким образом лучше контролировать мои действия во дворе. Маячить в нём мужичок не будет, ибо его задача заключается не только в том, чтобы непрерывно наблюдать за мной, но и замаскироваться, так как на глазах у него на закладку тайника я, естественно, не пойду. А с учётом того, что он меня ни разу не видел, и у него в кармане лишь мои приметы и фотография, ему желательно увидеть и мой вход в арку. Тогда он будет стопроцентно уверен, что вести наблюдение нужно именно за мной. Да, как пить дать, этот дилетант будет ждать меня с противоположной стороны арки и, опознав «объекта» по фотографии и приметам, метнётся в ближайший подъезд, стремительно поднимется на лестничную площадку между первым и вторым этажом и оттуда через заранее открытое окно будет наблюдать за моими поступками.

Сворачиваю в арку. Точно: вот он, голубчик. Парень бросил на меня цепкий взгляд, судорожно отшвырнул окурок, шагнул в сторону ближайшего подъезда и скрылся из вида. У меня не более тридцати секунд: за это время молодой человек добежит до открытого окна на лестничной площадке и высунет оттуда голову. Я ускоряю шаг, правой рукой достаю из кармана контейнер (деревянную круглую чурку, покрашенную в тёмно-красный цвет), поворачиваю налево. При этом бегло окидываю взглядом двор: ни души. Вот она, пожарная лестница. На ходу вставляю контейнер в эту трубу и уже не спеша захожу в безлюдный замусоренный подъезд. Пусть курсант после моего ухода покопается в мусоре: вдруг у меня бросовый контейнер. Через несколько секунд выхожу из подъезда и направляюсь к проёму в стене, ведущему во двор соседней пятиэтажки. Спиной чувствую напряжённый заинтересованный взгляд. Миновав проём, прохожу половину соседнего дворика. Нащупав в кармане кусок мела, сворачиваю в арку, вдоль которой провожу мелом по стене жирную черту на уровне своей кисти.

Вот и всё: тайник заложен; метка о том, что закладка прошла успешно, поставлена. Теперь можно включить сотовый телефон.

Через полчаса позвонил Виктор:

— Саша, ты представляешь, мои пацаны опять не отфиксировали ни закладку, ни метку. Вот лапти! Я им зачёт не поставлю…

— Да бог с ними, с пацанами. Ты знаешь Витя, я сегодня вспомнил, как мы с тобой первый раз в Париже встретились…

— Воспоминание — дело хорошее. Но, Саша, придётся занятие повторить…

— Ну что я тебе мальчик, что ли: бегать по городу по полдня, высунув язык. Это ты продолжаешь служить, преподаёшь, а я, дружище мой, на пенсии…

— Александр Дмитрич, мой верный друг, мой друг бесценный, ну кто как не мы с тобой сможем научить их нашему делу. Надо же, как говорится, передавать эстафету молодому поколению.

— Надо умных ребят набирать, а не троечников. Разве в наше с тобой время таких в органы брали?

— Не говори… Ну, ничего. Время всё расставит на свои места…

— Если найдёт для этого время.

— А ты молодец! Не утратил чувства юмора. Саня, давай на днях ещё раз повторим. С меня ресторан.

— Да не нужен мне твой ресторан.

— Саша, ну ты же ас. Помнишь, как ты виртуозно водил за нос «наружку» в Лондоне!?

— Ладно, давай повторим, — завершаю разговор. Из объятий лести всегда трудно вырваться. Ну и опять же, друг — это второе «я». А как отказать самому себе?

«Эстафета, эстафета», — пробурчал я, почувствовав, как закололо сердце. Поправил очки, пригладил вихор на затылке и медленно пошёл дальше.

Когда старость зовёт нас к себе, мы делаем вид, что не слышим.

Валерий Румянцев