Лимонов ассоциируется с бунтом, войной, неистовством, но никак не со смертью, хотя, воевавший не раз, должен был знать о ней многое; а известие о его смерти вызывает сквозную реакцию: Не может быть!

Однако – рога факта упираются в сознание.

Сам он, напарываясь на рога: государства, обстоятельств, судьбы норовил бороться, но не уклоняться, обходные маневры почитая не достойными бойца.

Он не вписывался ни в великую советскую жизнь, ни в литературный тогдашний официоз: книги своих стихов издавал сам, и сам же распространял их, почитая себя достаточно известным поэтом, но предпочитая, кажется, общение со шпаной…

Рабочие окраины, пустыри, серовато-монотонный мир, пьянка: и зреющее в душе неистовство: жажда побега – желательно на край земли, или…

Стихи выкраивались из отказа от иллюзий и — конкретики, предложенной вокруг; стихи отсылали то к выкрутасам-экспериментам обериутов, то к словесным движения Хлебникова; и сквозь них всегда проступала проза.

Её Лимонов писал литыми фразами, собирая их сильно и стройно, и скандального в его книгах было столько же, сколько мастерского; однако, казалось, что сам он перерастает собственные романы, желая стать персонажем истории, куда более интересным, нежели писатель.

Западная жизнь не могла насытить – слишком гладко, слишком буржуазно, негде развернуться бунтарю, да и флаг никакой не поднимешь.

Вероятно, эмигрантские литературные круги представлялись Лимонову прокисшими, а возвращение на Родину…

Он ворвался в постсоветскую реальность мощно, бурно, страстно; он швырял в общество лимонки статей, и противостоял медленному превращению великой советской России в скучный филиал запада: без достоинств оного, с одними недостатками.

Война манила Лимонова: словно иначе он не мог проявиться, не мог закрепиться в истории; или – испытать своё мужество; или отточить его.

Казалось, он всю жизнь доказывал что-то: скорее себе, чем людям, скорее идеям, чем читателям, и вот…

Сможет ли доказать нечто смерти, известие о которой представляется чьей-то шуткой?

Но – в чёрном, опалённый порохом, оставивший свои книги где-то сзади он уходит по бесконечной лестнице, едва ли зная, что там.

И бороться больше не с кем.

Александр Балтин